Феномен дневника в пьесе В.В.Набокова «Полюс»

Разделы: Литература

Ключевые слова: В.В.Набоков, В.В.Набоков «Полюс»


Чаще всего базовый школьный курс заканчивается драмами А.Чехова. Современная драматургия не рассматривается в школе. В некоторых рабочих программах предусматривается работа с пьесами Вампилова (В.Я.Коровина), а в качестве дополнительного текста из зарубежной литературы предлагается для рассмотрения «Пигмалион» Б.Шоу. Чтобы расширить представления учащихся о драматургии, можно использовать на уроках литературы пьесы небольшого объёма. Примером такого текста является пьеса В.В.Набокова «Полюс». Посредством данного драматургического текса представляется особенно интересным рассмотреть особенности жанра дневника и обратить внимание на нетипичность введения элементов подобного текста в пьесу.

Одноактная пьеса в стихах "Полюс" В.В.Набокова была напечатана в 1924 году в берлинской газете "Руль". Ив. Толстой в своих комментариях к произведению пишет: "Полюс"- одно из немногих произведений Набокова, написанных на "реальной основе". [1] Многие исследователи (например, такие, как Ив.Толстой, А.Бабиков, Н.И.Толстая, Р.В.Новиков и др.) отмечают, что автор был хорошо знаком с обстоятельствами полярной экспедиции в Южный полюс капитана Роберта Фалкона Скотта и его спутников по дневникам капитана и книге, изданной в 1913 и 1915 гг., "Последняя экспедиция Скотта". Всё время, проведенное в Антарктиде, Скотт вел записи. В 1912 году тела исследователей были найдены спасательной экспедицией. Среди личных вещей были обнаружены три записные книжки, которые были отправлены в Англию, а через год опубликовали. В своей работе "Полюс" В.Набокова и "Последняя экспедиция Скотта" Н.И.Толстая рассматривает, каким образом соотносится художественный текст с текстами дневников. Исследователь пишет, что "действие драмы разворачивается в день гибели последних участников экспедиции" [2]. Несмотря на то, что Набоков меняет имена спутников Скотта и самих персонажей делает непохожими на реальных людей, действующие лица говорят языком цитат из дневников, книги "Последняя экспедиция Скотта" и писем полярников. В пьесе Набокова фигурируют четыре персонажа: Скэт, Флэминг, Кингсли и Джонсон. На основе анализа записей Толстая идентифицирует героев «Полюса»: Кингсли - Генри Бауэрс, Джонсон - Лоуренс Отс. Меньше всего изменяет Набоков имя Скотта, представляя его как Скэта.

Отметим, что жанр дневника, представляющий собой рефлексию событий, внешне прямо противоположен конструктивным, родовым особенностям драмы, то есть прямой репрезентации, изображению действия. Можно сформулировать главный парадокс набоковского текста: специфическую сочетаемость жанра дневника (с элементами дискурса судового журнала) и драматургической репрезентативностью.

Первая фраза драмы - дневниковая формула, превращенная в реплику "Двенадцать миль всего, - а надо ждать.../Какая буря!.. Рыщет, рвет...Все пишешь, Хозяин?" [3] Под прозвищем "Хозяин" фигурирует Капитан Скэт. Создается странный эффект, как будто Флэминг надиктовывает некий текст, выступая посредником между реальностью и капитаном, и удостоверяется посредством вопроса, все ли записал Скэт. Похожую попытку вторгнуться в записи Скэта можно заметить в финале пьесы, но Скэт сам решает, что ему фиксировать, а что нет:

Капитан Скэт
Есть ножик у тебя?
Мой карандаш сломался. Так. Спасибо.
Мне нужно записать, что ты вернулся.
Флэминг
Добавь, что Джонсон не вернулся.
Капитан Скэт
Это одно и то же. [4]

Существенно, что персонаж Набокова относится особым образом к своему дневнику: " Дневник, - вот он, смиренный мой и верный молитвенник..." [5]. Жанровое уточнение в данном контексте актуализует перформативность молитвы и одновременно выступает как мобилизатор действенной природы (перформатива) драмы: молитва, чтение дневника - есть действие, событие пьесы.

Наедине с собой Капитан Скэт перелистывает страницы своего дневника и перечитывает некоторые отрывки. Драматург использует в этой части драмы ремарку "читает" [6], один раз и ремарку "перелистывает" [7] три раза, посредством которых обозначает, что на сцене должен присутствовать дневник, и он должен обязательно читаться героем. Только к концу этого "молитвенного бдения" выясняется, что дискурс не связан с интенцией просьбы (помочь выжить, добраться до корабля), это нечто вроде предсмертной исповеди, потому что карандаш, при помощи которого Скэт фиксирует события своей жизни, ломается, и эта ситуация становится маркером смерти: "Эх, карандаш сломался.../ Это лучший конец, пожалуй..." [8]. Показательно, что теперь Скэту нужно оторвать глаза от своего "молитвенника-дневника" и обратиться к Богу напрямую: "Господи, готов я./ Вот жизнь моя, как компасная стрелка…» [9]

Данный риторический конструкт актуализует классическую драматическую ситуацию «один-на-сцене» и позволяет Капитану Скэту произнести монолог. Монолог Скэта интересен тем, что сначала он обращается к себе, зачитывая собственные записи, потом к Богу, а затем снова к себе: "Спокойно, капитан, спокойно..." [10]. Он отдает сам себе команды, которым, исходя из логики сценического действия, должен следовать: "Спокойно, надо встать мне... Встретить. Кто там?" [11], т.е. как пишет М.Я.Поляков: "...слово подменяет действие" [12].

Следует отметить, что в это во время чтения дневника в палатке находится труп. Будучи в бреду, Кингсли пытался начать молитву: "Отче наш, иже еси..." [13], поэтому исповедь Скэта с дневником является опосредованным продолжением слов Кингсли. К тому же, дневник служит средством подведения итогов (нить жизни Кингсли, как и других персонажей, оказывается в руках Скэта).

Показательно, что в зачитываемых Скэтом записях нет развернутых описаний душевных переживаний, преобладает констатация фактов происходящего: "Цыган ослеп, а Рябчик исчез: в тюленью прорубь, вероятно, попал..." [14], "Февраль, восьмое: полюс. Флаг норвежский торчит на снегом...Нас опередили.", "Восемнадцатое марта. Плутаем. Санки вязнут. Кингсли сдал" [15] и т.д. Данное обстоятельство, с одной стороны, также несет репрезентативную функцию, с другой, - указывает на рудименты жанра судового журнала.

Несмотря на сжатое изложения основных фактов, в тексте дневника присутствуют детали, которые не позволяют назвать это ведение записей абсолютно «сухим». Например, краткое резюме поведения некоторых участников экспедиции является оценочным: «Кингсли - молодец. Всё будто играет, - крепкий, легкий…» [16], «Болеют ноги/ У Джонсона. Он очень бодр и ясен». В нескольких местах автором дневника предпринимаются попытки использования средств эмоциональной выразительности: «Пятнадцатое ноября; луна/ горит костром; Венера, как японский/фонарик…» [17], «Сочельник: по небу сегодня/ Aurora borealis раздышалась…» [18]. Кроме того, наличествуют несколько предложений, относящихся к душевному состоянию пишущего: «Обидно мне за спутников моих» [19], «Мы все еще с ним говорим о том, что будем делать после, возвратившись» [20]. Подобный способ ведения дневника указывает на сдержанность чувств персонажа, но не на хладнокровность (наличие эмоциональных компонентов в тексте). Скэт не может иначе писать, потому что он капитан экспедиции и должен сохранять спокойствие до самого конца.

В статье "Дневник: к определению жанра" Анна Зализняк отмечает, что для дневника характерна фрагментарность. Следует заметить, что почти во всех репликах персонажей «Полюса» преобладает один знак препинания - многоточие, при помощи которого практически каждая реплика, включая развернутые (монологи) предстаёт частью чего-то большего. Стоит отметить, что чтение дневника происходит не с самого начала: «Начну-ка с середины…» [21], то есть и сама пьеса представляет собой нечто, не имеющее начала и конца, и дневник. В эпизоде чтения дневника Капитаном Скэтом заметно, что зачитываемый текст, по конструкции, ничем не отличается от других фрагментов пьесы: все так же фрагментарность, подкрепляемая обилием многоточий. Начинается «Полюс» с чтения дневника и заканчивается фразой с многоточием: "Вот мы с тобой - одни, в снегах, далеко.../ Я думаю, что Англия..." [22]. Пьеса в целом могла бы быть рассмотрена как лишь один фрагмент дневника, но открытость финала иллюзорна, так как это противоречит природе пьесы. М.Я.Поляков пишет, что: "...в драме создается некий замкнутый мир, некий универсум" [23]. Сам Набоков в своем театральном эссе "Трагедия трагедии" отмечает: " И хотя в «реальности» мы не в состоянии отсечь один побег жизни от других ее ветвящихся побегов, мы производим эту операцию на сцене, отчего следствие становится окончательным, ибо не предполагается, что оно содержит в себе некую новую причину, которая готова распуститься где-нибудь по ту сторону пьесы" [24].

Известно, что в реальной истории капитана Скотта и его спутников отмеченные события происходят в последний день жизни участников экспедиции. О том, что персонажи, вероятно, умрут в конце пьесы, говорят некоторые детали. Например, тот факт, что Скотт больше не может писать, т.е. "лента его жизни" должна прерваться. Флэминг решает вернуться в палатку и оставить свои попытки добраться до корабля на лыжах после того, как находит труп Джонсона: "Да я не мог иначе... Он лежал/ так хорошо, - так смерть его была/уютна. Я теперь останусь..." [25]. Герои договариваются ждать помощи, но между ними устанавливается негласное решение умереть.

Неслучайно то, что в финале капитан Скэт вспоминает о сказках и начинает рассказывать сказку про себя и своего спутника: "Вот мы с тобой - одни, в снегах, далеко..." [26]. В контексте ситуации умирания от холода сказка отчетливо маркирует переход в сон-смерть: Скэт боится уснуть и не проснуться, Кингсли много спит, а потом умирает. В сказке временная смерть эквивалентна сну (например, спящая царевна).

Представляется важным, что персонаж, пишущий дневник, обозначается в тексте как лицо, обладающее скрытыми от других знаниями. Становится явным, что Скэт заранее знает, что произойдет. В этом смысле интересен эпизод возвращения Флэминга в палатку:

Капитан Скэт.
Есть ножик у тебя?
Мой карандаш сломался. Так. Спасибо.
Мне нужно записать, что ты вернулся.
Флэминг.
Добавь, что Джонсон не вернулся.
Капитан Скэт.
Это
одно и то же…
Пауза. [27]

Очевидно, что Скэту известно, что возвращение Флэминга мотивировано смертью Джонсона. Также капитан Скэт совсем не удивляется тому, что Флэминг неожиданно возвращается в палатку, будто знал, что так и должно было произойти. Спрашивает он о причине такого не сразу, в реплике нет вопросительного знака: "Послушай, скажи мне, - отчего ты воротился..." [28]. Примечательно то, что сначала он произносит "послушай", а потом "скажи мне": персонаж проговаривается о том, что наделен способностью рассказать всю историю от начала до конца. Диалог выглядит так, будто капитан Скэт последним усилием инициирует обмен репликами (при том, что вопрос закономерен и диктуется логикой обстоятельств), хотя финал экспедиции известен ему и может быть запечатлен в дневнике.

Здесь прослеживается и определенная ритуальность: персонаж должен произнести эти слова, потому что герой драмы (трагедии) не может удалиться, не произнеся монолог, последнюю реплику. В этом смысле персонажи заключены в пьесе. Так раскрывается природа дневника: записи оказываются законсервированными, и при прочтении все проигрывается вновь, превращаясь в драматическое событие.

Архаическая драма целиком строится на выходах и входах. О.М.Фрейденберг в своей работе "Миф и литература древности" отмечает: «Ряд трагедий имеет сценарием вход под землю, в непосредственной, так сказать, форме; тогда это не «дома», а могилы. Для античности очень характерен такой мотив: некто приходит к двери, вратам, окну и молит, чтоб его впустили или чтоб окно, дверь, врата раскрылись" [29]. Ситуативно ничто не мешает Флэмингу войти в палатку, но в пьесе наблюдает ритуальное проигрывание прихода гостя и его встречи. Отметим, что возвращение Флэминга раскрывает парадоксальность пространства текста. Несмотря на то, что формально есть некая граница между миром мертвых и живых, которая представлена входом в палатку, можно утверждать, что фактически она отсутствует, так как смерть повсюду. Доказать это можно тем, что в палатке остается труп Кингсли:

Капитан Скэт: ...Тело можно тут оставить, - не трогай... [30]

Данная реплика превращает убежище (палатка) в могилу. Еще один труп, как уже упоминалось выше, находится за границами палатки и является естественным образом маркером смерти. Полюс, несмотря на присутствие убежища, где еще находятся живые люди, оказывается наполненным символами смерти.

Интересно, что в эпиграф к пьесе Набоков выбирает собственное высказывание, "...He was a very gallant gentleman" [31] (Он был очень храбрым человеком), несмотря на пометку "Из записной книжки капитана Скотта" [32]. Использование английского языка придает достоверность фразе. Н.И.Толстая утверждает, что нечто похожее на эту цитату в дневниках Скотта есть, но факт того, что это две разных фразы, не отменить. В статье "Набоков и театр" Дмитрий Набоков пишет, что "эпиграф и его атрибуция намеренно неточны" [33], потому что реальные события являются лишь отправной точкой для создания пьесы.

Представляется важным то, что данной подменой цитаты драматург пытается еще раз утвердить свою власть над текстом, которая и так очевидна. Неслучайно, что в ремарке отмечено: "...капитан Скэт, по прозванию "Хозяин" [34]. Это прозвище можно рассматривать в метафорическом смысле, так как Скэту как автору дневника известно больше, чем остальным персонажам. Следует учитывать, что люди и события в дневнике всегда даны через призму авторского взгляды. Анна Зализняк в своей статье отмечает: "Дневник - это текст о себе. О чём бы в нём ни писалось... Ощущение ценности этой личности является тем стержнем, который скрепляет - содержательно, стилистически, эмоционально и т.д. - разнородные записи, являясь аналогом отсутствующего в дневнике авторского замысла, но иной семиотической природы" [35]. Выходит, что в дневнике всегда ведущую роль играет рассказывающий события своей жизни, а Набоков, помещая Скэта в пространство драматургического произведения, где не может быть повествователя, лишает его этого назначения. Драматург превращает лицо пишущее в лицо действующее и тем самым меняет угол зрения.

Таким образом, явное присутствие дневника (т.е. читаемый вслух дневник Скэта) и скрытое (цитаты из реального дневника Скотта, многоточие в конце пьесы, создающее иллюзию того, что пьеса часть чего-то еще и может быть продолжена) сочетается с особенностями драмы. Также Набоков позволяет взглянуть на высказывания, представленные в личных записях, со стороны, ставя персонажей в ситуацию игры на сцене. В пьесе история становится "объемнее", потому что в ней соединяются в одно целое цитаты из дневников Скотта, книги и писем полярников, а также само событие проигрываются действующими лицами.

Литература

  1. Набоков В. Пьесы. - М.: Искусство. 1989. С. 268.
  2. Толстая Н.И. «Полюс» Набокова и «Последняя экспедиция Скотта». Русская литература, 1989, № 1, 133-136.
  3. Набоков В. Пьесы.- М.: Искусство. 1989. С. 60.
  4. Набоков В. Пьесы. - М.: Искусство. 1989. С. 68.
  5. Там же. С. 66.
  6. Там же. С. 66
  7. Там же. С. 66.
  8. Там же. С. 68.
  9. Там же. С. 67.
  10. Там же. С. 67.
  11. Набоков В. Пьесы.- М.: Искусство. 1989. С. 60.
  12. Поляков М. Я. О театре: поэтика, семиотика, теория драмы. Международное агентство «А.Д. и театр». Москва, 2000.
  13. Набоков В. Пьесы.- М.: Искусство. 1989. С. 63.
  14. Там же. С. 66 -67.
  15. Там же. 67.
  16. Там же. С. 66.
  17. Там же. С. 66.
  18. Набоков В. Пьесы.- М.: Искусство. С. 66.
  19. Там же. С. 67.
  20. Там же. С. 67.
  21. Там же. С. 66.
  22. Там же. С. 67.
  23. Поляков М. Я. О театре: поэтика, семиотика, теория драмы. Международное агентство «А.Д. и театр». Москва, 2000.
  24. Набоков В. Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме. 2008. [Электронный ресурс]. - URL: http://profilib.com/kniga/151076/vladimir-nabokov-tragediya-gospodina-morna-pesy-lektsii-o-drame.php (дата обращения: 22.06.16).
  25. Набоков В. Пьесы.- М.: Искусство. 1989. С. 68.
  26. Там же. С. 68.
  27. Набоков В. Пьесы.- М.: Искусство. С. 68.
  28. Там же. С. 68.
  29. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. 1998. [Электронный ресурс]. - URL: http://yanko.lib.ru/books/sacra/freydenberg%3Dmif_i_lit_drevnosti.htm (дата обращения: 14. 05. 2018).
  30. Набоков В. Пьесы.- М.: Искусство. С. 65.
  31. Там же. С. 60.
  32. Там же. С. 60.
  33. Набоков В. Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме. 2008. [Электронный ресурс]. - URL: http://profilib.com/kniga/151076/vladimir-nabokov-tragediya-gospodina-morna-pesy-lektsii-o-drame.php (дата обращения: 22.06.16).
  34. Набоков В. Пьесы.- М.: Искусство. С. 60.
  35. Зализняк А. Дневник: к определению жанра // Журнальный зал НЛО. 2010. № 106. [Электронный ресурс]. - URL: http://magazines.russ.ru/nlo/2010/106/za14.html (дата обращения 14. 05. 2018).