Введение.
Тема нашей работы: Литература и цензура: свобода творчества и государственный надзор.
Выбор данной темы был обусловлен ее актуальностью, тем, что в настоящее время, в связи с абсолютной свободой слова и неконтролируемым потоком информации в обществе наблюдается некоторый нравственный спад, что делает весьма актуальным постановку вопроса о восстановлении цензуры как формы государственного управления, регулирующей и отбирающей информацию, доводимую до потребителя. Кроме того, современная литература представляет собой весьма противоречивое и неоднородное явление, что являет собой следствие расширения области дозволенного и легитимного поведения.
В ходе работы мы исследовали не только проблему влияния цензуры на литературу, но и попытались ответить на наболевшие и насущные вопросы: "Что важнее: абсолютная свобода творчества или сдерживающие цензурные ограничения? Может ли современная литература без правового государственного надзора развиваться в сторону повышения нравственного и интеллектуального потенциала? Как избежать крайностей, которые приводят либо к тотальному контролю, либо к полному попустительству?".
В ходе исследования мы изучили и синтезировали отдельные исследования, как по специфике цензуры, так и относительно развития литературы в советские и российские общества, ранее не имевших общих точек соприкосновения, что позволило осуществить комплексный подход к изучению поставленной проблемы. Следовательно, целью нашей работы является выявление механизмов воздействия цензуры на литературу, как форму отражения общественного сознания и определения ее места в системе социального политического и культурного слоях нашего общества.
Для реализации данной цели мы решаем несколько задач:
- Раскрыть сущность цензуры, проследить механизмы ее возникновения и функционирования.
- Рассмотреть влияние цензуры на литературу, акцентируя внимание на советском периоде.
- Исследовать современный литературный ландшафт и его связь с существующей ценцурой.
Работа состоит из двух взаимосвязанных глав, в которых последовательно излагаются теоретические вопросы в соответствии с основными аспектами изучения данной проблемы. Структуру работы включены введение и заключение, содержащие ее основные тезисы, положения и выводы, а также список используемой литературы.
Глава I. "Основные аспекты возникновения и формирования цензуры как общественно-политического и духовного явления общества".
Здесь дается понятие цензуры, раскрывается ее сущность, прослеживаются этапы ее формирования. Первая глава направлена на утверждение выдвигаемого тезиса, что цензура - это социальный, культурологический и литературный феномен. Внимание, главным образом, акцентируется на рассмотрении механизма взаимодействия литературы и цензуры.
Глава II. "Цензура как критерий цены слова".
В данной главе рассматриваются механизмы воздействия цензуры на литературу в советский период. Много внимания уделяется тоталитарной литературе, возникшей как результат жесткого давления государственного аппарата, регулировавшего и диктовавшего свои условия развития литературы, отбиравшего "нужные" темы и образы, отсекая все то "лишнее", что противоречило принятым догмам. Основной упор делается на утверждение того факта, что свобода творчества немыслима без внутренней свободы, и тотальные ограничения порождают лишь художественную "серость" и стереотипность. Изменение же статуса современной литературы - это результат смягчения цензурных запретов. В отличие от советской литературы, российская литература абсолютно свободна и неконтролируема. Решающий фактор ее успешного развития- коммерческий характер отношений между автором и государством. Существующая свобода- это свобода разрушать - таков лейтмотив исследования современного литературного ландшафта.
Теоретическим обоснованием работы послужили исследования таких авторов, как И. Е. Левченко "Цензура как социокультурный феномен", З. К. Водопьянова "История советской политической цензуры", А. Вознесенский "Цензура на все времена".
Наша работа может быть применена в учебных заведениях средней и высшей школы в качестве факультатива или спецкурса. Имеющийся материал целесообразнее использовать в старших классах, поскольку он не соответствует возрастным и психологическим особенностям учащихся среднего возраста.
Практическая значимость работы: весь изложенный материал помогает разобраться в существующих отношениях между государством и литературой. Наша цель - привлечь внимание специалистов в данной области, способных не только к теоретическим измышлениям, но и предлагающих реальные меры по устранению "безграмотности", "бескультурья", "наштампованности" в современной литературе.
Глава I. Основные аспекты возникновения и формирования цензуры как общественно-политического и духовного явления общества.
Цензура как социокультурный феномен.
Ни одна область человеческой деятельности так тесно не соприкасается с цензурой, как средства массовой информации. История цензуры в России - неотъемлемая часть истории отечественной журналистики и литературы. Проблемы, связанные с изучением истории цензуры, ее структуры, содержания деятельности в отдельные исторические периоды привлекают все большее внимание ученых разных специальностей: филологов, историков, философов, юристов. В последнее десятилетие прошло несколько конференций, посвященных цензуре, которые объединили ученых России, США, Франции, Англии и других стран. Сейчас можно говорить о том, что благодаря усилиям профессора М. Т. Чолдин (США), положивший начало изучению этой, в течение семи с лишним десятилетий изъятой из научного оборота темы, наметились пути решения данной научной проблемы. Необходимость в этом велика: ведь после фундаментальных исследований дореволюционных ученых М. Лемке, А. Скабичевского, Н. Энгельгардта в России так и не появилось ни одного полного исследования по цензуре, охватывающего весь период ее существования. Вышедшие в последнее время содержательные работы А. Блюма и Т. Горяевой, опубликованные материалы прошедших в стране и за рубежом конференций, представляются плодотворными, но все же эскизами для воссоздания полной истории цензуры в России. Ее написание потребует объединение усилий самых различных ученых гуманитарной специализации: предстоит изучение цензуры в контексте политологии и наук общеведческого цикла, цензуры в контексте культурологи и, цензуры в сфере науки о средствах массовой информации и литературы. До сих пор нет полной ясности в определении предмета и методов исследования цензуры. В силу тайного сакрального смысла цензурной деятельности, всегда протекающей скрыто от глаз общества, она в большинстве случаев рассматривается только как произвол и посягательство на ту сферу человеческой жизни, где проявляет себя свобода мысли, жизни духа, а отсюда - мрачные ассоциации со средневековьем, тайной инквизицией т. д. В советский период в России изучение цензуры допускалось лишь в качестве примера постоянных препон на пути развития демократических и революционно-демократических идей и уж никак не в качестве самостоятельного феномена общественной и культурной жизни. Все это значительно сужало поле исследовательской деятельности и в целом тормозило развитие науки в обществе. В настоящее время наиболее устойчивым стало общее подразделение цензуры на два вида - предыдущую и последующую. Первая реализовала свои функции в рамках официальных государственных учреждений: Главное управление цензуры и III отделение - в царской России, Главлит - в советское время. Второй вид осуществляется в рамках законодательных актов, закрепленных в судопроизводстве практически всех стран мира, а также в декларациях мирового сообщества. Как показывает история, такое деление цензуры может рассматриваться лишь как научный инструментарий, мало что проясняющий относительно сущности самого феномена цензуры в обществе. Остановимся более подробно на понятии цензуры, на изучении ее основных функций. Цензура - социокультурная система контроля за производством, распространением и хранением информации, действующая в соответствии с потребностями и интересами организующей и направляющей инстанции, наделенной властью. Социальность цензуры определена тем, что характер общественных отношений и условия взаимодействия различных общественных институтов, социальных слоев, групп и индивидов в обществе значительной мере зависят от качества и объема информации, циркулирующей в социуме, заинтересованном в укреплении стабильности своего бытия и вырабатывающем для достижения этой цели особые средства. Цензура, непосредственно осуществляя регулирование информационных потоков, служит одним из важнейших механизмов предохранения общества от духовной усталости, защиты его политических и моральных устоев. Она способна воспрепятствовать разложению системы ценностей, не допустить эксцессов экстремизма, шовинизма, национализма и иных негативных явлений. Однако роль цензуры неоднозначна. Наступает время, когда в обществе начинает проявляться необходимость осуществления изменений прежде привычных отношений. В этом случае цензура может оказаться серьезной преградой на пути к этим изменениям, если она "по-своему" интерпретирует действительную и мнимую новизну. Цензура является порождением общества, которому нужны сдерживающие начала, предотвращающие разрушение его организма. Она представляет собой своеобразный пример действия инстинкта самосохранения в социуме, стремящемся ограничить девиации своих членов. Производя отбор информации на основе принятых в данном обществе образцов и норм, цензура вносит вердикт о степени ее соответствия социальным рамкам, установленным для живущих в нем людей, и тем самым предопределяет общественное восприятие того или иного факта. Таким образом она участвует в формировании ценностных ориентаций. Действие цензуры осуществляется отчасти публично, отчасти тайно и зависит от состояния общества и его культуры. Будучи искусственной подсистемой, цензура служит укреплению "родительских" систем, но при определенных условиях способна "автоматизироваться" от истинных общественных потребностей и перейти в режим "самогенерации", то есть к поиску и уничтожению "врагов", что неизбежно приводит к саморазрушению всего социокультурного организма. Таким образом, цензура, с одной стороны, способна оберегать культуру, а с другой она может ослаблять ее. Ю. М. Лотман справедливо отметил, что для динамики культуры большое значение имеют "взрывы", и общество пытается управлять ими. Цензура призвана помочь этому. В процессе развития культуры она выступает в нескольких ипостасях:
"Ситом", отделяющие чуждые элементы;
"Волноломом", противостоящим посягательствам на культуру;
"Плотиной", изменяющей направление в течении;
"Омутом", засасывающим в бездну забвения враждебные ценности.
Фактически цензура демонстрирует адаптационные возможности социума и его культуры по отношению к новым явлениям. Цензура может оттеснить на какое-то время на периферию тот или иной феномен культуры, но затем, благодаря актуализации, он способен вновь вернуться в лоно "живой" культуры. Возможны следующие варианты судьбы элементов, отсекаемых цензурой от плоти актуальной культуры:
1. Переход в андеграунд, в неофициальную субкультуру.
2. Безвозвратная утрата "самости" и растворение среди других элементов.
Таким образом, мы видим, насколько важно учитывать степень зависимости культуры от цензуры, так как именно с ней связан определенный порядок функционирования гетерогенной культуры в социуме. Если формируется "закрытое" общество, то социальность, основанная на позициях превратно понятой общественной пользы, доминирует, и цензура отчуждается от культурной традиции, работает против нее и, в конечном счете, против самого социума. Если же цензура нормально действует в цивилизованном обществе, строго соблюдая установленные правила и нормы, успешно удовлетворяет его потребности в защите фундаментальных человеческих ценностей, то в ней гармонично сочетаются оба начала: социальное и культурное.
Власть, как предпосылка, условие возникновения и развития цензуры, обеспечивает выполнение главных ее функций:
1) Функция контроля, которая заключается в систематическом отслеживании, оценке, классификации социальной информации согласно нормам ее производства и обращения; 2) Функции регламентирующей, направленной на определении критериев и установление порядка циркуляции информации посредством составления рекомендаций, предписаний, указаний, замечаний, запрещений и прочее; 3)Охранительной функции, позволяющей содержать в тайне государственные, военные и другие секреты; 4) Репрессивной функции, нацеленной на наказание виновных в нарушении правил цензуры; 5). Манипулятивной функции, выражающейся в том, что цензура, регулируя поток информации, определенным образом воздействует на восприятие фактов и принятие решений; 6) Профилактическая функция, призванная предупредить конфлитные ситуации; 7) Санкционирующей функции, обеспечивающей прохождение в социальное пространство информации двух видов: первозданной, не претерпевшей изменений, и искаженной, адаптированной цензурой; 8) Эталонизирующей функции, представляющей собой фиксацию и закрепление определенных образцов (произведений искусства, художественных направлений и стилей, научных теорий и т. д.); 9) Функции стимуляции общественного интереса, которая обуславливает повышение и пробуждение внимания к малодоступной информации со стороны не посвященных.
Помимо перечисленных функций цензура выполняет еще и ряд сопутствующих: регулятивную, коммуникативную, трансляционную и другие. Их подавляющее большинство (за исключением манипулятивной), если они не переходят в "свое иное", имеет положительную направленность. Но, вопреки своей природе, цензура часто используется различными социальными субъектами во вред обществу и культуре. В сущности, для цензуры характерна репродуктивная деятельность. Ее творчество проявляется в подборе средств давления на источник, распространителя, хранителя и потребителя информации. Постоянная и устойчивая деятельность цензуры свидетельствует о том, что она играет в обществе роль специфического социального института.
Глава II. Литература и цензура: свобода творчества и государственный надзор.
2. 1. Цензура и тоталитарное искусство или подцензурные страсти в России XIX-XX веков.
Появилась цензура впервые в Древнем Риме. В древнеримских административных органах существовали чиновники, определяющие налоговый ценз. Они так и назывались - цензоры. На них была возложена обязанность проверять сенаторское сословие - не совершил кто-нибудь чего-нибудь порочащего; им было дано право исключать из сенаторов. А когда такое начинается, кончается с превеликим трудом. Цензура была официально ликвидирована в Англии в 1794 году, во Франции - в 1830. Но воистину, "что нужно Лондону, то рано для Москвы" - в России цензура появилась только в начале ХVIII века, зато дожила аж до 1990 года.
В ХIХ веке имена "тружеников цензуры" были известны всем: Тютчев, Гончаров, Ложечников. При Николае I цензура творила, что хотела, но при его сыне снова начались либеральные времена, и Тютчев с Гончаровым совершенно не стыдились места своей службы.
Советская цензура берегла тайну собственного существования. Рассказ или повесть с героем-цензором, описанные в самых благородных тонах, имели бы шанс пробиться в печать не больше, чем полный список ракетных баз с точными координатами и фамилиями офицерского состава.
Практически с уверенностью можно сказать, что политическому давлению властей, цензурным проверкам и наказаниям за нарушение цензурных требований не подвергался редактор только одной-единственной русской газеты - "Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Московском государстве и во иных окрестных странах". Ее редактором был сам Петр I. А вот в 40-х годах прошлого века Петербургский цензор Гедсонов запретил две пьесы из-за пошлости, плохого русского языка и частого употребления ругательств. Их автором являлась Екатерина II. Первым документом, устанавливающим политическую цензуру новой власти, стал "Декрет о печати 10 ноября 1917 года. Изучение документов Госиздата свидетельствует о том, что начиная с 1919 г. он осуществлял государственную политику в отношении идеологической направленности общественной, научной и художественной литературы. Поэтому факт организации Главлита в 1922 г. можно рассматривать не как определенный поворот в отношении идеологии и культуры, а как логическое продолжение политики незаконной власти тоталитарного типа, более всего испытывающей страх перед свободой слова и свободой мысли. Неопровержимым подтверждением истинных целей создания этого Министерства Правды и методов советской цензуры является документ, созданный Главлитом, практически сразу же после его организации и разосланный местным органам цензуры.
С 1929-30 годов трагическое и трагедия становятся мишенью для тотального уничтожения. Уже с первых лет революции трагедия и трагическое цензорами берутся под подозрение. Эпоха требовала именно Эпоса, с его непременным героическим звучанием. Процесс этот зашел далеко. Эпоха брала на вооружение риторику, "воспитательный пафос", морально-дидактические нормы, выработанные с учетом всеобщих законов жизнетворчества и счастья. Любой прорыв из "эпизма" казался крамолой. Трагедию в 30-е годы подменили героической драмой. Была открыта новая формула: "оптимистическая трагедия". Финал должен был неизбежно вызывать в памяти знакомое: "Умрешь недаром: дело прочно, когда под ним струится кровь:", "Помни, что и смерть бывает партийной работой". Жесткий государственный надзор привел к появлению тоталитарного искусства, являвшего собой договор между властью и носителями языка, оно находится вне рамок эстетического, но в пространстве политико-идеологических интенций. Перед нами культура отчуждения личности от реальности. Это культура мобилизации эмоциональной энергии массы, поскольку политическая мифология сугубо функциональна: путем упорядочения картины мира она организует в соответствующем направлении деятельность людей. Она, таким образом, целенаправлена. Отсюда - телеологизм в понимании развития: историческое развитие в направлении к определенной цели - к светлому будущему, а этапы такого развития - "первая фаза коммунизма", "развитой социализм". При очевидной структурности и новизне тоталитарное искусство, будучи языком власти, не создает своих художественных кодов, а использует уже наработанные культурой, внутренне их перестраивая. Самым верным пластом является героическая парадигма. В инварианте все соцреалистические герои обладают неизменной способностью к совершению чудес. Сами эти чудеса воспринимаются в этом мире как реальность - подвиг. В подвиге героя реализуется "волевое начало" культуры ("нам нет преград:", "для большевиков нет ничего невозможного:", "мы рождены, чтоб сказку сделать былью:" и т. п.) - этот герой вечно молод, принципиально не стареющ, как и его подвиг, и вечно жив. Он, подобно сказочному персонажу, переходит через все стихии (тонет, горит, замерзает и т. д.), но в результате, "смертью смерть поправ", странным образом преодолевает собственную смерь. И действительно, одной только человеческой волей одни растения превращаются в другие, одним только взглядом парализуется враг, избавляется от смертельных болезней, преодолевает физическую немощь. Однако пантеон героев заведомо узок для реализации модели соцреализма. На массу влияет протагонист власти, воплощающий в себе "коллективный разум" и "волю партии". Большевистский тезис о том, что партия в себе концентрирует и ум, и совесть, и честь и передает их массе, реализуется в архетипической модели героя и толпы. "простой человек", получив разряд сознательности, не только готов к совершению подвигов, но и должен этот заряд передать остальной массе, перевоспитавшись, перевоспитать других.
Тоталитарная культура есть культура семейная; она опирается на патриархальное сознание, которое строится на надличных категориях семейственности: "Родина-мать", "Отец народов", "республики сестры", "народы- братья" и т. д. В глубинном смысле - эта культура социального одиночества, вытесняемого идеологической доктриной через утверждение "братства", "семейственности" и через жесткое подавление "индивидуализма" частного человека.
Тоталитарное искусство выработало свою систему ценностей, и традиционная культура, с ее индивидуализмом, в нее не вписывалась. Стремление к жесточайшей регламентации и дозированию "классического наследия" проявилась сразу же после Октябрьского переворота. Для этой цели использовались различные средства и механизмы, среди которых особое значение отводилось "национализации" классиков. В первые пооктябрьские годы деятельности Пролеткульта проповедовали полный разрыв с культурой других классов, противопоставляли культуру победившего класса "буржуазной", "капиталистической", "дворянской", полагая, что классика вообще не нужна и даже вредна, что завоевавший свободу пролетариат должен построить свою культуру, начиная с нуля. Круг полузапретных и запретных тем был четко определен:
1. Неприкасаема была официальная история советского государства: революция и гражданская война, но не террор и трагический эксперимент, коллективизация, а не облава на народ, Великая Отечественная война, но не цена победы в этой войне, репрессии 30-х годов, но не страна, превращенная в концлагерь, стабильность, но не набирающий силу неосталинизм 60-х годов;
2. Не должны были подвергаться разрушительному анализу мифологемы и идеологемы, связанные с социалистическим способом жизнеустройства, которые привели к явственным изменениям в социопсихологической атмосфере национального бытия: психология рабства, тотальная несвобода, примат "мы" над "я", антисемитизм, страх, корысть и доносительство как основные регуляторы межличностных отношений.
Все эти темы постоянно возникали на страницах "Нового мира", и при этом, безусловно, использовались все приемы конспиративной речи:
Маскировка политического содержания якобы интимной тематикой.
Тексты, посвященные русской действительности, относятся к зарубежным событиям и проблемам. Это широко распространенный прием, который условно можно обозначить названием известного стихотворения тех лет А. Вознесенского "Монолог Джерри, Сан-Францисского поэта".
Прием "наложения сетки": две-три стихотворные строчки или фразы камуфлируются весьма благонадежным текстом.
Прием умолчания Авторы "Нового мира", цитируя, нередко "забывают" указать первоисточник.
Размышление, остро актуальное по сути переносится в историческое прошлое России. Так, рецензия Е. Дороша "Книга о Грозном царе" на труд С. Б. Веселовского "Исследование по истории опричника" четко проводит мысль о принципиальном сходстве любой тиранствующей личности.
Прием, применявшийся в "Новом мире" наиболее четко в литературно-критических статьях: прием заведомо неверных высказываний, диаметрально противоположных убеждений автора, что при восприятии текста давало сильный иронический эффект. Например. Статья Н. Ильиной, посвященная дамской прозе выдержана в нарочито научном тоне, насыщена сложными литературоведческими терминами. Заявленный академизм вступает в очевидный конфликт с предметом исследования и цитаты текстов "дамского рукоделия" выглядят уж открытой пародией.
Безусловно, это были единичные случаи, проявление "безумства храбрых" на фоне разлагающей и пронизывающей общество "самоцензуры", превратившей, по оценке А. И. Солженицына, официально существовавшую литературу в "ненастоящую. " Таким образом, среди многочисленных особенностей советской цензуры в качестве одной из наиболее выдающихся можно выделить ее тоталитарный характер. Цензурой браковалось все, что с точки зрения власти и официальной идеологии хоть сколько-нибудь подрывало авторитет идеологии и власти.
Мы пришли к выводу, что философские и психологические основы творчества немыслимы без личных общественных свобод автора, но вместе с тем наблюдается почти аксиоматическая ситуация, когда в условиях небольшого политического гнета культура достигала невероятных высот, а периоды относительных свобод порождали в обществе угнетение и упадок. Поэтому роль цензуры неоднозначна: она может иметь как позитивное, так и негативное влияние, в связи с чем необходимо учитывать разницу между конструкцией должного и ее реальным функционированием.
2. 2. Цензура и литература Нового времени.
Одна из причин изменения статуса литературы-это неуклонное смягчение цензурных запретов и резкое сужение табуированных зон. Роман не случайно стал пространством, в котором новые общественные нравы заявили о себе, постепенно сдвигая границу между легитимным и нелегитимным, приличным и неприличным, разрешенным и запрещенным. Почти все наиболее популярные европейские романы инициируют своеобразную игру с границей, представленную совокупностью общественных норм в пространстве права, морали, этикета. И значение для общества, скажем, "Манон Леско" Прево, "Модам Бовари" Флобера или "Анны Карениной" Толстого, не может быть понятно без учета господствующих и соответствующие эпохи воззрений на брак, супружескую верность, правила хорошего тона и сексуальную свободу. Сюжет в романе строится на попытках преодоления общепринятых норм и установлений;герои гибнут, разбиваясь о барьер той или иной институции, что в факультативном плане общественной интерпретации представляется доводом в пользу ее отмены или корректировки. В то время как исчезновение общепринятых ограничений неуклонно приводит к потере оснований для построения конструкции романа и его фабульного развития. Уже первые законодательные инициативы по запрещению романов вызваны подозрением, что литература, прежде всего повествовательная, "развращает нравы", "подрывает мораль" и "разрушает устои". Цензура, пытавшаяся отстаять традиционные принципы и правила общественного поведения, интерпретируемые в качестве вечных ценностей испытывала давление литературы на протяжении двух с половиной столетий, начиная с 1737 года до 1957 года, когда член Верховного суда Соединенных штатов Бреннан добился того, что на литературу стали распростроняться гарантии первой поправки в конституции. История цензуры Нового времени предстовляет собой проекцию истории расширения литературой области дозволенного и легитимного поведения. Литература аккумулировала энергию общественного устремления к преодолению тех нормативных границ(церемональных, этикетных, нравственных и сексуальных), которые были связаны с распределением сексуальной и религиознй власти. Литература продолевала границы, фиксирующие само понятие социальной и нравственной "нормы", "запрета", "табу". Литература аккумулировала жажду свободы(потому что свобода-власть, то есть свобода от ограничений, препятствующих присвоению власти), и ее эмансипация-своеобразное отражение процесса слома цензурных ограничений, вплоть до переноса функций носителя цензуры с государства на общество, заменившее одни ограничения, мешающие присвоению власти, другими, сохраняющими эту власть. Однако прежде чем помощь термина "политкорректность" общество взяло под свою защиту ранее репрессированные формы сознания, то есть то, что долгие века считалось неприличным (в светском варианте) и грехом (в церковном), обществу-с переменным успехом-пришлось оспаривать у цензуры территорию нормы. Еще в последние годы прошлого века видный британский издатель Генри Визеттели был дважды предан суду за публикацию английского перевода романа Эмиля Золя и в семидесятилетнем возрасте отправлен в тюрьму. Первые судебные процессы в Англии против издателей были связаны с публикациями не порнографической литературы, а социальной прозы французских писателей Золя, Флобера, Бурже и Мопассана. Порнографическая литература внушала куда меньше опасения, ввиду того, что обладала несоизмеримо меньшей по численности и авторитетности читательской аудиторией и, следовательно, меньшим общественным резонансом. Зато под цензурный запрет попадают "Озорные рассказы" Бальзака, "Крейцеров соната" Толстого, "Триумф смерти" Д`Аннунцио. Однако самым важным этапом борьбы общества с цензурой за право писателя описывать то, что считалось непристойным, стали последовательные попытки опубликовать в Америке "Улисса" Джеймса Джойса, "Лолиту" Набокова и "Тропик рака" Генри Миллера. Без преувеличения можно сказать, что именно эти три романа по сути дела разрушили институт цензуры в применении к литературе, а их публикация обозначила границу, определяемую ныне как "конец литературы". Формула "можно все- не интересно ничто" применительно к литературе возникла после ряда судебных процессов, привлекших к себе общественное внимание всего мира и связанных с попытками получить разрешение на публикацию этих романов в Новом свете , после чего американские , а затем и европейские суды "все реже стали выражать готовность подвергать преследованиям произведения по обвинению в сексуальной безнравственности-то есть те, которые выражали безнравственные идеи , в отличии от произведений, возбуждающих похоть".
Да, свобода творчества есть обязательное условие для творца. По принуждению, по заказу оно невозможно. Творчество по той или иной нужде-это больше халтура. Но распространение творчества-это совсем другое. Художник имеет право свободно творить, но он не должен иметь права свободно распростронять свои творения. Это как повар:дома он может готовить что угодно. Но чтобы кормить той пищей общество, он должен получить лицензию, его пища должна соответствовать определенным стандартам. Нарушение этих стандартов влечет лишение права на общее кормление. Поэтому свобода в этой плоскости-не более чем поза, жест, дань либеральным установкам. Никакого осмысления последствий за этим не стоит. Такую свободу правильно назвать свободой разрушать. Она рушит ориентиры, систему ценностей, понимание добра и зла. Человек без ориентиров и ценностей становится легкой добычей хищников. Во времена таких "свобод" резко увеличивается количество продуктов, создающих притягательный ореол вокруг наркомании, проституции, разбоя и прочих пороковКак вылядит сегодняшний российский литературный ландшафт?Абсолютно безнадежно. Это только казалось, что рухнут цензурные запреты-и отечественный Парнас наполнится произведениями неслыханной красоты и силы, прилетит птица Феникс и расцветет сто цветов. Просто поразительно, сколь скудным оказался идейно-художественный резерв оппозиционной культуры, когда она выбралась на очищенную от цензуры и соцреализма поверхность. Отнюдь не гомеры духа и не кудесники слова возобладали на постсоветском литературном пространстве. А ущербные посредственности, исчерпывающие свои претензии к режиму в основном невозможностью явить себя на его литературных страницах. Все эти новейшие Пелевины-Приговы и Сорокины-это так, литература для бедных, детский крик на лужайке. Они неистовствуют, а мы зеваем. Они кощунствуют, а нам скучно.
Заинтересованные в прибыли, а не в качестве литературного высказывания издательства сделали важнейший шаг к контролю над общественным вкусом(а значит, и мнением), сознательно нарушив европейскую традицию подачи чтива на книжный рынок. Секрет прост-книгу мягкой обложки, книгу для масскульта в России продают в престижной твердой обложке как серьезную литературу, используя наработанный в стране престиж классической книги. Последовательная реализация этого культурного подлога уже через пару лет привела к успеху, масскульт вошел в сознание публики как нечто вполне достойное уважения. В лидеры рынка вышли авторы серийных детективов, любовных романов, мистических приключений: Александра Маринина, Дарья Донцова, Борис Акунин и другие. Проекты "Маринина" и особенно "Акунин" серьезно исказили прежнюю иерархию радикальных ценностей литературного истеблишмента, читатель отвернулся от литературы серьезных тонов в сторону потребления текстов, где иллюзия бытия подменила жизнь, поданную как гарнир к событию, а история была препарирована как приключение. Одновременно были брошены внушительные деньги в рекламу новых имен на телевидении и радио. Суммы под силу только книжным монополистам. Оказалось, что деньги гораздо более жесткий регулятор, чем цензура. Авторитет толстых литературных журналов, тиражи которых упали до смехотворных нескольких тысяч экземпляров, уже не может защитить серьезную литературу и придать ей статус законодателя вкусов. Глянцевые журналы перехватили у них лидерство и сформировали активную группу поддержки прибыльных имен. Практически все герои глянцевых журналов - лики той или иной формы, проплаченной, но скрытой рекламы. А для серьезной литературы существовать под прессом денег оказалось для серьезной литературы так же непросто, как в годы тотальной советской цензуры. Двадцатый век, безусловно, произвел переворот во всех формах искусства. Чувство внутренней свободы, которого достигли ведущие писатели прошлого века, позволило им создать совершенно новые формы повествования. Сейчас можно сказать, что задача современных писателей состоит в том, чтобы, сохраняя достижения своих предшественников, идти вперед, создавать новое на базе того, что было создано ранее. Литература постмодерна имеет огромный потенциал. Как никогда раньше, писатели обладают полной свободой в выборе объекта и стилистических приемов своего произведения. Признавая автономномность читателя в работе над произведением, писатель может позволить себе писать для себя, не оглядываясь ни на кого как сказано в рассказе "Мольберт": "Я пишу картины для себя. Это необходимое условие того, чтобы написать картину, которая по-настоящему заинтересует не только автора и будет правдивой. "Однако следует помнить , что абсолютная свобода таит в себе много опасностей для писателей любого века: во-первых в неумении увидеть за революционной формой произведений их не менее революционного содержания, а во-вторых, в попытках выразить свое восхищение любыми авторами путем имитации их открытий.
Показатель здоровья государства - тип цензуры. В больном государстве устанавливается экономическая цензура, а в здоровом - идеологическая. "Здоровое" развитие литературы невозможно без "сдерживающих и охранительных" начал цензуры. Мы пришли к выводу: цензура необходима в современной России. Стоит заметить, она была, есть и будет. Вопрос, чем она руководствуется. Сегодня цензура абсурдна, потому что ее единственный критерий-сила воздействия на сознание. Сильнодействующее пропускается, слабодействующее запрещается. Старшее поколение помнит тотальную цензуру - ничего хорошего из этой "затеи" не вышло. Мы должны доказательно разъяснить, чем наша цензура будет отличаться от советской. Каким образом она будет лишена ее основных изъянов. Что оградит ее от скатывания в цензуру диктаторского типа, удушающую всякое творчество. Чтобы ответить на конкретно поставленный вопрос, нужна конкретная политическая программа. Никакой человек в одиночку ее не напишет. Цензура была, есть и будет всегда. Если ее не вводит государство, то устанавливает рынок. Уже сегодня руководители СМИ содержат специальные службы, суть которых коммерческая цензура. Свято место пусто не бывает. не перегнуть и постараться проанализировать опыт прошлого, чтобы не совершать ошибок. Тотальное запретительство - путь в никуда. Но и тотальное попустительство ведет к тому же результату. Оба крайних варианта одинаково успешно душат все высокое. Как быть, ведь пока проблема не решена, у нашей страны нет будущего.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Подводя итог нашему исследованию, мы можем констатировать тесную взаимосвязь литературы и цензуры. Цензура - необходимый элемент управленческой структуры общества, инструмент государственной власти, следовательно, эта система надзора неизбежно должна изменяться вместе с меняющимися структурой и задачами власти, а последняя, во имя достижения своих целей обязана заботиться о соответствии цензуры историческим условиям и социокультурной обстановке. В свете нынешнего всеобщего устремления к полноте информации, вырабатывается иное отношение к былой несвободе творчества, с особой отчетливостью видится вся несовместимость писательского самовыражения с существованием табу, принесенных в литературу из других сфер общественной жизни, вся несовместимость художнического постижения бытия с наличием цензурных ограничений. Конечно, цензура имеет в чем-то положительное влияние на литературу, заставляя ее вырабатывать особо емкий, многоуровневый язык. Но в то же время очевидно, что цензура, принимая порой самые неожиданные формы, отдаляет нас от подлинного писателя. Цензура во многом определяет пути развития литературы, очерчивая определенную рамку, вне которой развитие литературы считается недопустимым. Литература, слепо следующая всем, даже самым нелепым, предписаниям цензуры, характеризуется стереотипностью и однонаправленностью, отсутствием глубоких философских, этических и эстетических проблем. Поэтому данная литература есть литература утопии, так как она далека от действительности, проповедует и воспевает лишь одни фантазии и иллюзии. Такова, например, тоталитарная литература, базирующаяся на идеологии, на идее коллективного, "стадного" сознания, тем самым способствующая растворению личности в массе, утрате своего "Я". Литература не может развиваться в категориях "пропустят - не пропустят". Это ведет к подавлению духовного начала общественной жизни, к девальвации нравственных ценностей литературы и, наконец, распаду творческого "Я".
Список используемой литературы.
- Баршт К. Подцензурные страсти. М. : Правда, 1990.
- Блюм. А. Русская классика XIX века под советской цензурой. Новое литературное обозрение. 1996-№32. С 432-447.
- Ваняшова М. Последний луч трагической зари. Вопросы литертуры. 1995-№4. С. 5-8.
- Васильев Б. Какая цензура нам нужна? 2001. 16-22 марта. С 5-8.
- Вишняков В. Цензура была, есть и будет:Независимая газета. 1999. 14 января. С 9.
- Вознесенский А. Цензура на все времена. Российская газета. 1994. 14 янв. С 9.
- Добренко Е. Некто в сером, или что такое "партийная литература".
- Измазик В. Черный кабинет // Родина. -2000-№10. С. 48-54.
- История советской политической цензуры. / Сост. Водопьянова 3-М. Г. 1998.
- Левченко И. Цензура как социокультурный феномен // Социальные исследования. 1996-№8. С. 87-90.
- Порасков Н. Сказка о Мальчише-Кибальчише // Век. 2001. 30 марта. С. 15.
- Цензура в России: Материалы Международной научной конференции. -Екатиренбург-1995.