Исследование осуществлено при поддержке ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009-2013 гг. (Государственный контракт № 02.740.11.0374) в рамках программы внедрения результатов НИР в образовательный процесс (Техническое задание на выполнение научно-исследовательских работ по теме: «Проблема идентификации культурных инвариантов в анализе социальной действительности в контексте региональной культуры») (Шифр «2009-1.1-304-075-002»).
В письме к В.С. Лебедеву от 6 августа 1885 года Лев Николаевич Толстой писал: «Вчера я получил через редакцию «Русской мысли» рукописи Бондарева, присланные Вами. Моё мнение, что вся русская мысль, с тех пор, как она выражается, не произвела с своими университетами, академиями, книгами и журналами ничего подобного по значительности, силе и ясности тому, что высказали два мужика – Сютаев и Бондарев. Это не шутка и не интересное проявление мужицкой литературы, а это событие в жизни не только русского народа, но и всего человечества. Вчера я прочёл эту рукопись в своём семейном кругу, и все встали после чтения молча и пристыженные разошлись. Всё это как будто знакомо, но никогда не было так ясно выражено, без лишнего, что невольно входит в наши интеллигентские рассуждения» [1].
Лев Николаевич сразу же заинтересовался сибирским мыслителем и попросил В.С. Лебедева сообщить подробности о личности Бондарева: его звании, семейном положении, религиозном убеждении («хорошо бы было, если бы они ограничивались первородными законами и законами только нравственными, связанными с ним») [2, 38]. Волновал великого графа и образ жизни сибирского крестьянина, его настроения. Он просил Лебедева передать Бондареву, что он «совершенно, без всяких оговорок согласный с его учением».
Сочинение крестьянина Бондарева «Трудолюбие и
тунеядство, или тожество земледельца» великий
граф получил в разгар работы над трактатом «Так
что же нам делать?», в котором он поставил ряд
вопросов о современном ему политическом и
общественном устройстве. Размышления сибирского
философа подтверждали догадки Толстого о
том, что российских землепашцев мучают те же
земельные проблемы. В письме к Т. Бондареву от 13
января 1886 года Толстой отмечает: «Из вашей
статьи я почерпнул много полезного для людей, и в
той книге, которую пишу об этом же предмете, и
упомянул о том, что я почерпнул это не от учёных и
мудрых мира сего, но от крестьянина Т.М.
Бондарева» (т. 25, с. 257).
В труде Бондарева ясно ощутимы две ведущие
темы: 1) критика недостатков существующего
общественного строя; 2)указание спасительного
средства для общего благоденствия. Сила трезвых
выводов в первой теме растворяется в
наивности и мечтательности второй. Для обличения
государственности в целом было достаточно
критического рассудка публициста-практика и
его отзывчивости к угнетённым: «Как от
смертоносного яда и как от ядовитого змея
бегаете и за разные углы хоронитесь от трудов, да
тех людей, которые до изнеможения работают,
признали, чего на свете нету хуже и ничтожней», –
писал он в «Первородном покаянии». А для
указания средств к достижению счастливой жизни
одной сомнительной формулы «земледельческий
первородный закон»: «В поте лица своего снеси
хлеб твой, дондже возратишися в землю, от нея же
взят» (Бытие, III, 19), оказалось недостаточно.
Бондарев не обладал качествами глубокого и дальновидного политика, и, осознавая это, стремился лишь заострить внимание читателя на решении той или иной проблемы. Свою концепцию землепашца он выразил «только в двух словах: во-первых, почему вы по первородной заповеди сами для себя, своими руками, хлеб не работаете, а чужие поедаете? Во-вторых, почему у вас ни в богословских, ни в гражданских, ни в каких писаниях хлебный труд и трудящиеся в нём не ободряются, а до нельзя унижаются?» [3, 1]
Речь шла не только о хлебе насущном, но о земле и о тех, кто на ней трудится: «От начала века тянутся труд с праздностью, а хлеб с тунеядством… земледельцы ненавидят барчуков, а белоручки гнушаются трудящимися. Вот эту-то скрытую в сердцах ненависть я и хочу вывести на середину и представить перед очи всего мира, пусть вселенная вся разберёт, кто из них прав, кто не прав, труд или роскошь, хлеб или тунеядство». Автор рукописи уверяет, что обозначенную во вселенских масштабах проблему ставит не корысти ради, а «только по одной чистой и нелицемерной любви ко всему человеческому роду, без различия звания, рода, веры и происхождения, да притом не одному только нынешнему миру. Есть у меня цель походатайствовать не только этим блаженную жизнь, а всем будущим его родам, для скончания века». Не случайно Л.Н. Толстой писал о главном сочинении крестьянина: «Труд» Т.М. Бондарева кажется мне замечательным и по силе, ясности, и по красоте языка, и по искренности убеждения, видного в каждой строчке, а главное – по важности, верности и глубине основной мысли» ( Т.25. – с. 463) .
Спустя некоторое время Толстой писал в письме (август, 1885) самому Бондареву о том, что дело людей, познавших истину, исполнять её, хотя это может затянуться на века: «…не скоро деревья растут, а мы их сажаем же их и бережём, и не мы, так другие дождутся плода… жатва большая, и одному не сжать. Да коле каждый так-то своё дело сделает, то и сберется жатва хозяина, и не оставит он доброго работника. Только бы не зарывать талант в землю, только бы исполнять волю пославшего нас. А воля пославшего в том, чтобы каждый в поте лица добывал хлеб, и это надо толковать людям, и они поймут это, потому что совесть обличает их. Желаю вам успеха в вашем деле, оно же и моё дело, и благодарю вас за ваше писание; оно мне было в большую пользу и радость»(т. 63, 278).
Рукопись Т.М.Бондарева составляла двести страниц текста и начиналась словами: «На два круга разделяю я мир весь: один из них возвышенный и почтенный, а другой униженный и отверженный. Первый пышно одетый и за сластьми чужих трудов столом в почтенном месте величественно сидевший – это привилегированное сословие.
А второй круг – в рубище одетый, изнурённый тяжкими трудами и сухоядением, с унижением и с поникшей головою, с бледностью покрытым лицом у порога стоявший – это бедные хлебопашцы.
Теперь выступаю я, Бондарев, из среды своего круга, у порога стоявшего, и задаю следующие вопросы: «Что мы все веки и вечности стоим перед ними с унижением и с молчанием, как животные четвероногие?». И далее автором перечислены 145 вопросов о самом насущном: земле, труде, хлебе.
Земля, по мнению Бондарева, должна принадлежать работающим на ней, а чтобы не было распрей за лучший надел, каждый человек без исключения «тридцать дней в году будет работать хлеб своими руками» и тогда вдохновенный земледельческий труд «соединит вселенную воедино, поставив на путь добродетели» (оп.11, д.11).
Добиваясь «истины, правосудия и милосердия друг к другу», Бондарев боготворил земледельческий труд. Не ради наслаждения, не в силу необходимости, не во имя искупления какой-либо вины, а как первородный закон: «Прошу вас, други мои читатели, в продолжение чтения этого не упускать из вида того, что будто бы я один только хлебный труд ценю дорого, а прочие и прочие труды признаю дешёвыми. Нет, прошу не воображать этого. Все труды полезны, и все они душеспасительны, но тысячу тысячей и тьмы дороже всех хлебный труд, потому что в нём состоит жизнь, а кроме его голодная и долго мучительная неизбежная смерть». Вот почему он «горячей огня пёк и холодней мороза знобил» инертное правительство.
Крестьянин полемизировал с графом по поводу идеи всепрощения. В ней мужицкий мыслитель видел попытку сгладить существующие порядки, уйти от необходимости переустройства общества. В «Трудолюбии и тунеядстве…» он писал: «С той целью мы и выдали в свет законы такие, если бьют тебя по щеке, а ты подставляй другую; снимают с тебя верхнюю одежду, отдавай ему рубаху».
В письме от 16 августа 1885 года Лев Николаевич уведомлял Бондарева: «То, что вы говорите, это святая истина, и то, что вы сказали, не пройдёт даром; оно обличит неправду людей. Я буду стараться разъяснять то же самое» (т. 63 276). Другу своему, П.И.Бирюкову, Лев Николаевич признавался: «Очень уж пробрал меня Бондарев. Я не могу опомниться от полученного впечатления» (т. 63, 363).
Общественный идеал самоучки-публициста – всем трудиться на общей земле – был близок Толстому, перешедшему к тому времени на позиции патриархального крестьянства. Л.Н. Толстой заверял Бондарева в том, что постарается издать книгу крестьянина: «…приложу все старания, чтобы она была напечатана, как вы хотите, без всякого приложения и отнятия». Из вашей статьи я почерпнул много полезного для людей, и в этой книге, которую пишу об этом же предмете, и упомянул, что я почерпнул это не от учёных и мудрых мира сего, но от крестьянина Т.М.Бондарева.
Я думаю так, что если человек понял истину и высказал или написал её, то она не пропадёт. Плохой тот пахарь, который оглядывается назад: много ли он напахал».
В 1888 году Толстому удалось в сокращенном виде напечатать мысли Бондарева под заголовком «Трудолюбие, или торжество земледельца» в №№ 12 – 13 журнала «Русское дело». В Предисловии редактор замечал: « Сочинение почтенного старика-земледельца имеет и свои несомненные достоинства. По мысли оно интересно как протест против того неуважения, с каким наше необразованное общество и государство относится к земледельческому труду. По форме – как удивительно простое и поэтическое произведение, полное чарующей искренности» [4, 1888] . Номера этих журналов были уничтожены сразу после их выхода, а редактор «Русского дела» получил предостережение от министра за его «вредное направление».
Между тем Лев Николаевич предпринимает попытку напечатать труд сибирского мыслителя за границей. Спонсором стал известный в Сибири меценат И.М. Сибиряков, который обговорил условия с издательством Фламариона в Париже. Посредниками между издательством и Толстым стали братья Эмиль и Амадей Пажес.
Пажесы издали книгу Бондарева на французском языке с предваряющей статьёй Л.Н.Толстого «Труд и теория Бондарева» под названием «Мужик Т.Бондарев». Понадобилось восемь долгих лет для того, чтобы книга вернулась к её создателю. Он прочёл перевод с французского языка и остался очень недоволен этим обстоятельством: «Как ссудомлена да исковеркана!». Прослышавший о реакции автора на французскую редакцию книги, Лев Николаевич в письме (от 11 сентября 1898 года) успокаивал Бондарева: «Напрасно ты думаешь, что книга твоя переводом испорчена. В ней переведено всё самое существенное. От души желаю тебе душевного спокойствия и в жизни и в встрече близко уже предстоящей нам смерти…» (85,123).
Пророчество великого графа сбылось: адресат не успел получить письма. После трёхдневной болезни он умер третьего ноября 1898 года.
Так два социально полярных человека, находящихся в разных регионах огромной страны, были охвачены единым порывом русской мысли: «Главная ошибка при устройстве человеческих обществ и такая, которая устраняет возможность какого-нибудь разумного устройства жизни – та, что люди хотят устроить общество без земледельческой жизни или при таком устройстве, при котором земледельческая жизнь – только одна самая ничтожная форма жизни» (т. 55, с.212).
Наблюдая за экономическим ростом благосостояния уважающих землю стран, мы, вслед за великим Л.Н. Толстым, можем сказать сегодня: «Как прав Бондарев!».
Библиографический список:
- Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Юбилейное издание. Гослитиздат. – 1934. т. 25, с. 386. – Толстой о Бондареве: Т. 31. с. 69-71; т. 25. с.212; т. 63. с. 275, с. 352-354, с. 363-366, с. 434; т. 68-69. с. 203-205; т.85. с. 121-123, с.138-143, с. 241-244. Далее цитируется по этому изданию с указанием тома и стр. в скобках.
- Владимиров Е.И. Тимофей Михайлович Бондарев и Лев Николаевич Толстой. Красноярск. – 1938, с.37.
- Бондарев Т.М. Труд и тунеядство, или торжество земледельца (рукопись для Г.И. Успенского). ЦГАЛИ, фонд Бондарева, единица хранения 1256/44, Лист 1-20. Далее цитируется по этому источнику. Исключения оговариваются.
- «Русское дело. № 13 (от 27 марта 1888, с.11-13).