Урок по истории искусства "Мрачный гений Буонарроти"

Цели:

• образовательная: знакомство с творчеством великого скульптора; противоречивость личности возрожденческого человека; идеи гуманизма в произведениях искусства, воспевающих духовную и физическую красоту человека;
• развивающая: развивать у школьников способности зрителя, готового к восприятию произведений великих мастеров; активизировать внимание учащихся; развитие творческих способностей в поисково – исследовательских и индивидуальных видах учебной деятельности;
• воспитательная: воспитание художественного вкуса; умение высказывать собственное суждение, сопереживать.

Зрительный ряд: Микеланджело Буонарроти “Пьета”, “Давид”, “Восставший раб”, “Рождение Адама”,“Отделение света от тьмы”, “Сотворение светил и растений”, “Всемирный потоп”, “Страшный суд”, “Битва при Кашине”.

Ход урока

Я угрюм, я нелюдим, я – странник в жизни, я одинок, и не испытал ни женской любви, ни нежного сочувствия. Половину жизни не зная искренней дружбы, я шел твердым путем, вкладывая в свой труд силы и волю своего характера и таланта.

Я родился 6 марта 1475 года в семье Родеста ди Людовика ди Леонардо ди Буонарроти Симонии. И отец передал меня на руки кормилицы в горном селенье Сеттиньяно. Там были каменоломни, и местные мужчины занимались отделкой камня. Вот она – рука Провидения.

“Недаром с молотком кормилицы всосал ты
Резец и молоток: недаром от отца,
От почестей, тебе обещанных бежал ты,
Манимый призраком волшебного резца…”[1]

Настала пора учения. Но что же это?! какой же непонятный инстинкт у отцов – толкать детей на те дороги, которые им наиболее ненавистны. Отец желал сделать из меня превосходного флейтиста. И я сделал большие успехи в проклятой игре на флейте. Флейта стала каким –то ужасным призраком в моей жизни. Даже во сне я видел отца, приказывающего мне принять место флейтиста при папском дворе. И мне пришлось выдержать трудную борьбу с отцовской волей. Отец заставил пойти учиться в школу во Флоренции и изучать латынь. Но это был не тот путь. Я убегал, прятался или разрисовывал стены школы углем. Огорченный отец говорил, что я ленив и совершенно неуправляем. Попытки исправления “ленивца” не ограничивалось только словами, и я был бит отцом и братьями.

И все-таки я победил! В 13 лет мой отец отдал меня в мастерскую Гирландайло, флорентийского мастера. Мастер был для меня всем. Я работал за него и на него, исполняя фоны картин, мелкие украшения, второстепенные фигуры. Меня называли карикатурой мастера. Я ел с ним за одним столом, бегал у него на посылках, спал на нижних полатях, получал трепку от него, а иногда от его жены. И уже через год учитель стал удивляться моим успехам, правильности рисунка. Слова Гирландайло “Это восходящая звезда” запали мне в душу. Я был ему благодарен за годы учения, за участие в моей судьбе. И вот случай помог мне попасть в свиту двора Лоренцо Медичи, в сердце самой Флоренции. О, Флоренция!!!

“Тебе навеки сердце благодарно,
С тех пор, как я, раздумьем томим,
Бродил у волн мутно –зеленых Арно,
По галереям сумрачным твоим,
Флоренция! И статуи немые
За мной следили; подходил я к ним
Благоговейно. Стены вековые
Твоих дворцов объяты были сном,
А мраморные люди, как живые,
Стояли в нишах каменных кругом” [2]

Что ты пережила на своем веку, Флоренция?! Вы помните, как Флоренция “горела” кострами Савонаролы. Вы слышали об этом монахе, о его “кострах покаяния”? Я понимал его, но я не усомнился в святости искусства. Красота не может быть порождением дьявола.

“С рождения пленен я красотой,
И высшее в том вижу назначенье.
В искусствах добиваться совершенства,
За кисть иль за резец берясь рукой, -
Вот цель моя и вечное стремленье.
Иного в жизни не ищу блаженства.” [3]

Я не приносил в эти “костры” свои труды, как Лоренцо ди Креди, как Боттичелли. Я хотел работать, работать и работать, я хотел творить и поэтому уехал из Флоренции в Рим.

И вот мое творение, названное “Пьета”.< Рисунок 1>

Здесь мои мысли, мои чувства. Здесь мое преклонение перед горем матери, осознающей предназначение сына. Она сидит на камне, на коленях ее покоится безжизненное тело Иисуса, снятого с креста. Я придал камню форму, какая сама природа редко достигает в своем лучшем создании – человеке. Я наделил камень душой. Меня упрекали в том, что “Христос изображен в зрелом возрасте, когда Мария прекрасна и молода, и нельзя поверить, что она его мать. На что я отвечал: “Разве вы не знаете, что чистота помыслов лучше сохраняет свежесть тела, и скромные женщины долго сохраняют красоту… другое дело – ее сын. В изображении его я руководствовался той мыслью, что он вполне воплотился в образе человека и подвержен был всему, что всякий смертный. Опыт и страдания состарили его преждевременно”.[4] Нравственная чистота образа Марии, сдержанность ее чувств раскрывают силу характера и подчеркивает глубину горя матери.

“Добро нас красит – безобразит зло.
Обязан я сей истиной годам.”[5]

Я вернулся во Флоренцию. Этот великий город бурлил на улицах и площадях, жил и боролся за свободу, за независимость. И неслучайно во Флоренции родился символ борьбы за свободу. Юный Давид –это Флоренция, которая как и герой готовится к поединку со своими врагами. Но уже ощущается, что он победитель, сознающий свою физическую и духовную силу. Поза еще расслаблена, но взгляд напряжен. Мгновение, и удар точен и смертелен. Все мускулы кажутся пронизанными движением. Моя мощная лепка выявляет колоссальную силу, скрытую в фигуре юного героя, а высота статуи подчеркивает идею свободы. Моего Давида можно сравнить с великими образцами классической античности, в которых нагота является эталоном красоты и мужества. <.Рисунок 2>, <Рисунок 3>

Одновременно с работой над статуей Давида я работал над заказом правительства – картоном к фреске “Битва при Кашине”. Мною руководило желание изобразить готовность граждан встать на защиту республики. Я показал, сигнал тревоги непосредственно переходит в само действие, как человек готов принять бой. <Рисунок 4> Рядом со мной работал Леонардо да Винчи, и меня захлестнуло желание показать, что я готов выдержать любое соперничество и доказать силу своего таланта. Мы разные, у нас различные взгляды на искусство. Леонардо называл живопись интеллектуальным искусством, а скульптуру – физической работой. О, как он не прав! Высшая форма искусства- это скульптура. Она, как солнце, выявляет все совершенства и изъяны. А живопись, словно луна, создает зыбкую иллюзию жизни. Наш спор остался для потомков. Я не завершил работы по росписи зала Совета пятисот во славу флорентийских побед: меня затребовал к себе римский папа.

В Риме правил Юлий II. Он обладал характером, волей и умением подчинять себе всех, кто работал во славу церкви и государства. Он торопился, и его захлестывали грандиозные идеи и проекты. Я, Микеланджело Буонарроти, Рафаэль, Браманте и другие должны были работать, не покладая рук, вкладывать в свой труд все силы души и тела. Юлий II презирал препятствия и не терпел возражений. Мы были похожи в своем нетерпении и стремлении подняться на вершину своего величия.

Я получил заказ на роспись Сикстинской капеллы. О, боже, променять резец на кисть! Забыть любимый мрамор! Но, чувствуя насмешливый и хитрый взгляд Юлия II, я решил доказать свое искусство. Я буду расписывать, но мне никто не нужен, ни подмастерья, ни помощники. Один я проводил в капелле месяцы, дни, а иногда и ночи. Для подготовки к этой великой работе пришлось написать большое количество эскизов и картонов, где изображены фигуры в самых разных позах. Я –скульптор, поэтому изобразил фигуры так, словно они высечены из камня. И каждый рожденный образ несет в себе понимание человеческой анатомии и движения. Каждая композиция существует одновременно и сама по себе, и как часть целого, гармония между частным и целым, их полная равнозначимость. В этом произведении 9 cцен из Книги Бытия. Первая триада связана с сотворением мира: “Отделение света от тьмы”, “Сотворение светил и растений”, “Отделение тверди от воды”. В композиции “Отделение света от тьмы” фигура Саваофа изображена борющейся с хаосом. В нем проявилась моя страсть к творчеству. Он раздвигает облака, отделяет свет от тьмы, словно скульптор являет миру прекрасную статую, убирая все лишнее в камне. Бог обладает величайшей силой созидания, которая переходит в движение рук, и творит миры и дает жизнь человеку. <Рисунок 5>,<Рисунок 6>

Вторая триада – Сотворение Адама, Сотворение Евы, Искушение и Изгнание из рая – посвящена созданию человечества и его грехопадению. Лучший образ росписи Сикстинской капеллы – первый человек Адам, который пробуждается к жизни. Он еще слаб, он протягивает руку к Богу. Сейчас произойдет великое чудо – через прикосновение вселится в него божественный дух, и родится человек. Прекрасно обнаженное человеческое тело, которое может выразить такое многообразие идей и чувств. Я верил в Бога, но и верил в свободную мысль человека, в его физическую мощь и красоту. <Рисунок 7> , <Рисунок 8>

Последняя триада повествует о жизни Ноя-праведника, единственного из всего человечества спасшегося со своей семьей во время всемирного потопа, заканчивающейся его опьянением.<Рисунок 9>

Я был в зените славы и зависти со стороны других художников. Но на самом деле я расстроил здоровье, а особенно зрение. Я долгое время не мог ни писать, ни читать. И что же получил за труд?

“Я нажил зоб усердьем и трудом
(Такою хворью от воды стоячей
В Ломбардии страдает род кошачий):
Мой подбородок сросся с животом.
Лежу я на лесах под потолком.
От краски брызжущей почти незрячий;
Как гарпия, на жердочке висячей –
Макушка вниз, а борода торчком.
Бока сдавили брюхо с потрохами.
Пошевелить ногами не могу –
Противовесом зад на шатком ложе,
И несподручно мне водить кистями.
Я согнут, как сирийский лук, в дугу:
С натуги вздулись волдыри на коже.
Быть скрюченным негоже. [5]

В произведении же “Восставший раб”я воплотил себя, страдающего и мечущегося. Здесь вся глубина страданий выражена через форму. Я сам прошу освободить меня от уз, связывающих мою душу, от уз телесного страдания и душевного томления. Я напрягаю все свои силы, пытаясь порвать оковы. Все тело вытянуто и напряжено. В лице безнадежное отчаяние: напрасно все усилия.<Рисунок 10>

“Погас за горизонтом луч заката,
И мир забылся беспробудным сном.
Лишь я, простертый на земле пластом.
Рыдаю, а душа огнем объята”. [3]

После смерти Юлия II я вернулся еще раз в Сикстинскую капеллу, получив заказ на роспись стены “Страшный суд”.<Рисунок 11> И я в 60 лет взялся за эту работу. Если раньше творчество свято верил в человека, что он является творцом своей судьбы, то теперь, я осознал, что человек беспомощен перед лицом судьбы, которая предначертана свыше. Водоворот чувств, страстей захватывает все персонажи, вовлекает их в ответное движение. Люди, их поступки и дела, их мысли и страсти - вот что было главным для меня. В центре композиции возвышается фигура Иисуса Христа, начинающая движение, которое расходится во все стороны. Его лицо непроницаемо, в решительном жесте руки вложены сила, мощь и непримиримость. Я передал ужас катастрофы. <Рисунок 12> Здесь и толпы грешников, которых волокут в подземелье ада; и возносящиеся к небу праведники; и сонмы ангелов и архангелов; и перевозчик душ через подземную реку Харон. Их лица искажены гримасами, напряжены перед осознанием неизбежности. <Рисунок 13>

И радостны и скорбию убиты
Всеправедные души, что за них
Ты принял смерть, чтоб для сынов земных
Врата Эдема были б вновь открыты.

Им радостно, что дети зла омыты
От первородных, жалких скверн своих;
Им горестно, что от мучительств злых,
Как раб рабов, угас в своей крови Ты.

Кто Ты? откуда? - Небо, в изъясненье,
Смежило взор, разверзло зев земли,
Шатнуло горы, всколебало море;

Коснеют злые ангелы в позоре,
В обитель мрака праотцы ушли, -
Но весел человек, приняв крещенье. [5]

В октябрьский день 1541 года высшее духовенство и приглашенные горожане собрались в Сикстинской капелле, чтобы присутствовать при открытии новой фрески алтарной стены. Напряженное ожидание и потрясение увиденным были столь велики, а всеобщее нервное возбуждение так накалило атмосферу, что папа (уже Павел III Фарнезе) с благоговейным ужасом упал перед фреской на колени, умоляя Бога не вспоминать о его грехах в день Страшного суда.[6]

Все годы, проведенные в труду над этим произведением, я жил уединенно, несмотря на покровительство папы меня преследовала зависть, непонимание и злоба.

Толпа в оценках часто не права,
Давая волю не уму, а чувствам,
И потому впадает в заблужденье.
Ей не понять – она душой черства –
Величье, порожденное искусством.
Тут нужен разум и благоговенье.[5]

К самому себе я всегда относился требовательно, но и осознавал свое “я” в истории и в мироздании. Я знал, что гений человека – творца велик!

В уродливых морщинах, в повороте
Широких плеч, в нахмуренных бровях –
Твое упорство вечное в работе,
Твой гнев, создатель Страшного суда,
Твой беспощадный дух, Буонарроти.
И скукою бесцельного труда,
И глупостью людскою возмущенный,
Ты не вкушал покоя никогда.
Усильем тяжким воли напряженной,
За миром мир ты создавал, как бог,
Мучительными снами удрученный,
Нетерпелив, угрюм и одинок.[2]

Домашнее задание: найти и изучить материал об архитектурных проектах Микеланджело.

Литература:

1. “Художественная галерея”, № 14, 2004.
2. Мережковский Д.С. “Собрание сочинений в четырех томах. том 4”. М.: Правда, 1990;
3. Микеланджело Буонарроти “Лирика”, Л.: Детская литература, 1987.
4. Брилиант С.М. “Микеланджело. Его жизнь и художественная деятельность. Биографический очерк”, серия ЖЗЛ, М.: Республика, 1993.
5. Микеланджело Буонарроти. “Неизмеримы гения деянья: Стихотворения. Перевод А.Махова”, М.: ТОО “Летопись”, 1997.
6. Ионина Н.А. “Сто великих картин”. М.: Вече, 2006.
7. Любимов Л.Д. “Искусство Западной Европы”, “Арт-Пресс”, М., 1982.
8. Энциклопедия для детей “Аванта +”, М.: “АвантА+”,1996.
9. Микеланджело Буонарроти. “Я помыслами в вечность устремлен: Стихотворения”. – М.: Летопись-М, 2000.
10. Эфрос A.M. “Поэзия Микеланджело”. М.: Искусство, 1992.
11. Любимов Л.Д. “Искусство Западной Европы”. М.: “АСТ-Астрель”, 2005.