Введение
Изучение русской литературы после 17- ого года (советской литературы), конечно, логично, начинать с обзора писательской публицистики, и не только «Окаянных дней» И.Бунина, но и «Петербургских дневников» З.Гиппиус, дневников и писем 1917-1919 годов Л.Андреева. Это позволит определённым образом настроить учащихся на волну времени, потому что у каждого из этих писателей своё, выстраданное отношение к описываемым событиям, своя концепция революции.
Л.Андреев выстраивает образ революционного мира на противопоставлении Революции Бунту, Бунин пишет о гибели русской культуры, З.Гиппиус старательно фиксирует мир Абсурда, созданный большевиками - и все они не принимают Октябрь 17-ого. Конечно, эти книги субъективны, с отступлениями в предреволюционную пору и в дни Февральской революции, политические оценки в них дышат ненавистью к большевизму, но временная дистанция уже позволяет не пугаться давних словесных проклятий, а сегодняшние выпускники смогут лучше понять то трагическое время, когда в братоубийственной войне лилась русская кровь.
Из этих трех великих писателей наименее тенденциозен Л. Андреев. Его дневники 1917-1919 годов - это последнее, что он написал, конец его писательского пути. Они стали достоянием широкого читателя лишь в 1994 году, когда издательством «Феникс» была выпущена книга «SOS: Дневники, письма, статьи, интервью, воспоминания современников». В этой книге – переживания писателя, переживания интересные, устанавливающие соотношение между отдельной личностью, Россией и всем человечеством. В этом их значение как публицистического произведения.
Основная часть
Незадолго до революции Л.Андреев поселился в Финляндии, здесь близ Мустамяки в деревеньке Нейвала он построил дачу, потому что не любил юга с его «бессмысленно весёлым солнцем», по его же собственным словам[1]. В силу разных обстоятельств, в том числе болезни, он не играл сколько-нибудь значительной политической роли, да и газета «Русская воля», сотрудником которой являлся Андреев, была закрыта в 1917 году, поэтому Леонид Николаевич в октябре 17-ого одиноко жил в своём большом и холодном доме, продуваемом северными ветрами. До Петербурга, конечно, рукой подать, но возвращаться было опасно - приезжал туда только один раз, чтобы навестить тяжелобольную мать, прожил чуть более месяца, ежеминутно опасаясь ареста. Арестовать могли где угодно: на улице, если б узнали, на квартире, куда несколько раз приходили с обыском. Скрываясь, жил у сестры, а из его квартиры пересылали груды писем, в них писателя называли предателем рабочего класса, грозили расправой, убийством. Это были безграмотные письма, полные непристойной личной брани. Группа солдат, матросы такой-то части, группа рабочих или просто одна или несколько незнакомых фамилий – вот каковы были подписи под этими письмами.
Л.Андреева они очень огорчали: для кого же писал всю жизнь? Так что единственной возможностью общения для него остались письма - друзьям или тем, кого он пока считал таковыми, но кто уже вступил на путь сотрудничества с большевиками.
Показательно его письмо середины марта 17-ого, адресованное А.Серафимовичу, бывшему соратнику по «Среде». В нем он пишет:
«Серафимыч! Хотя я сейчас твой враг, я знаю твою честность и искренность, и для меня нет сомнений в чистоте твоих мотивов… Ты открыто вступил на свою дорогу. Ты полностью несешь ответственность за свои действия, и это ставит тебя, конечно, в ряды идейных борцов, с которыми можно враждовать и бороться насмерть, но не болтать о них глупости и пакости насчет какого-то подкупа. И твоя лично ответственность в смысле расправы над тобой будет даже больше, чем ты это пишешь и думаешь: тебе твоего большевизма не простят. Его простят Горькому, или он просто вывернется, его простят А.Блоку – он поэт. Но ты станешь козлом отпущения, притчею во языцех, страшною сказкою для детей»[2].
Это письмо показывает, насколько бескомпромиссен был Андреев, когда дело касалось позиции интеллигенции. Сам он категорически отказывался от любых связей с большевиками, хотя такие предложения поступали, отказался от участия в горьковском книгоиздательстве, а ведь там уже работали Брюсов, Куприн, Мережковский, Ремизов. Андреев был чуть ли не единственный невошедший, хотя тоже нуждался в деньгах. Возвращаясь к цитате, стоит сказать, что Андреев ошибся только в оценке будущей судьбы своего «друга Серафимыча»: как писатель он перестал интересовать русскую общественность раньше, чем наступило время переоценок.
Безусловно, у Андреева была своя отчетливо сложившаяся характеристика 1917 года от февраля к Октябрю. В незаконченной статье «Европа в опасности» Андреев развивал мысль о «смертельной борьбе между Революцией, которая слабо обороняется, и Бунтом, который яростно нападает»[3]. Бунт и Революция (у Андреева они с прописной буквы), по его мнению, происходят из одного корня, эта их разительная схожесть «в детские годы» не позволяет своевременно различить убийцу и жертву.
«Откуда родится Бунт? Из недовольства своим положением и стремлением всего живого к полной и неограниченной свободе. Каковы методы Бунта? Разрушение. Каковы его орудия? Огонь, пожары, меч и топор, насилие и убийство. Откуда родится Революция? Из недовольства существующим и стремлением к большей свободе. Каковы видимые методы Революции? Разрушение. Каковы ее орудия? Огонь, пожары, меч и топор, насилие и убийство. Вот то роковое и не только внешнее сходство, которое позволяет существовать вместе всемертвящему Бунту и всеживящей Революции…» - пишет Л. Андреев[4].
Но если бунт есть начало стихийное, лишенное мысли, то революция полна мысли, «она сама есть не что иное, как восставшая мысль». Бунтовать могут и лошади, революцию делать – только люди. Темные восставшие рабы, лишенные сознания, могут произвести огромный беспорядок, но революции им не совершить никогда. К такому выводу приходит автор статьи и настойчиво подчёркивает, что у большевизма мало общего с революцией, он опирается больше на бунт, тогда как февраль 17-го прошел для писателя под знаком свободы, в чудесном зареве догорающего романовского трона.
31 декабря 1916 Андреев в дневнике записывает:
- Петроград, Двадцать минут до нового 17-ого года. В квартире светло, Колокол на близкой церкви. Нас только двое с Анной. Мне нравится. После 12-ти поеду в типографию с Амфитеатровым. Чувство большой бодрости, силы и жизни. Не обман ли? Уверен, что 17-ый год несет мир и революцию[5].
Последнее предложение подчеркнуто автором, но в октябре «бунт в крепком объятии соединился с революцией, чтобы только одному и выйти живым»[6]. Путь от революции к бунту оказался коротким, в несколько месяцев, но мог быть еще короче. Заметим, что в дневниковых записях Андреев уже не стремится различать революцию и бунт. Видимо, это судьба любой революции неминуемо скатиться к бунту. Революция, бунт, большевизм – эти слова Андреев будет теперь употреблять как синонимы. Хотя и в большевизме писатель видел не одну только отрицательную сторону: это верхи сплошь пропитаны ложью, корыстью, обманом, а на низах явственно веет чистый дух народного восстания, пусть это только восстание рабов, темных, невежественных, даже жестоких и ленивых, нельзя судить рабов и пропеть хвалу рабовладельцу. «Мне отвратительна грязь и кровь, которыми сопровождается их шествие, мне страшна их глубокая неправосудность, мне мучительна их слепота, их дикое невежество, их тупость и низкие лбы, но мне понятно их восстание»,- пишет Л. Андреев[7].
На этой мысли писателя стоит остановиться подробнее. Кто этот народ, так страстно поддержавший революцию? Все-таки рабы – темные, жестокие, невежественные и ленивые. К такому выводу придет и И.Бунин. Но его мысль движется несколько иначе. Вот что пишет Иван Алексеевич в книге «Окаянные дни»:
«… Есть два типа в народе. В одном преобладает Русь, а в другом Чудь, Меря \...\ Но и в том и в другом есть страшная переменчивость настроений, обликов, «шаткость», как говорили в старину. Народ сам сказал про себя: из нас, как из дерева, - и дубина, и икона, - в зависимости от обстоятельств, от того, кто дерево обрабатывает: Сергий Радонежский или Емелька Пугачев».
Оплотом революции, конечно, являются не святые. «Святой человек, высокой, хотя и жесткой крепости, всегда был в непрестанной борьбе с буяном, разрушителем, со всякой крамолой, сварой, кровавой неурядицей и нелепицей». Революцию поддерживают другие: преступники, и преступники не случайные, а «инстинктивные», коренной чертой которых является жажда разрушения, «антисоциальность». И.А.Бунин не пытается подыскать революции хоть какое-либо оправдание, поэтому с горечью восклицает: «Как забыть, как это простить русскому народу?»[8]
По мнению обоих писателей, есть в характере русского человека черта, которая позволяет использовать его в неправедных целях, – отсутствие достаточно развитого уважения к личности, «стадное» начало, «шаткость» по Бунину. Но не народ виновен во всем, что произошло с Россией в 17-ом году. Народ-то как раз обманут, он нужен как пушечное мясо и ничего не получает в результате революции. «Революция есть только кровавая игра в перемену местами, всегда кончающаяся тем, что народ, даже если ему и удалось некоторое время посидеть, попировать, побушевать на господском месте, всегда в конце концов попадает из огня в полымя» (И.Бунин). А свобода, равенство, братство, социализм, коммунизм оказываются всего-навсего издевательской вывеской, сознательно приготовленной умными и хитрыми главарями.
Главным виновником катастрофы Андреев считает Ленина, которому он «без колебаний подписал бы смертный приговор». Вот как он пишет о нем в дневниковой записи от 1-ого ноября 1917 года:
«Для меня несомненно, что Ленин и другие первоначальные большевики пользовались германскими деньгами и услугами, что в их среде были и германские агенты и шпионы и русские шпики. Но это вовсе не значит, что сам Ленин был германским агентом – нет, здесь была двойная игра, чрезвычайно сложная и крайне интересная /.../ Со своей стороны революционер Ленин брал у немца деньги в уверенности, что на эти марки он подожжет не только Россию, но и Германию. Вероятно, улыбался. Вообще, я думаю, Ленин относится к человеку с величайшим презрением и видит в нем только материал, как видели все революционеры, тот же Петр Великий. И разница между Петром Великим и Лениным не в революционном духе и страсти, одинаковым у обоих, а в уме. Будь Ленин умнее, он стал бы преобразователем России, сейчас – он ее губитель»(14 февраля 1918 года).
По мнению Андреева, именно большевики уничтожили Россию как государство, и положение русского народа оказалось ужасно, столь несчастное и жалкое, что хуже и быть не может. Писатель очень рассчитывал на помощь Европы в восстановлении порядка, с этой целью написал книгу «Спасите наши души». Как тонущий телеграфист не видит, кому он направляет свой призыв о помощи и кто примет сигнал бедствия, так и Андреев не знал, к кому именно надо обратиться. Он посвятил книгу всем, кто услышит и захочет помочь. Но какова должна быть эта помощь? Военная? Об интервенции Андреев не пишет, и только в письме к П.Н.Милюкову от 26 июля 1919 года говорит о необходимости поддержки правительства Колчака. Правительства, а не армии. По всему видно, что Андреев уповает на внутреннее преодоление большевизма. Русский народ сам должен себя освободить. И в том же письме Милюкову он излагает программу постановки дела пропаганды, а в заключение пишет: «Я беру на себя целиком дело антибольшевистской пропаганды в государственном масштабе, со всей ответственностью выбираю необходимых мне лиц и создаю соответствующую организацию»(9). Это дело было Андрееву глубоко по душе, он мечтал собрать вокруг себя рассеянные по Европе литературно-художественные силы, покинувшие Россию, объединить их вокруг знамени «бескровная пропаганда», разъяснять, убеждать миллионы доверчивых людей, что их в конечном счете ждет не рай, а катастрофа – вот единственная борьба с большевизмом.
Разумное человеческое слово должно остановить натиск большевизма, считал Л.Андреев. Он прожил неполные два года после октябрьских событий 17 года, если бы не болезнь и смерть, мы имели бы пламенного борца, чей могучий талант, значение за границей и обаяние имени только помогли правильно оценить ситуацию. Думается, он сделал бы то, что удалось сделать через пятьдесят лет А. Солженицыну: повернуть вектор общественного сознания.
- Муромцева- Бунина В.М. Жизнь Бунина: Беседы с памятью. – М.1989.
- Андреев А.Н. SOS: Дневники, письма, статьи, интервью, воспоминания современников. СПБ. Феникс (Париж), 1994.
- – 7,9. Андреев А.Н. Там же.
- Бунин И.А. Окаянные дни. В кн. «Русские писатели – лауреаты Нобелевской премии. Бунин». М. «Молодая гвардия», 1991.