К.И. Чуковский, обратившийся к жанру сказки, оригинально использует игровое исполнительное начало народной сказки. В первую очередь он осваивает роль исполнителя-сказочника, которая является уникальной в русской культуре.
Массовые поэтические чтения – характерная черта русской общественной жизни первых десятилетий ХХ века, обусловленная процессом демократизации искусства. В литературе тех лет сложилась традиция, близкая фольклорному бытованию текста: автор превращался в исполнителя, читатель – в слушателя. Информация от исполнителя к слушателю и от слушателя к исполнителю при этом идет одновременно. Происходит непосредственное общение. От слушателя в данном случае, как и в фольклоре, требуется сотворчество.
Это объясняет тот факт, что К.И. Чуковский много выступал перед детьми. По реакции детей писатель проверял свои художественные возможности. Нередко после чтения очередной сказки автор перерабатывал текст. Народного исполнителя сказки во многом создает среда, и в этом смысле сказка – творчество масс. Не в меньшей степени и автора-сказочника создала народная среда, имя которой “дети”.
Обращение к историко-культурному контексту сказочного творчества автора позволит сделать вывод об истоках атмосферы сказок писателя.
Переходя к исследованию литературной сказки, необходимо помнить, что этот жанр возник в результате взаимодействия двух художественных систем – фольклора и литературы. В современном литературоведении (в работах И.П. Лупановой, М.Н. Липовецкого, Т.Г. Леоновой, Д.Н. Медриша, П.С. Выходцева, Е.М. Неелова и др.) утвердился подход к исследованию литературной сказки в аспекте фольклорно-литературных взаимосвязей. Система эта возникает как результат трансформации поэтики народной сказки, поэтики самых разнообразных жанров (как фольклорных, так и литературных).
В литературной сказке один и тот же образ, мотив может быть использован по-разному, мотивы могут самым причудливым образом комбинироваться, трансформироваться, т.к. речь идет об авторском произведении, где все художественные средства подчинены авторской задаче, авторской воле.
Автор является главным, синтезирующим, фактором в системе фольклорно-литературных взаимосвязей, потому что “заставить работать традиционные элементы народно-сказочной структуры в системе авторского творчества – отличительная жанровая особенность именно литературной сказки” [7].
Стилеобразующее начало детской литературной сказки отмечено умением писателя сопоставить художественный материал с миропониманием ребенка.
Стихотворная сказка К.И. Чуковского имела четкую возрастную ориентацию – “От 2 до 5”, за редким исключением (сказки “Крокодил” и “Бибигон” для детей постарше). Детская литературная сказка по возрастному признаку соотносилась с детской фольклорной сказкой, выделяемой как самостоятельный жанр фольклористами О.И. Капицей, А.И. Никифоровым. О.И. Капица относит народные сказки, рассказываемые детям, к группе жанров детского фольклора “Ни один из видов детского фольклора так глубоко не захватывает детскую психику, как сказка.” [7]
Начиная с 1920-х годов, в советском детском литературоведении утвердилось мнение, что на стихотворные жанры (а сказки К.И. Чуковского традиционно относят к детской поэзии) в первую очередь оказывают влияние малые жанры детского фольклора. Писатель в книге “От 2 до 5” сам подсказал исследователям сказок, на каком фундаменте базируется их причудливый, игровой мир.
О влиянии на стихотворные сказки русской небыличной поэзии, детских “перевертышей”, говорится в работах К.И. Чуковского “Лепые нелепицы”, “Маленькие дети”, “Заповеди для детских поэтов” и др.
В работах фольклористов О.И. Капицы, М.А. Рыбниковой было отмечено типологическое сходство сказок К.И. Чуковского с малыми жанрами детского фольклора: считалкой, скороговоркой, небылицей, потешкой, прибауткой, дразнилкой, песенкой. Наблюдения о комических, игровых, интонационно-звуковых особенностях элементов устного народного творчества в сказочном мире К.И. Чуковского оставили М.С. Петровский, Л.З. Кон, В.О. Смирнова, Б.А. Бегак, Ст.Б. Рассадин.
Наиболее полная и обобщенная картина влияния детского фольклора на внутренний мир сказки представлена в монографии Ст.Б. Рассадина “Так начинают жить стихом” (1967 г.). Автор указывает на фольклорные источники большинства сказок, определяет характер взаимосвязи элементов фольклора и литературы, выделяя два доминирующих начала: игровое и комическое как начала чисто детские. Делая вывод о стиле К.И. Чуковского, критик утверждает: “Чуковский пишет именно так: воспроизводя детскую логику, подчиняясь ей и в то же время посмеиваясь над ней” [10]. Он еще раз подтвердил справедливость точки зрения Б.Я. Бухштаба, который еще в 1931 году предложил считать стихи К.И. Чуковского “детским эпосом”, имея в виду под этим определением детский фольклор [6]. Ст.Б. Рассадин в своей книге доказывает, что фольклорная основа сказок К.И. Чуковского ограничивается сферой влияния на них детского фольклора: “Чуковский не взял из живого крестьянского и городского фольклора ровно ничего, что одновременно не было бы (хотя бы в меньшей степени) присуще фольклору детскому” [10]. “Чуковский делал ставку на детский фольклор – прежде всего на него и почти только на него” [10]. Ст.Б. Рассадин отмечает некоторые “мелочи”, [3] “частные приемы” “сказок и былин” [3]: “Герои комического эпоса К.И. Чуковского обладают только одной характеристикой – звуковой, ну, пожалуй, еще некоторыми черточками” [10]. “За "Крокодилом" нет не только книжной традиции, но и традиции фольклорной” [3].
Последнее утверждение опровергнуто М.С. Петровским в его работе “Крокодил в Петрограде” (Книги нашего детства, 1986 г.), доказавшим, что за первой детской сказкой творца, во многом экспериментальной, лежат традиции русской литературы, фольклора, массовой культуры. “В "Крокодиле" был осуществлен экспериментальный синтез ... высокой традиции с традицией низовой, фольклорной и даже кичевой” [9]. М.С. Петровский доказал, что “едва ли не каждая строчка "Крокодила" имеет ощутимые соответствия в предшествующей литературе и фольклоре (шире - в культуре)” [9].
Исследователь приходит к выводу о полигенетичности сказочного мира поэта: “Образ взят из одного источника, фразеология - из другого, ритмика – из третьего, а смысл, "идея" не связаны ни с одним из них” [9].
Примерно так же рассуждает о “секрете живучести и заразительности сказок К.И. Чуковского” критик И. Андреева: “... дело не только в любви к детям или в знании психологии ребенка, его языка. В костер своей первой сказки для детей он бросил и строки любимых поэтов, и впечатления критика, и ужас перед войной, и мечту о человеческом братстве на земле – весь опыт пережитого и передуманного, свои желания и надежды” [2].
Есть основания прислушаться к самому писателю, который не ограничивал источники своих сказок какой-либо одной областью культуры и искусства. В “Признаниях старого сказочника” К.И. Чуковский выделяет в числе истоков своего творчества следующие: литературная критика, “великое чудо искусства: русский гениальный фольклор”, “старинные народные песенки для английских детей”, “океан стихов классических поэтов”, общение со своими и чужими детьми (“доскональное знание их психики”).
Современные ученые обнаружили необыкновенную емкость художественного мира К.И. Чуковского, совокупность различных элементов, мотивов и образов, интонационно-звуковых и ритмических аллюзий. М.С. Петровский, Б.М. Гаспаров – исследователи стиховой природы сказок К.И. Чуковского находят в них чуть ли не весь “свод классической русской поэзии” от А.С. Пушкина до В.В. Маяковского. Изучение фольклорной основы “детского эпоса” автора позволяет находить в нем фольклорные элементы и предполагать, что он включает в себя “весь спектр приемов и мотивов народнопоэтического творчества” [11].
Несмотря на то, что целостность произведения предполагает неисчерпаемость художественного мира, существует все же “спектр адекватности” (термин И.А. Есаулова “Спектр адекватности в истолковании литературного произведения”), границы которого обуславливают правомерные и неправомерные прочтения. Существенным моментом правомерного (адекватного) прочтения является духовная встреча автора и читателя, их “диалог согласия”. Важный аспект целостности произведения - единство его текста. По мнению И.А. Есаулова, “диалог согласия” произойдет только в том случае, когда реципиент определит “вершину” художественной целостности – тот конструктивный, объединяющий принцип, способ авторского завершения текста.
Для критиков характерен прямолинейный, односторонний подход к анализу образов и ситуаций, без учета внутренней специфики детской сказки как целостного художественного мира. Между тем сказки К.И. Чуковского отличаются сложностью, неуловимостью толкования идейных смыслов; эти смыслы скорее ощущаются, чем поддаются логическому изложению. Поэтому М.С. Петровский предлагает “неуловимые и сложные для истолкования” идеи сказок выводить не из образов и ситуаций, а из “смысла осуществленного в них эксперимента” [9].
Об эксперименте как особом творческом методе сказочника говорит также В.А. Рогачев: “Поэт много экспериментировал..., искал пути обновления известных жанровых форм, вводил в свой эпос, в его строй элементы лиризма, песенные фрагменты, своеобразные авторские "репортажи" из антропоморфизированного мира животных. Искусности он уделял особое внимание” [11].
К.И. Чуковский входит в “детскую” поэзию как первооткрыватель: “В писательской работе меня больше всего увлекает радость изобретения, открытия. Эту радость я впервые почувствовал, когда сочинил свои сказки, форма которых, уже не говоря о сюжетах, была в нашей литературе нова” [1].
Его сказки разрушали традиционные каноны сказки народной, восстанавливали их в новом качестве, осуществляли повторный синтез: “восстановили – в литературной интерпретации – глубинные структуры народной сказки” [11]. Синтезирующим началом в этом случае выступил сам поэт, взявший на себя весь “груз” эксперимента. “Груз” – это нападки критики, идейно-художественная роль.
Результатом эксперимента стало “чуковское” качество сказок – очарование свободы в содержании и форме. Диалектика сказок заключается в “очарование свободы, как цветок, раскрывалось на почве, возделанной по самым твердым правилам и законам” [12]. В “Заповедях для детских поэтов” К.И. Чуковский признается: “Конечно, писал я стихи инстинктивно, без оглядки на какие бы то ни было правила. Но в моем подсознании правила эти существовали всегда...” [4].
Обратившись к созданию новой детской сказки в стихах, автор перерабатывает весь спектр приемов и мотивов народно-поэтического творчества; возможности сказочного жанра; возможности стихотворной формы.
Писатель неоднократно подчеркивал, что у детского поэта два учителя: первый учитель – народ, “второй наш учитель – ребенок”: “Я пришел к убеждению, что единственным компасом ... для всех писателей... является народная поэзия. Это, конечно, не значит, что наша задача – имитация старинного народного творчества. Копии фольклора никому не нужны. Но нельзя же забывать, что народ в течение многих веков выработал в своих песнях и сказках идеальные методы художественного и педагогического подхода к ребенку и что мы поступили бы весьма опрометчиво, если бы не учли этого тысячелетнего опыта” [4]. Таким образом, правила, по которым создавались детские сказки К.И. Чуковского, были продиктованы народной традицией и запросами детства.
Сказочник изучал поэтику фольклора. Впечатляет перечень имен выдающихся фольклористов, труды которых освоил писатель, прежде чем взяться за перо детского сказочника: “Книги Снегирева, Киреевского, Рыбникова, Гильфердинга, Афанасьева, Барсова, Шеина давно уже стали моими настольными книгами. Они приобщили меня к народной эстетике и дали мне надежные основы здорового, нормативного вкуса” [5].
Хорошо знакомы были автору и классические литературные сказки, написанные по сюжетам и мотивам сказок народных, писатель знал и ценил традиции народа и литературы, никогда не отрекался от них в своей творческой практике. Им был выработан собственный метод: он использовал только те художественные формы и принципы, которые оказывались “наиболее действенными” [4] для детей.
К.И. Чуковский приходит к выводу: “Во всех играх ребята выступают как авторы и в то же время исполнители сказок, воплощающие их в сценических образах” [1]. Он особо подчеркивает, что игра и сказка в жизни ребенка – явления одного порядка. У них одна природа. И игра, и сказка – это тот “мостик”, который соединяет культуру детей с общечеловеческой культурой. “Сказка превращает дитя семьи ... в дитя культуры, дитя народа, дитя человечества. В "человека социального", по современной терминологии” [9].
Список литературы
- Чуковский К.И. Сказки.//Сочинения: в 2 т. – Т. 1. – М., 1990.
- Андреева И. История одной невстречи, рассказанная в рецензиях и письмах М. Гершензона и К. Чуковского.//Лит. обозрение, 1993, № 11-12.
- Столица З.К. Элементы сказки в сочинении К. Чуковского “Приключения Крокодила Крокодиловича” и Реакции школьников.//Сказка и ребенок. – М., – Л., 1928.
- Чуковский К.И. От 2 до 5. //Сочинения: в 2 т. – Т. 1. – М., 1990.
- Чуковский К.И. Признания старого сказочника.//Сочинения: в 2 т. – Т. 1. – М., 1990.
- Бухштаб Б.Я. Стихи для детей.// Детская литература. Критический сборник. – М., – Л., 1931.
- Галанов Б.Е. Книжка про книжки. – М., 1985.
- Зусман В.Г., Сапожков С.А. Литературная сказка.// Литературная учеба, 1987, № 1.
- Петровский М.С. Книги нашего детства. – М., 1986.
- Рассадин Ст.Б. Так начинают жить стихом. – М., 1967.
- Рогачев В.А. Проблемы становления и развития русской советской деткой поэзии 20-х годов: Жанрово-стилевые аспекты. – Свердловск, 1990.
- Чуковский К.И. Две души М. Горького. – Л., 1924.