Культура – это усилие человека быть.
М. Мамардашвили
Каждый человек – это целый мир.
Развитие, воспитание, образование человека по существу представляет собой непрерывный процесс создания этого внутреннего мира. Важно, чтобы этот мир был человеческим и человечным.
На протяжении всей истории человечества мыслители, философы. Ученые размышляли о том, как появляется и развивается внутренний мир, душа человека, какие необходимы условия для того, чтобы создающийся внутренний мир был полноценным, насыщенным, многоцветным, а не представлял из себя, как это, к сожалению, часто бывает, духовную пустыню, заполненную пеплом разочарования и черными озерами страхов.
Культура, имея колоссальное по объему и разнородное содержание, представляет богатые возможности для развития всех качеств и способностей личности, ее субъектности. Специфика литературы и искусства как культурных феноменов заключается в прямой обращенности к человеку (читателю, зрителю, слушателю). Иными словами, для того, чтобы ученик мог раскрыть ценностное, личностное – и тем самым – культурное содержание того или иного произведения искусства, он должен уметь устанавливать и удерживать диалогическое отношение с произведением искусства, с его автором.
Искусство формирует строй чувств и мыслей людей. Если воспитательное значение других форм общественного сознания носит частный характер, то искусство формирует целостную личность. Пифагорейцы говорили, что искусство очищает человека. Показывая героев. Прошедших через тяжкие испытания, искусство заставляет людей сопереживать им и этим как бы очищает их внутренний мир.
Содружество музыки и литературы известно с давних времен. Что стало бы с музыкой, если бы не было литературы? Что она потеряла бы, если бы не было ни поэзии, ни прозы? Сюжеты, темы, образы этих двух видов искусства имеют общий источник - это окружающая нас реальная жизнь, и поэтому мы видим так много общего между музыкой и литературой, хотя в каждом из этих искусств это общее выражается разными средствами, в разных формах и по-разному воздействует на нас, читателей и слушателей.
Музыка была обязательной составляющей в жизни и воспитании дворянских детей. Детство Лермонтова не было исключением. Он получил традиционное для того времени музыкальное образование. С народными песнями он познакомился еще в Тарханах. Систематически обучаться музыке начал в Пансионе в Москве. По сообщениям печати 21 декабря 1829 года в университетском пансионе “за десятидневным непрерывным испытанием воспитанников в языках и науках следовало, по обыкновению, испытание в искусствах... Михайло Лермонтов играл на скрыпке аллегро из маурерова концерта”[1] Об этом же сообщалось и в “Московских ведомостях”.
Так что неудивительно, что в литературном творчестве Лермонтова музыка занимает достаточно видное место. Психологические глубины в восприятии музыки Лермонтовым, объясняются, возможно, тем, что, по словам самого поэта, подтвержденным многими его современниками, самые первые, почти младенческие воспоминания Лермонтова о самом себе связаны именно с музыкой: “Когда я был лет трех, - пишет поэт в 1830 году, - была песня, от которой я плакал; ее не могу теперь вспомнить, но уверен, что если б услыхал ее, она бы произвела прежнее действие. Ее певала мне покойная мать”.
Это воспоминание легко соотносится с описанием игры на фортепиано матери Арбенина в “Странном человеке”: “А бывало, помню, (ему еще было три года), бывало, барыня посадит его на колена к себе и начнет играть на фортепьянах что-нибудь эдакое. Глядь: а у дитяти слезы по щекам так и катятся!..”[2]
В произведениях Лермонтова встречаются имена разных композиторов и исполнителей. Так, в очерке “Панорама Москвы”, написанном в годы пребывания в школе юнкеров, есть подтверждение того, что он был знаком с симфоническим творчеством Л.В. Бетховена. Поэт уподобляет “согласный гимн колоколов” “чудесной фантастической увертюре Беетговена [так он транскрибирует имя Бетховена], в которой густой рев контр-баса, треск литавр с пением скрыпки и флейты образует одно великое целое”.[2]
Внутреннее сходство дарования Лермонтова с мощным духом Бетховена усматривал В.Г. Белинский, писавший о первых стихах поэта: “Это еще не симфония, а только пробные аккорды, но аккорды, взятые рукою юного Бетховена...”
В Петербурге Лермонтов часто бывал в домах В.Ф. Одоевского и братьев Виельгорских, где часто выступали выдающиеся музыканты. Отголоски этих впечатлений сказались в набросках повести “Штосс” (“У графа В... был музыкальный вечер”). Лермонтов упоминает здесь “новоприезжую певицу”, которая пела балладу Ф. Шуберта на слова И.В. Гете “Лесной царь”. По мнению исследователей, Лермонтов имел в виду известную артистку, выступавшую в том сезоне в Петербурге. Мнения ученых разделяются: одни считают, что это - артистка немецкой группы С. Хейнефеттер; другие - что имя этой певицы Генриетта Зонтаг, которая, покинув сцену, выступала в аристократических салонах. Лермонтова поразили не только обольстительные звуки голоса, но и то, что в них таились отзывы радости и муки.
Лермонтов любил и тонко чувствовал музыку, считая, что она может точнее и глубже, чем слово, выражать сокровенные чувства. В его лирике нашло отражение романтическое восприятие музыки. В стихотворении “Не верь себе” поэт говорил о невозможности “стихом размеренным и словом ледяным” передать значение простых и сладких звуков, рожденных в час вдохновения. Для Лермонтова звук и зримый образ нерасторжимы. Власть звуков, сила музыки заключается в способности возвращать к жизни прошлое, превращать слышимое в зримое. Об этом пишет поэт в стихотворении “Звуки” 1830-1831 гг., навеянном игрой гитариста Н.Т.Высотского:
Что за звуки! неподвижен, внемлю,
Сладким звукам я;
Забываю вечность, небо, землю,
Самого себя.
Всемогущий! что за звуки! жадно
Сердце ловит их,
Как в пустыне путник безотрадной
Каплю вод живых.[3]
Об этой же способности музыкальных звуков превращаться в спасение для души он пишет в “Панораме Москвы”: “... и мнится, что бестелесные звуки принимают видимую форму, что духи неба и ада свиваются под облаками в один разнообразный, неизмеримый, быстро вертящийся хоровод”.[2]
В поэзии Лермонтова часто возникает образ мелодии, властно овладевающей сознанием лирического героя. Это видно, например, из стихотворений “Ангел” 1831 года и “Сосед” 1837 года:
И звук его песни в душе молодой
Остался - без слов, но живой.
(“Ангел”).[3]
Я слушаю - и в мрачной тишине
Твои напевы раздаются.
О чем они - не знаю; но тоской
Исполнены, и звуки чередой,
Как слезы, тихо льются, льются...
(“Сосед”)[4]
Воспоминания о Лермонтове свидетельствуют о том, что поэт любил музицировать, напевать. В автобиографических заметках он пишет: “Музыка моего сердца была совсем расстроена нынче. Ни одного звука не мог я извлечь из скрыпки, из фортепиано, чтоб они не возмутили моего слуха”.
Поэт нередко уподобляет звуки голосу сердца, оборвавшийся звук или струна - это улетающая жизнь. Образ порванной струны часто встречается в его лирике:
Наша смерть - струны порванной звон.[4]
Или:
Стон тяжелый вырвался из груди
Как будто сердца лучшая струна
Оборвалась...[3]
Музыкальные образы характерны для всей поэзии Лермонтова. В ранних стихах упоминается лира, арфа, барды, певцы, Пан, окруженный толпой пастухов, в руках у Пана свирель. Позже появляется “шотландская арфа” (стихотворение “Желание”) - своеобразный символ поэтической родины поэта:
Я стал бы летать над мечом и щитом,
И смахнул бы я пыль с них крылом,
И арфы шотландской струну бы задел,
И по сводам бы звук полетел.
В “кавказских” произведениях Лермонтова не раз встречаются описание песен, музыки. В песне контрабандистов в “Тамани” раскрывается образ героини: “Вдруг что-то похожее на песню поразило мой слух...присушиваюсь...напев странный, то протяжный и печальный, то быстрый и живой... Я поднял глаза: на крыше хаты моей стояла девушка в полосатом платье, с распущенными волосами, настоящая русалка”.[4]
С песней связана и недолгая жизнь Мцыри. Герой вспоминает “звуки песен” своих сестер и лучи их сладостных очей. Песня грузинки, которую слышит Мцыри, оживляла его надежды :
И ближе, ближе все звучал
Грузинки голос молодой,
Так безыскусственно живой,
Так сладко вольный, будто он
Лишь звуки дружеских имен
Произносить был приучен...[4]
Звуковые образы входят и в пейзаж. Явления окружающего мира поэт воспринимает в богатстве звуков и голосов. Он слышит “волн прибрежных стон”, “соловья таинственные звуки”, “вой зимних бурь”.
Звуки в восприятии Лермонтова обладают и психологическим смыслом. Звук колокола чаще всего связан с предвестием беды. В “Мцыри” колокольный звон связан с утратой надежды вырваться на свободу, в “Боярине Орше” он предвещает осуждение и гибель героев.
Поэт испытал сильное воздействие русского музыкального фольклора, главным образом, песенного. В его стихах звучат мотивы лирической песни с ее задушевной грустью, песен вольности.
Музыка и вызванные ею впечатления разными путями входили в художественное сознание Лермонтова, становясь неотъемлемой частью его творчества. Справедливо наблюдение критика И. Эйгеса: “ Лермонтов дает поразительные, редкие в мировой литературе образцы того, как именно следует говорить о музыке, не искажая ее сущности как искусства звукового, как именно следует воссоздать в словесной форме поэтическими средствами своеобразие музыкального переживания”.[5]
Гуманизация образования, его направленность не на узкопрофильную подготовку, а на всестороннее культурное развитие человека, является насущной потребностью современного общества. Ее задачами являются обеспечение общекультурного духовного развития человека, развитие его способностей, личностных качеств, умения использовать социокультурную среду для субъектного становления и максимальной реализации потенциалов личности и культуры. Система образования, способствуя вхождению учащихся в культуру, должна ориентировать их на полноценное, а значит – творческое существование в культурном пространстве.
Если человек способен оценить явление, выявить его смысл в контексте культуры, выработать свое отношение и придать этому явлению личностный смысл, соотнести культурный и личностный смыслы – это и значит, что человек может воспринимать окружающий мир и действовать в нем, исходя из гуманитарной позиции.
Список литературы
- “Дамский журнал”, 1830 год, часть 29, № 2.
- Лермонтов М.Ю. Избранное. Ставрополь, 1978.
- Лермонтов М.Ю. Стихотворения. Москва, 1986.
- Лермонтов М.Ю. Избранное в 3-х т. Ставрополь, 1977.
- Лермонтовская энциклопедия. “Советская энциклопедия”, Москва, 1981.