Эдуард Асадов
Эдуард
Асадов родился 7 сентября 1923 года в туркменском
городе Мерв (ныне Мары). Отец - Асадов Аркадий
Григорьевич (1898-1929), окончил Томский университет,
в годы Гражданской войны - комиссар, командир 1-й
роты 2-го стрелкового полка, в мирное время
работал учителем в школе. Мать - Асадова (Курдова)
Лидия Ивановна (1902-1984), учительница.
В 1929 году после смерти отца Асадовы переехали в Свердловск. Свои первые стихи он написал именно там, в возрасте 8 лет. Впечатления от города нашли отражение в произведениях “Лесная река”, “Свидание с детством”, “Поэма о первой нежности” и др.
В 1939 году Лидию Ивановну перевели на работу в Москву. Здесь Эдуард продолжал писать стихи - о школе, о недавних событиях в Испании, о пеших лесных походах, о дружбе, о мечтах.
Через несколько дней после выпускного вечера в школе летом 1941 года Эдуард записался добровольцем на фронт. Он был направлен под Москву, где формировались первые подразделения знаменитых гвардейских миномётов - “катюш”. Его назначили наводчиком орудия в 3-й дивизион 4-го гвардейского артиллерийского миномётного полка. После полутора месяцев интенсивной учёбы дивизион, в котором служил Асадов, был направлен под Ленинград, став 50-м отдельным гвардейским артминомётным дивизионом. Произведя первый залп по врагу 19 сентября 1941 года, дивизион сражался на самых трудных участках Волховского фронта. Осенью 1942 года Эдуард Асадов был срочно командирован во 2-е Омское гвардейское артминомётное училище, где за 6 месяцев прошёл двухлетний курс обучения.
В мае
1943 года, успешно сдав экзамены и получив звание
лейтенанта и грамоту за отличные успехи, Эдуард
Асадов прибыл на Северо-Кавказский фронт. В
должности начальника связи дивизиона 50-го
гвардейского артминомётного полка 2-й
гвардейской армии он принимал участие в боях под
станицей Крымской.
Вскоре последовало назначение на 4-й Украинский фронт. Служил сначала помощником командира батареи гвардейских миномётов.
После освобождения Перекопа войска 4-го Украинского фронта двинулись в Крым. За 2 недели до подхода к Севастополю лейтенант Асадов принял командование батареей. В конце апреля заняли село Мамашаи. Поступило распоряжение разместить 2 батареи гвардейских миномётов на взгорье и в лощине у деревни Бельбек, в непосредственной близости от врага. Главный удар с земли и с воздуха пришёлся на батарею Асадова, которая к утру 3 мая 1944 года была практически разбита. Уцелевшие снаряды Асадову приказали перевезти на соседнюю батарею. Когда гружёная снарядами машина выбралась на плоскогорье, её засекли с воздуха. Два “юнкерса”, вынырнув из облаков, сделали круг над машиной - пулемётная очередь наискось прошила верхнюю часть кабины, а вскоре где-то совсем рядом упала бомба. В результате разрыва снаряда лейтенант был тяжело ранен. Но боеприпасы были доставлены вовремя. За этот подвиг гвардии лейтенант Асадов был награждён орденом Красной Звезды.
После продолжительного лечения в госпиталях врачи не смогли сохранить ему глаза, и с того времени Асадов был вынужден до конца жизни носить чёрную полумаску на лице.
Об этих трагических днях поэт потом вспоминал: “…Что было потом? А потом был госпиталь и двадцать шесть суток борьбы между жизнью и смертью. “Быть или не быть?” — в самом буквальном смысле этого слова. Когда сознание приходило — диктовал по два-три слова открытку маме, стараясь избежать тревожных слов. Когда уходило сознание, бредил. Было плохо, но молодость и жизнь все-таки победили. Впрочем, госпиталь был у меня не один, а целая обойма. Переезды, скальпели хирургов, перевязки. И вот, самое трудное — приговор врачей: “Впереди будет всё. Всё, кроме света”. Это-то мне предстояло принять, выдержать и осмыслить, уже самому решать вопрос: “Быть или не быть?” А после многих бессонных ночей, взвесив все и ответив: “Да!” — поставить перед собой самую большую и самую важную для себя цель и идти к ней, уже не сдаваясь. Я вновь стал писать стихи. Писал и ночью и днем, и до и после операции, писал настойчиво и упорно. Понимал, что еще не то и не так, но снова искал и снова работал. Однако какой бы ни была твердой воля у человека, с каким бы упорством ни шел он к поставленной цели и сколько бы труда ни вложил в свое дело, подлинный успех ему еще не гарантирован. В поэзии, как и во всяком творчестве, нужны способности, талант, призвание. Самому же оценить достоинство своих стихов трудно, ведь пристрастнее всего относишься именно к себе…”.
После войны он нашёл в себе силы вернуться в строй. Осенью 1946 года Эдуард Асадов поступил в Литературный институт имени Горького. Институт Асадов закончил с красным дипломом. В 1951 году после выхода в свет его первой книги стихов “Светлые дороги” он был принят в Союз писателей СССР.
Начались
многочисленные поездки по стране, творческие
встречи с читателями в десятках больших и малых
городов.
С начала 1960-х годов поэзия Эдуарда Асадова приобрела широчайшее звучание. Его книги, выходившие 100-тысячными тиражами, моментально исчезали с прилавков книжных магазинов. Литературные вечера поэта на протяжении почти 40 лет проходили с неизменным аншлагом в крупнейших концертных залах страны, вмещавших до 3000 человек. Их постоянной участницей была супруга поэта - замечательная актриса, мастер художественного слова Галина Разумовская.
Одна из основных тем в творчестве Эдуарда Асадова - это тема Родины, верности, мужества и патриотизма: “Дым отечества”, “Двадцатый век”, “Лесная река”, “Мечта веков”, “О том, чего терять нельзя”, лирический монолог “Родине”. Со стихами о Родине теснейшим образом связаны стихи о природе, в которых поэт образно и взволнованно передаёт красоту родной земли, находя для этого яркие, сочные краски. Таковы “В лесном краю”, “Ночная песня”, “Таёжный родник”, “Лесная река” и другие стихотворения, а также целая серия стихов о животных: “Медвежонок”, “Бенгальский тигр”, “Пеликан”, “Баллада о буланом Пенсионере”, “Яшка”, “Зорянка” и одно из самых широко известных стихотворений поэта - “Стихи о рыжей дворняге”.
Трогательны и прекрасны стихи Асадова о войне. В них нет ненависти, нет сожаления - есть долг, который обязан выполнить каждый человек во имя своей Родины, заступиться, отстоять и в итоге победить врага. Кто может написать о войне лучше, чем тот, кто был в самой гуще событий? Сомнений нет - только тот, кто знает, как действительно всё было, как создавалась всеобщая победа, как день за днём, неделя за неделей шли бои, как погибали один за другим солдаты, друзья, близкие.
Стихи Асадова о войне славят всех солдат, которые сражались за родной дом, славят тех, кто пал на поле боя, славят тех, кому удалось выжить. Каждый такой стих - это гимн. Гимн победе, гимн русской армии, гимн храбрым, самоотверженным людям! Вместе с тем, сам Эдуард Асадов вовсе не считал своё участие в Великой Отечественной войне чем-то особенным, напротив, если вчитаться в стихи становится понятно - никто не хотел быть героем, люди делали то, что от них требовалось, делали во имя Победы, во имя Мира на нашей планете.
Эдуард Аркадьевич Асадов награждён орденами Ленина, Отечественной войны I степени, Красной Звезды, Дружбы народов, двумя орденами “Знак Почёта”, орденом Почёта, медалями “За оборону Ленинграда”, “За оборону Севастополя”, “За победу над Германией” и другими. Указом Президиума Съезда народных депутатов СССР от 18 ноября 1998 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Умер Эдуард Асадов 21 апреля 2004 года. Похоронен в Москве на Кунцевском кладбище рядом с могилами матери и супруги поэта. А вот сердце своё он завещал захоронить на Сапун-горе в Севастополе, где 4 мая 1944 года был ранен и потерял зрение.
Юлия Друнина
Она
сказала о себе: “Я родом не из детства, из
войны...”. И это казалось правдой. Будто не было
детства. Будто сразу - война, первое и самое яркое
впечатление жизни. Как у других - любовь.
У Юлии Друниной тоже была любовь. Но война заслоняла все. Большая часть ее стихов - на военную тему, и эта тема проявлялась в творчестве поэтессы и через двадцать, и через тридцать, и через сорок лет после войны. Война пробудила когда-то ее душу - и бередила память до последнего дня, когда поэтесса сама решила, что пора уходить...
Юлия Друнина родилась 10 мая 1924 года, в Москве, в интеллигентной семье: отец - учитель истории Владимир Друнин, мать - Матильда Борисовна, работала в библиотеке и давала уроки музыки. Жили в коммуналке. Жили бедно. Но дочь с самых ранних лет приобщали к культуре. Быть девочкой Юле ужасно не нравилось. Она дружила с мальчишками, играла в войну. У Юли были сложные отношения с мамой. Уж очень разное у них было мнение относительно того, какой следует быть девочке, девушке... Матильда Борисовна считала, что женственной и нежной, а Юля видела своим идеалом кавалерист-девицу Надежду Дурову, а высшими качествами считала безграничную отвагу, верность клятве и упорство в достижении цели - разумеется, самой высокой цели, которую только можно себе избрать!
В 1931 году Юля поступила в школу. Стихи писала уже тогда. В конце 30-х годов участвовала в конкурсе на лучшее стихотворение. В результате, стихотворение “Мы вместе за школьной партой сидели...” было напечатано в “Учительской газете” и передано по радио.
Как и все ее поколение, Юля мечтала о подвигах и отчаянно жалела о том, что сама еще так молода, что ни в чем не может поучаствовать, ей казалось, что все самое главное проходит мимо: “Спасение челюскинцев, тревога за плутающую в тайге Марину Раскову, покорение полюса, Испания - вот чем жили мы в детстве. И огорчались, что родились слишком поздно... Удивительное поколение! Вполне закономерно, что в трагическом сорок первом оно стало поколением добровольцев...”. Она была из одного поколения с молодогвардейцами и Зоей Космодемьянской. Она была так же светла, наивна и изначально готова к подвигу и даже к гибели во имя Родины, как и они. В поэме “Памяти Клары Давидюк”, посвященной радистке, погибшей в тылу врага, героически и романтически подорвавшей одной гранатой себя и своего смертельно раненного возлюбленного на глазах у группы фашистов, Юлия Друнина написала - ну, совершенно как бы про себя:
Застенчивость. Тургеневские косы.
Влюбленность в книги, звезды, тишину.
Но отрочество поездом с откоса
Вдруг покатилось с грохотом в войну...
Она как раз окончила школу, когда грянула война. Конечно, сразу бросилась в военкомат. Но ее попросту прогнали: ведь ей едва исполнилось семнадцать! А на фронт брали с восемнадцати лет. Юля завидовала тем девушкам, кто был старше ее на год и значит - мог попасть на фронт: в санинструкторы, в стрелковые батальоны, в авиацию, в радистки.
И тогда, по совету отца, она пошла работать санитаркой в глазной госпиталь в Москве. Окончила курсы медсестер. Немцы рвались к столице - к концу лета Юле пришлось оставить госпиталь и идти рыть окопы. Там, во время одного из авионалетов, она потерялась, отстала от своего отряда, и ее подобрала группа пехотинцев, которым была нужна санитарка. Пехотинцы попали в окружение, тринадцать суток они шли к своим: “Мы шли, ползли, бежали, натыкаясь на немцев, теряя товарищей. Опухшие, измученные, ведомые одной страстью - пробиться! Случались и минуты отчаяния, безразличия, отупения, но чаще для этого просто не было времени - все душевные и физические силы были сконцентрированы на какой-нибудь одной конкретной задаче: незаметно проскочить шоссе, или пробежать несколько метров до спасительного оврага, пока товарищи прикрывают твой отход. А надо всем - панический ужас, ужас перед пленом”.
Именно там, в этой группе, что осталась от пехотного батальона, попавшего в окружение, - Юля встретила свою первую любовь, самую возвышенную и романтическую.
В стихах и в воспоминаниях она называет его Комбат. “Наш комбат, молодой учитель из Минска, оказался человеком незаурядным. Такого самообладания, понимания людей и таланта молниеносно выбрать в самой безнадежной ситуации оптимальный вариант я больше не встречала ни у кого, хотя повидала немало хороших командиров. С ним солдаты чувствовали себя как за каменной стеной, хотя какие “стены” могли быть в нашем положении?”. Когда их осталось только девять человек, они вышли к немецкому переднему краю, и единственным местом, где они могли проскочить, оказалось минное поле. И Комбат пошел по полю, пошел на мины…Комбат погиб и два человека, которые шли за ним, тоже погибли. Юля уцелела.
Юля снова оказалась в Москве. Была осень. Москва эвакуировалась. Отец - директор школы - должен был уехать вместе со всем коллективом и учениками в Сибирь. А Юля ехать не хотела, отец сказал, что останется с ней... И Юля сдалась - на следующий день они уехали вместе. Отец был болен, Юля поехала в эвакуацию - чтобы спасти его. Но и в эвакуации она не рассталась с мечтой, во что бы то ни стало попасть на фронт. Отец умер в начале 1942 года: не выдержал ужасных известий с фронтов. После его смерти Юля решила прорываться на фронт. Восемнадцать ей должно было исполниться только летом, но она уехала в Хабаровск и поступила учиться в школу младших авиаспециалистов. Однажды девушкам - младшим авиаспециалистам - объявили, что их переводят в женский запасной полк, кроме тех, кто имеет медицинскую подготовку. Уже на другой день Юля получила направление в сануправление Второго Белорусского фронта. “Я бежала на Белорусский вокзал, а в голове неотступно крутилось: “Нет, это не заслуга, а удача - стать девушке солдатом на войне, нет, это не заслуга, а удача...”.
Дописала это стихотворение она только двадцать лет спустя:
Нет, это не заслуга, а удача -
Стать девушке солдатом на войне,
Когда б сложилась жизнь моя иначе,
Как в День Победы стыдно было б мне!
Она радовалась, что попала на фронт, она радовалась, что ей удалось поучаствовать в великих сражениях, но насколько тяжело это было каждый день, изо дня в день... “И сколько раз случалось - нужно вынести тяжелораненого из-под огня, а силенок не хватает. Хочу разжать пальцы бойца, чтобы высвободить винтовку - все-таки тащить его будет легче. Но боец вцепился в свою “трехлинейку образца 1891 года” мертвой хваткой. Почти без сознания, а руки помнят первую солдатскую заповедь - никогда, ни при каких обстоятельствах не бросать оружия!..”.
Юле пришлось однажды скрывать свое тяжелое ранение - осколок артиллерийского снаряда вошел в шею слева и застрял в нескольких миллиметрах от артерии. Но Юля не подозревала, что рана опасна, до госпиталя было далеко, и она просто замотала шею бинтами и продолжала работать - спасать других. Скрывала, пока не стало совсем плохо. А очнулась уже в госпитале и там узнала, что была на волосок от смерти. В госпитале, в 1943 году, она написала свое первое стихотворение о войне, которое вошло во все антологии военной поэзии:
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Она знала о войне - все... А было ей тогда только девятнадцать.
После госпиталя она была признана инвалидом и комиссована. Вернулась в Москву, пошла в Литературный институт имени Горького, но стихи раскритиковали, и в поступлении в институт отказали. И Юля решила вернуться на фронт. Она опять попала в пехоту.
Последний год войны для Юли в чем-то был даже тяжелее, чем первый, когда она с остатками полка выбиралась из окружения. Тогда тяжело было физически и морально, но зато совсем не страшно казалось умирать - были другие страхи, серьезнее. А теперь умирать было не то чтобы страшно, но... Как-то обидно. Ведь победа была так близка!
Поскольку победа была так близка, все так надеялись выжить, что даже осмеливались строить планы на будущее. И Юля тоже - все ее планы были связаны с литературным творчеством и с учебой в литературном институте.
Вскоре в одном из боев Юля была контужена... И снова госпиталь, и снова комиссована, это свидетельство было выдано 21 ноября 1944 года. Через шесть месяцев закончилась война.
В Москве Юля - награжденная Орденом Красной Звезды - оказалась в конце декабря, как раз в середине того учебного года, и сразу же пришла в Литинститут. Просто вошла в аудиторию, где сидели первокурсники, и села среди них: “Мое неожиданное появление вызвало смятение в учебной части, но не выгонять же инвалида войны!” Она сдала сессию и даже получила стипендию. Из одежды у нее имелись то самое черное шелковое платье, галифе, гимнастерка, шинель и сапоги. Но в тот год едва ли не весь Литинститут ходил в шинелях. А кое-кто - еще и на костылях. Было и голодно, и холодно, в аудиториях замерзали чернила. И все-таки это было такое счастливое время - для всех! И позже она вспоминала его со светлой тоской: “Несмотря на невыносимо тяжелый быт, время это осталось в памяти ярким и прекрасным”.
Из эвакуации вернулась мама. Отношения были по-прежнему сложные. Мать и дочь совершенно не понимали друг друга. Поэтому самым близким человеком для Юли стал ее избранник. Тоже фронтовик, тоже с нашивками за ранения, тоже поэт, однокурсник - Николай Старшинов. Старшинов вспоминает: “Она была измучена войной - полуголодным существованием, была бледна, худа и очень красива. Я тоже был достаточно заморенным. Но настроение у нас было высоким – предпобедным”. Супружество Юлии Друниной и Николая Старшинова поначалу было счастливым, несмотря на все бедствия. В 1946 году у них родилась дочка Лена.
Военная тема оставалась для нее главной всегда. Николай Старшинов вспоминает, что “над ней нередко и подшучивали: мол, написала стихи о сосновом боре, а все равно в нем оказались неожиданно сапоги или обмотки...”. А она отвечала насмешникам своими стихами:
Я порою себя ощущаю связной
Между теми, кто жив
И кто отнят войной...
Я - связная.
Бреду в партизанском лесу,
От живых
Донесенье погибшим несу.
Друнина была очень простым и целостным человеком, с четкими понятиями о том, что хорошо, а что плохо, человеком, для которого мир полярно делился на черное и белое. К тому же она была романтиком. Настоящим романтиком. И ей с ее восприятием мира на фронте было даже проще, чем в мирной жизни. Она все равно писала восторженно и совершенно искренне:
Но коль сердце мое
Тебе нужно, Россия,
Ты возьми его,
Как в сорок первом году.
Уже в довольно зрелом возрасте в ее жизнь пришла третья - последняя - и самая главная в ее жизни любовь. И она влюбилась - как девочка, и ее любили - как девочку... Потому что избранник ее сердца, известный сценарист Алексей Яковлевич Каплер, был старше Юлии Владимировны Друниной на двадцать лет. В ее жизни появилось чувство столь огромное, что оно затопило собой всю ее душу и заполнило все ее мысли - так, что даже в стихах того времени она гораздо больше писала о любви, чем о войне!
Что любят единожды - бредни,
Внимательней в судьбы всмотрись.
От первой любви до последней
У каждого целая жизнь.
Супружество Каплера и Друниной было очень счастливым. Юлия посвятила мужу, своей любви к нему, огромное количество стихов - хотя и меньше, чем о войне, но больше, чем о чем бы то ни было другом. Знакомые говорили, что Каплер “снял с Юли солдатские сапоги и обул ее в хрустальные туфельки”. Он действительно любил ее бесконечно, безгранично, он оградил ее от всех жизненных трудностей.
Твоя любовь - моя ограда,
Моя защитная броня.
И мне другой брони не нужно,
И праздник - каждый будний день.
Но без тебя я безоружна,
И беззащитна, как мишень.
Она словно предчувствовала свою грядущую беззащитность и неприкаянность - без него...
Алексей Каплер и Юлия Друнина прожили в своем счастливом супружестве девятнадцать лет.
Ты - рядом, и все прекрасно:
И дождь, и холодный ветер.
Спасибо тебе, мой ясный,
За то, что ты есть на свете.
Николай Старшинов пишет: “...после смерти Каплера, лишившись его опеки, она, по-моему, оказалась в растерянности. Вообще она не вписывалась в наступающее прагматическое время, она стала старомодной со своим романтическим характером...”.
Она действительно была последним романтиком уходящей эпохи. Она все еще торжествовала великую Победу в великой войне, в которой и ее собственная заслуга была, - когда все остальные уже ощутили поражение. Поражение самого строя, поражение всех идей, в которые верили, которыми жили...
Друнина была еще и очень одинока. Тоска усугублялась, и вскоре главной мечтой Друниной стало - скорее соединиться с мужем в вечности, лежать с ним в одной могиле… 20 ноября 1991 года она отравилась выхлопными газами автомобиля.
Крымские астрономы Юлия и Николай Черных назвали одну из далеких планет Галактики именем Юлии Друниной. И это стало лучшим памятником Юлии Друниной: свет далекой звезды, свет, пронзающий время и расстояния, негасимый свет...