Цель работы: доказать правомерность существования обряда жертвоприношения в жизни древней мордвы, отраженных в песенном фольклоре.
Задачи:
- изучить тексты народной обрядовой мордовской песни;
- изучить жанровое своеобразие обрядовой народной мордовской песни;
- на основе материалов археологических раскопок доказать тождество между сюжетом песни и результатами раскопок;
- прийти к выводу о том, что народная обрядовая песня является отражением реальных событий в истории мордовского народа
Объектом исследования являются тексты песен обрядового фольклора мордвы, материалы археологических раскопок в Арзамасе, Нижнем Новгороде.
Предметом исследования является:
- связь песенного сюжета с историческими реалиями;
- обряд человеческих жертвоприношений, существовавший у древней мордвы.
Актуальность данной работы заключается в использовании полученной информации в понимании исторического прошлого, приобщением к истокам знаний и поверий, способствующих осмыслению ценностей духовной культуры мордвы.
Методы исследования: при написании работы был использован метод сбора фактических данных, содержащихся в документах.
Практическая значимость данной работы заключается в использовании материала на уроках искусства, музыки, МХК, истории.
Много различных тайн давно минувших веков хранит мордовская земля. О том, что чувствовали люди из далекого прошлого, о чем думали и мечтали, как воспринимали мир, дают представления мифы, легенды, предания, песни. Поэтому важность изучения народной эпической пенсии не подлежит сомнению. Изучение народной эпической пенсии обнаруживает многовековые культурные, бытовые, творческие традиции.
Первые сведения о мордовской эпической песне появились на русском языке в 19 веке в пору возросшего интереса отечественной науки к жизни малых народов России.
Отдельные упоминания о мордовских песнях, в том числе и эпических, в русской науке мы находим уже в 18 веке. Вошедший в состав русского государства новокрещенный мордовский народ не мог не интересовать православную церковь и правительство. Они были кровно заинтересованы в христианизации и в постепенном растворении национального меньшинства среди других народов. Император Петр 1 и царица Екатерина 2 лично проявляют интерес не только к истории, но и быту, а также языку мордовского народа.
В истории собирания и изучения песенного фольклора имело место порой пренебрежительное отношение к народу, к его духовной культуре в целом. Некий чиновник, любитель изучения местного края М.Попов, высказывая отрицательное отношение к мордовской эпической и лирической песне, отмечал неспособность мордвы не только к созданию художественных ценностей, но даже и к нормальному человеческому мышлению. Не найдя в мордовском фольклоре, с его точки зрения, ничего необычного, фантастического, Попов считает мордовский фольклор ни поэтическим, ни историческим, как и сам народ: «…в песнях их почти нет и следа чего-нибудь исторического. Видно, мордва искони только рубили дрова да пряли». Однако абсолютное большинство исследователей отмечают не только художественную специфику, но и видят в них адекватное, прямое отражение гражданской истории, семейного быта, отношения к миропорядку.
«Поэзия всякого народа находится в тесном соотношении с его историею: в поэзии и в истории равным образом заключается таинственная психея народа, и потому его история может объяснятся поэзиею, а поэзия историю»,– справедливо замечал В. Пропп. Утверждаясь в мысли о том, что поэзия неразрывно связана с историей, не повторяет её, но объясняется ею, рассмотрим один из жанров мордовского песенного фольклора, а именно мотивы обрядовой песни. Обрядовая песня поможет приоткрыть завесу прошлого мордвы, позволит лучше понять ее идеалы.
Быт – житие, традиции, обычаи – это зеркало жизни. Обряды, обычаи для мордвы были одним из источников существования, веры в спокойную, счастливую жизнь, они служили ее фундаментом. Обрядовый нравственный свод создавался веками, отшлифовывался поколениями предков. Они скрыты в рукописях архивов, живы во многих чертах жизни наших дней, спор о них звучит на трибунах. И даже вытоптанные, казалось начисто, они оживают в песнях.
Особый интерес представляют обрядовые песни, основным мотивом которых является обряд жертвоприношения при строительстве городищ.
Перевод мордовской песни "Основание города" (перевод В.Щепотева)
На чем город встал, на чем выстроен,
На чем высится, на чем поднят он?
Пролегло под ним семь путей-дорог,
Он на росстани, раздорожии,
Бьют под городом семь ручьёв-ключей.
– Что дадим богам в жертву, зодчие,
Что под городом захороним мы?
Принесли богам под бел камушек
Жертву щедрую – рыбку волжскую:
Пусть, как рыбка, мол, город плавает,
Пусть, мол, будет он вороватей рыб.
Вот возводят кремль – стены падают,
Подымают дом – стены рушатся.
-Что дадим богам в жертву, зодчие,
Что под городом захороним мы?
Принесли богам в дар бурёнушку,
На буренушке строить начали:
Пусть грузней коров будет город наш,
И всегда ленив, что бурёнушка.
Вот возводят кремль – стены падают,
Подымают дом – стены рушатся:
– Что дадим богам в жертву, зодчие,
Что под городом захороним мы?
Отвечал тогда зодчим город сам,
Молвил словом он человеческим:
– Стройте вы меня, стройте город свой,
Только в дар богам дайте девушку.
– Кто у нас богат, славен дочками,
У кого в дому много девушек?
– Ой, богат Семай, славен дочками,
У него в дому много девушек.
Как на площади собирался сход,
И пришёл на сход Семай– батюшка.
А Семая сход угощал вином,
Чтоб лишился он ума-разума:
Обещал Семай дочку в дар богам,
Отдал Марюшу под бел камушек:
Натопила мать баню жаркую,
Чан наполнила водой теплою,
Дочку вымыла, как горошинку.
Стала девушка будто ягодка:
Мать взяла молока из груди своей,
И сварила на нем кашу доченьке,
Из того молока сбила маслица,
Кашу маслицем тем заправила,
Накормила дочь кашей сладкою,
Постелила ей кошму белую,
И подушечки дала мягкие,
И на ту постель уложила спать:
Слышат, вновь пришли старейшины.
Поднимает мать дочь с постелюшки
– Поднимайся, Марюша, дочка милая,
Посулю и я, моя кровная,
В дар богам тебя, под бел камушек,
Под нов город наш, дочка славная,
Пусть красою он будет весь в тебя,
Пусть вовек, как ты, будет молод он!
Взяли Марюшу, взяли за руки,
Впору девушке яму вырыли,
Положили в ямину темную
Дар богам живой, жертву щедрую,
И могилку ту скрыли камушком,
Над могилою строить начали.
Когда Марюшу хоронил народ,
Она молвила речь последнюю:
– Как зароете меня, девицу,
Как сырой землёй завалите,
Полной грудью пусть наш народ вздохнет,
Пусть не знает он семь лет податей!
Повествование о кровавой жертве леденит душу слушателя. А были ли они на самом деле?
Обращаясь к текстам мордовских песен, выясняем, что строители города-мастера, плотники, обеспечивающие ход строительства, являются главными лицами. Когда они видят, что здание рушится, то начинают думать о надежных средствах. Они обращаются к духам земли, к Модаве– месту строительства ош (городище). На их вопрос Модава земля отвечает только им слышным голосом:
Васень шочконь керицясь, Кто первое дерево срубил,
Васень шепкань лутыцясь Кто первую щепу отделил,
Ломань ойме алтакшнось, Человеческую душу обещал,
Тейтерь пиря алтакшнось. Человечью голову посулил.
Сисем алянь ве сазор, У семи братьев сестру единую,
Сисем урянь парыя, У семи невесток-золовушку,
Тетькастояк вейкине, Единственную дочь батюшки,
Шкинь австояк ськамонзэ. Одинёшенькую у матушки.
Мастера-зодчие одновременно и кудесники, имеющие способность и знания говорить со стихиями природы, они же– устроители и исполнители обряда жертвоприношения. Зодчие разрубают на четыре части жертвенные вещи и животных и раскладывают под четырьмя углами здания; по их указанием, под их руководством замуровываются в склеп избранная Модавой, сельским сходом или самими назначенная девушка. В некоторых песнях отец девушки, будущей жертвы, отказывается отдавать свою дочь для замуровывания, но его доводы не учитываются, потому что веление наибольшего числа голосов воспринимается как проявление власти и мудрости, желание держательницы возводимого сооружения, держательницы земли.
Сама героиня в различных песнях бывает не одинакова по своим качествам и убеждениям: то сильно и гневно протестующая, то она героически спокойна. Ею гордятся родители, гордятся её участью: от ее поступка зависит красота и надежность города, строения:
Сон котат, цюлкат карсекшнесь, Она коты, чулки обула,
Сон мазы паця сюлмакшнось, Красивый платок повязала,
Сон сиянь суркске тонгокшнось. Серебряный перстень надела.
Мейле Казанев туекшнесь, После этого к Казани пощла,
Мейле ошонтень венчачшность. После с городом повенчалась.
Так называемые “строительные жертвы” с глубокой древности распространены почти у всех этносов и народов. Согласно преданиям фольклора строительные жертвы приносили во время закладки городищ, крепостей, домов, мельниц, плотин или каких-либо других зданий и сооружений, в том числе церквей. Считалось, что замурованный в основание стены или закопанный под фундамент человек служил жертвой духам земли, а его вечное посмертное сосуществование протекало в качестве духа-охранителя строения, которому он принесен в жертву.
Есть мнение, что в глубокой древности данный ритуал связан с примитивными деревянными постройками. Для того чтобы срубить в лесу деревья, люди должны были просить у них разрешения, ведь каждое дерево в те далекие эпохи по сути являлось неприкосновенным – тотемным. За нарушение данного обычая священные деревья мстили людям: якобы они лишали жизни строителя или первого вошедшего в дом. Поэтому, чтобы их умилостивить перед вырубкой, строители заранее предоставляли жертву – невинное дитя, раба, пленника, животное. Только тогда деревья-тотемы насыщались невинной кровью человека или животного и не мстили людям.
Финно-угровед В.Я. Евсеев предполагал, что этот сюжет мог появиться у мордвы на очень ранних этапах, когда их южными соседями были венгры, а северо-западными – эстонцы и другие прибалтийско-финские народы. Он считал, что “историко-этнографическими реалиями в таких балладах был действительно когда-то бытовавший варварский обычай замуровывать девушку в крепостную стену”. В то же время мордовский фольклорист Андрей Маскаев путем сравнительного анализа мордовских, венгерских, сербских и грузинских песен типа “человек в фундаменте” выяснил, что в грузинских песнях преобладают сюжеты о замуровывании в стену взрослого парня, а в песнях балканских и соседних им народов – кормящей грудью женщины-матери. В мордовских же песнях заложницей этой чудовищной древней традиции становилась взрослая незамужняя девушка.
Что касается причины закладки жертв в крепостную стену, она у всех этих народов одна – стремление умилосердить местных богов, чтобы они не мешали строить сооружение и оберегали его дальнейшее сосуществование. Андрей Иванович замечал: не исключена возможность, что при строительстве некоторых древних земляных сооружений у предков современной мордвы производился обряд жертвоприношения. Поражает то, что мордовских песен о строительных жертвах женщин много. Упомянутый ученый-фольклорист не исключал возможности бытования этого страшного ритуала в древности, хотя и замечал, что в дошедших до нас вариантах этот обряд показывается уже разлагающимся. То есть первоначальная форма сохраняется, но человеческая жертва уже не приносится, заменяясь какими-либо вещами, ценностями, животными.
Результаты археологических раскопок преподносят сведения о принесении в жертву людей в древности у финноволжских племен Нижегородской области, тем самым развеивая сказочный, нереальный характер сюжета обрядовых песен. Об этом можно судить по материалам погребального обряда мордвы Притёшья (Арзамасский и Первомайский районы) и наличию там парных захоронений. Известный советский археолог Анна Алихова считала, что у раннесредневековой мордвы существовал обряд насильственного захоронения женщин. Другой археолог Римма Воронина, анализируя обряд парных захоронений мордвы VIII–XI вв., также высказывала мнение о бытовании кровавых ритуалов. Она предполагала, что у древней мордвы существовал обычай погребать вместе с мужем жену, которую могла заменить рабыня.
Так считает и арзамасский археолог Владимир Мартьянов. Он заключает, что костяки в парных захоронениях мордвы принадлежали женщинам молодого возраста (от их зубов остались только эмалевые коронки). А меньшая глубина могильных ям, обязательное положение женщин лицом к мужчине и их возраст, действительно, могут свидетельствовать о насильственном захоронении. Владимир Николаевич предполагает, что у древней мордвы когда-то бытовал обычай одновременно вместе с мужем хоронить жену или рабыню.
В сознании древних и средневековых людей человеческое жертвоприношение рассматривалось как обмен между миром живых и миром мертвых. Люди приносили в дар своим богам самое ценное из того, что могли пожертвовать – жизнь. В археологии известны случаи, когда число принесенных в жертву достигало несколько сотен человек.
Опираясь на наблюдения, основанные на материалах исследования, можно проследить путь становления современного лексического значения слова «жертва». Жертва – синоним слова еда, а жертвоприношение – кормление умерших предков. Затем понятие расширяется, жертвой называют уже любые предметы, приносимые духам или богам. Наконец, собственно Жертвой становится само ритуальное поведение, например, пост, а жертва – еда отходит на второй, сакральный план.
При изучении текстов обрядовых песен пришла к следующему выводу.Человеческие жертвоприношения, с точки зрения языческих представлений, совершались по нескольким причинам:
- обеспечение хорошего урожая (песни земледельческого цикла);
- компенсация древесным духам за срубленные при постройке деревья как способу передачи жизни новому дому;
- принесение дара богине Модаве в качестве выкупа за место под строительство.
По мере развития общества и превращения человека в высшую жизненную ценность вместо людей богам стали приносить животных : быка, поросенка, петуха. Отголоски человеческих жертвоприношений сохранились в виде имитации в молении «Бабань каша» («Бабья каша»).
При изучении сведений об археологических раскопках на территории Нижнего Новгорода сделала для себя удивительное открытие: культ человеческой жертвы существовал и у русского народа. Так, об одной нижегородской береговой стене, называемой «Коромысловой башней» или «Коромысловой стеной», до сих пор живет русское придание: когда закладывали прибрежную каменную стену, шла с берега Волги женщина, несшая на коромысле два ведра воды. Строители схватили женщину и замуровали вместе с коромыслом под основание стены. Поэтому, согласно преданию, и стена, и башня получили название коромысловой.
Данные археологических раскопок на территории Арзамаса и Нижнего Новгорода подтвердили гипотезу о реальности факта человеческого жертвоприношения, отраженного в обрядовой песне мордвы.
Завершая свое исследование, хочу отметить, что обрядовые мордовские народные песни – не просто древние героические или драматические сказания. Это энциклопедия более поздней жизни народа, а также изображения внутреннего мира героев. Песенный мордовский фольклор отразил длительную и сложную историю, отчасти доныне сохранившую самобытные религиозно-мифологические традиции, в которых сочетаются отголоски древнейших форм верований и черты архаических религиозных систем, вместе с тем песенный фольклор мордовского народа является своеобразной исторической летописью формирования мировоззрения и общежития народа, не доверять которой, как и было доказано, нельзя.
«Изучая предков, узнаем самих себя, без знания истории мы должны признать себя случайностями, не знающими, как и зачем пришли в мир, как и для чего живем, как и к чему мы должны стремиться»,-утверждал историк В.О. Ключевский, и с этим нельзя не согласиться.
Библиография:
- "Арзамасские новости" – 2006 год.
- Бояркин Н.И. Памятники мордовского народного музыкального искусства. Саранск: Мордовское книжное издательство, 1981.
- Карабельников Д. Тайны жертвоприношений на территории нижегородской области. -Режим доступа: paranormal-news.ru
- Мокшин Н.Ф. Мордва и вера. Саранск: Мордовское книжное издательство, 2005.
- Москаев А.И. Мордовская народная эпическая песня. Саранск: Мордовское книжное издательство, 1964.