Внеклассная деятельность: «Литературная гостиная». Поэтическая дружба М.Рильке, М.Цветаевой, Б.Пастернака

Разделы: Литература, Иностранные языки, Внеклассная работа

Класс: 9

Ключевые слова: поэзия, литературная гостиная, Марина Цветаева, Борис Пастернак, Райнер Мария Рильке


Сегодня мы хотели бы рассказать вам о дружбе, о дружбе поэтической, духовной, романтической. Дружбе 3 великих поэтов 20 века – Райнера Мария Рильке, Марины Цветаевой и Бориса Пастернака. Эта дружба отразилась в их творчестве, которое не знает границ и расстояний. Их отношения складывались через переписку, которую можно назвать «роман в письмах».

Райнер Мария Рильке – австрийский писатель, поэт, переводчик с итальянского, французского, английского, португальского, всерьез увлекается Россией и русской культурой. В 1899 года он впервые приезжает в Россию.

«…в сумерках возвышались очертания храма, в тумане по сторонам его стояли паломники, ожидающие, когда откроются двери. Это необычайное зрелище потрясло меня до глубины души. Впервые в жизни мной овладело невыразимое чувство, чувство родины...”

“Я люблю Вашу страну, люблю ее людей, ее страдания и ее величие, а любовь — это сила и союзница Божья”.

 «Моя страсть, моя родина, колыбель моей души!», — писала о Германии великая русская поэтесса, переводчик, критик Марина Цветаева.

Nur eine schmale
Wand ist zwischen uns,
durch Zufall; denn es könnte sein:
ein Rufen Deines oder meines Munds -
und sie bricht ein
ganz ohne Lärm und Laut.

Aus Deinen Bildern ist sie aufgebaut.
Und Deine Bilder stehn vor Dir wie Namen.
Und wenn einmal das Licht in mir entbrennt,
mit welchem meine Tiefe Dich erkennt,
vergeudet sich als Glanz auf ihren Rahmen.

Und meine Sinne, welche schnell erlahmen,
sind ohne Heimat und von Dir getrennt.

Эти стихи Райнера Мария Рильке поразили ее.

Случайно мы разделены стеной,
но тонкой, Боже. Слух что страх:
я позову, иль это голос Твой -
она во прах падет, хоть голос тих.

Стена во тьме - из образов Твоих.
Имен Твоих. Икон. И вот - лампада:
чуть вспыхнет свет, каким должны гореть
глубины духа, чтоб Тебя узреть, -
свет бьется тщетно в серебро оклада.

И чувствам, вне Тебя, погаснув, надо,
как на чужбине, тихо умереть.

Восхищенная, Цветаева написала письмо Рильке:

Райнер Мария Рильке!

Смею ли я так назвать Вас? Ведь вы – воплощенная поэзия, должны знать, что уже само Ваше имя – стихотворение. Райнер Мария – это звучит по-церковному – по-детски – по-рыцарски. Ваше имя не рифмуется с современностью, – оно – из прошлого или будущего – издалека. Ваше имя хотело, чтоб Вы его выбрали. Ваше крещение было прологом к Вам всему, и священник, крестивший Вас, воистину не ведал, что творил.

Вы – воплощенная пятая стихия: сама поэзия, или (еще не все) Вы – то, из чего рождается поэзия и что больше ее самой – Вас.

Райнер Мария Рильке - Марине Цветаевой:

“Касаемся друг друга.
Чем? Крылами.
Издалека свое ведем родство.
Поэт — один. И тот, кто нес его,
Встречается с несущим временами”

Stimmen, Stimmen. Höre, mein Herz, wie sonst nur
Heilige hörten: dass sie der riesige Ruf
aufhob vom Boden; sie aber knieten,
Unmögliche, weiter und achteten nicht:
So waren sie hörend.

Много на свете потерь, Марина, срываются звёзды!
Нам помножить ли их, куда и к каким нам с тобою
Звёздам примкнуть! И в общем уже всё давно сочтено.
Свято число - им, падающим, не уменьшить.
Каждый сорвавшийся штурм – и падение и взлёт.

Музыкальный номер: Бах

Их письма – разговор людей, понимающих друг друга с полуслова и как бы посвященных в одну тайну. Каждый из собеседников видит в другом поэта, предельно близкого ему по духу и равного по силе.

«Поэт – тот, кто преодолевает жизнь. Из равных себе по силе я встретила только Рильке и Пастернака. Райнер Мария Рильке – неодолимая задача для будущих поэтов. Он возвращает словам их изначальный смысл, вещам же – их изначальные слова» - писала Марина Цветаева.

Песня - «Мне нравится, что Вы больны не мной»

Первые переводы Рильке на русский язык - переводы Бориса Пастернака. Пастернак был самым близким другом Цветаевой, глубоко духовным поэтом, писателем, переводчиком.
«Я всегда думал, что в своих собственных попытках, во всем своем творчестве я только и делал, что переводил или варьировал его, Рильке, мотивы, ничего не добавляя к его собственному миру и плавая всегда в его водах».
Именно он познакомил Марину Цветаеву с творчеством Райнера Мария Рильке.

DER LESENDE

Ich las schon lang. Seit dieser Nachmittag,
mit Regen rauschend, an den Fenstern lag.
Vom Winde draußen hörte ich nichts mehr:
mein Buch war schwer.
Ich sah ihm in die Blätter wie in Mienen,
die dunkel werden von Nachdenklichkeit,
und um mein Lesen staute sich die Zeit…. —

Перевод Бориса Пастернака

ЗА КНИГОЙ

Я зачитался, я читал давно,
с тех пор как дождь пошёл хлестать в окно.
Весь с головою в чтение уйдя,
не слышал я дождя.

Я вглядывался в строки, как в морщины
задумчивости, и часы подряд
стояло время или шло назад.

Как нитки ожерелья, строки рвутся,
и буквы катятся куда хотят.
Я знаю, солнце, покидая сад,
должно ещё раз оглянуться
из-за охваченных зарёй оград.

И если я от книги подыму
глаза и за окно уставлюсь взглядом,
как будет близко всё, как станет рядом,
сродни и впору сердцу моему!

Последние годы жизни Рильке тяжело болел, но он лишь вскользь упоминал о своей болезни в письмах -  как о недомогании и усталости. Поэтому смерть Рильке страшно поразила Цветаеву. Все то, что Цветаева горячо любила (поэзия, Германия, немецкий язык), — все это, воплотившись для нее в образе Рильке, внезапно перестало существовать.

«...Рильке — моя последняя немецкость. Мой любимый язык, моя любимая страна (даже во время войны!), как для него Россия. С тех пор, как его не стало, у меня нет ни друга, ни радости».

Это было для нее ударом, от которого она никогда уже не смогла оправиться.

Марина Цветаева – Борису Пастернаку: «...Ты моя последняя надежда на всю меня, ту меня, которая есть».

Перебрасываюсь. Частность. Срочность.
Новый Год в дверях. За что, с кем чокнусь
Через стол? Чем? Вместо пены — ваты
Клок. Зачем? Ну, бьет, — а при чем я тут?
Что мне делать в новогоднем шуме
С этой внутреннею рифмой: Райнер — умер.
Если ты, такое око — смерклось,
Значит жизнь, не жизнь есть, смерть не смерть есть,
Значит — тмимся, допойму при встрече! —
Нет ни жизни, нет ни смерти, — третье,
Новое…

С незастроеннейшей из окраин —
С новым местом, Райнер, светом, Райнер!
С доказуемости мысом крайним —
С новым оком, Райнер, слухом, Райнер.

Всё тебе помехой
Было: страсть и друг.
С новым звуком, Эхо!
С новым эхом, Звук!

Музыка

После его смерти Цветаева напишет письмо Рильке и отправит его Пастернаку. Ее диалог с Рильке продолжится в ее произведениях, переводах, переписке с его друзьями. Переписка с Пастернаком, как с единственно оставшимся другом, продолжится до конца ее дней. Эту поэтическую дружбу они пронесут через всю свою жизнь. И останутся преданными ей. Даже после смерти.

Цветаева - Борису Пастернаку

Рас - стояние: версты, мили...
Нас рас - ставили, рас - садили,
Чтобы тихо себя вели
По двум разным концам земли.

Рас - стояние: версты, дали...
Нас расклеили, распаяли,
В две руки развели, распяв,
И не знали, что это - сплав

Вдохновений и сухожилий...
Не рассорили - рассорили,
Расслоили...
Стена да ров.
Расселили нас как орлов-

Заговорщиков: версты, дали...
Не расстроили - расстреляли.
По трущобам земных широт
Рассовали нас как сирот.

Который уж, ну который - март?!
Разбили нас - как колоду карт!

Борис Пастернак - Памяти Марины Цветаевой

Мне так же трудно до сих пор
Вообразить тебя умершей,
Как скопидомкой мильонершей
Средь голодающих сестер.

Что сделать мне тебе в угоду?
Дай как-нибудь об этом весть.
В молчаньи твоего ухода
Упрек невысказанный есть.

Всегда загадочны утраты.
В бесплодных розысках в ответ
Я мучаюсь без результата:
У смерти очертаний нет.

Тут все — полуслова и тени,
Обмолвки и самообман,
И только верой в воскресенье
Какой-то указатель дан.

Зима — как пышные поминки:
Наружу выйти из жилья,
Прибавить к сумеркам коринки,
Облить вином — вот и кутья.

Пред домом яблоня в сугробе.
И город в снежной пелене —
Твое огромное надгробье,
Как целый год казалось мне.

Лицом повернутая к Богу,
Ты тянешься к нему с земли,
Как в дни, когда тебе итога
Еще на ней не подвели.