В середине 1920-х годов в дневнике писателя Пантелеймона Сергеевича Романова (1884-1938) появилась запись: "Хочется на весь мир крикнуть: "Проснитесь, откройте яснее и радостнее глаза, идите ко мне. У меня есть столько, что хватит на всех".[1. С. 8] И хотя Романов имел в виду эпопею "Русь", эти слова можно с полным правом отнести ко всему творчеству писателя, который до революции 1917 года опубликовал всего несколько небольших произведений, а уже через десять лет выпустил собрание сочинений в 12 томах.
Появляющиеся в печати произведения Пантелеймона Романова встречались по-разному: и похвалой, и критикой. Но Романов верил в себя, поэтому не изменял своему творческому кредо: писать об обыденном, обычном, избегать личных мотивов, исключительных героев; писать о жизни не по приказу. Кроме того, писатель так формулировал свои творческие принципы: "Художник всюду и везде должен бояться скоропортящегося товара. Если он сможет отличить то, что свойственно одному сезону, от того, что свойственно целому десятилетию, он сможет создать талантливые вещи.
Если художник сможет отличить то, что свойственно десятилетию, от того, что свойственно неопределенно большой бесконечности времени, он сможет создавать великие вещи". [3. С. 14]
Такое понимание своих задач как писателя и объясняет выбор тем, проблем, героев рассказов Романова, которые постепенно сложились в многоголосую, яркую картину России 1920 - 1930-х годов.
Миниатюрные рассказы Пантелеймона Романова (обычно три-четыре страницы) написаны чаще всего в форме диалога, которая позволяла автору оставить читателя один на один с действительностью. Незаметно направляя ход событий, автор даёт слово персонажам. А они у Романова вовсе не передовики производства, не революционеры на баррикадах, не строители Беломорканала, не полководцы или вожди (как того требовала современная писателю эпоха). Герои рассказов 1930-х годов - обычные люди: старый профессор, студент, дачники, художник, горбунья, крестьяне, председатель сельсовета, рабочий, милиционер, стенографистка, писатель и даже доберман-пинчер и измождённая кошка-мать - всех не перечислишь.
У этих персонажей часто нет имени, да и различить их можно только по возрасту, по одежде или по причёске - старый профессор, женщина лет тридцати, человек в серой шляпе, посетитель в старом полушубке, мужичок в тулупчике, малый в кепке: Но они живут своей жизнью на страницах рассказов Романова, которые погружают нас в атмосферу 1930-х годов, воссоздавая и человеческие характеры, и эпоху.
Вот и в рассказах "Дорогая доска" (1931), "Гвозди" (1932) перед нами встаёт эпоха коллективизации и раскулачивания, а в рассказах "Белая свинья" (1931), "Замечательный рассказ" (1931), "Тёплый ветер" (1932) писатель показывает ещё и несоответствие пропагандистской шумихи и реального положения хозяйства страны 1930-х годов.
В рассказе "Гвозди" действие происходит в двух пространственно-временных плоскостях: в райисполкоме и в Сидоровском сельсовете. Да и время действия не конкретизировано: можно только предположить, что это поздняя осень: герои в полушубках, тулупчиках, один из посетителей выдает дочь замуж (осень - традиционно время свадеб на Руси).
Некоторые герои рассказа названы (председатель райисполкома Иван Семёныч, начальник строительства риги Кубышкин (сразу вспоминается "Держать деньги в кубышке (перен.: прятать свои сбережения дома; разг."),[4. С. 312] его помощник Мишка, председатель Сидоровского сельсовета Семён Митрофаныч, секретарь сельсовета Василий Иваныч, - а у других нет даже имени: секретарь из райисполкома, посетитель в старом полушубке, мужичок в тулупчике, бригадир, присланный из центра, владелец телёнка, очередной проситель, кто-то.
Рассказ целиком построен на диалоге. Сюжет его прост: в районе из-за отсутствия гвоздей остановилась постройка риги для обобществлённого скота. Председатель райисполкома Иван Семёныч ругал начальника работ: "Где ж у тебя голова была? Начинаешь строить, а у тебя нет [гвоздей].
- Иван Семеныч, говорю тебе, что во всей волости ни одного гвоздя не найдешь, а не то что... Все же на большое строительство ушло.
- А прошедшей весной в Сидоровке были гвозди?
- Да ведь это что ж, покамест спохватились, их другие расхватали". [1. С. 427]
И тут же диалог прерывается - происходит резкая смена места действия: автор переносит нас в Сидоровку.
Председатель сельсовета уже получил приказ (упоминание о нём в пространственно-временной плоскости райисполкома и становится той связующей ниточкой между двумя уровнями) из района "о запрещении резать молодняк - телят там, прочее что" [1. С. 427] и сам огорчён этим приказом, о чём говорят и его действия ("бросил его на стол" [1. С. 427]), и слова: "Покушали мужички телятинки. Только было нацелились всех телят перевесть, чтобы в колхоз не отдавать, нате, пожалуйте, там уж предусмотрели". [1. С. 427] В диалог с ним вступают находящиеся в сельсовете мужики. И сразу возникает ощущение общности героев. Их многоголосый хор возмущений прерывается только с приходом бригадира из района, потому что в системе персонажей рассказа "свой - чужой" он относится к "чужим".
Но противопоставление на этом не заканчивается: автор противопоставляет не только райисполком - сельсовет, но и показывает, что крестьяне Сидоровки абстрагируются даже от понятия "народ" - это не они, это кто-то другой режет скот, чтобы не отдавать его в колхоз.
В разговоре с бригадиром проявляется себя "герой коллективный" ("группа главных персонажей, которые трактуются в произведении равноценно и представляют обычно определённую общественную среду" [5. С. 219]), коллективный персонаж, имеющий голос: "В совет вошел бригадир, присланный из центра. Все замолчали.
-Товарищ, а вы ловко нас подкузьмили,- сказал, опять засмеявшись, мужичок в тулупчике.
Бригадир оглянулся.
-Чем это?
-А вот насчет телят и прочего. Теленка, говорят, резать нельзя. Хорошо это?
- Конечно, хорошо. Ведь вы и так всю скотину перевели.
-Да, известное дело,- заговорили все,- этот народ все норовит только сам ухватить, а до общества ему дела нет" [1. С. 427] [выделено мной - Н.Ж.].
Итак, проблема обозначена: запрещено резать скотину. Но у всякого правила всегда есть исключение, а из безвыходной ситуации выход. Активность (четыре раза вступает в диалог) в поисках этого выхода проявляет в рассказе мужичок в тулупчике (обращают на себя внимание уменьшительно ласкательные суффиксы - ок-, -чик-, ничуть не уменьшающие его роли в разрешении возникшей проблемы).: "А когда бригадир ушел, мужичок в тулупчике, подождав, когда захлопнется дверь, сказал:
-Так как же насчет телят-то? А ежели он захворает у меня и ежели не прирезать, все равно подохнет.
-Без удостоверения и разрешения сельсовета не имеешь права,- сказал председатель". [1. С. 428]
Не меньшую роль играет в рассказе "Гвозди" и секретарь Сидоровского сельсовета, определяя цену обхода закона: "А ежели удостоверение от вас будет, так, значит, можно резать? - спросил владелец теленка.
- Можно, только чтобы болезнь какая-нибудь была. Заднюю ногу отвалить и зажарить,- сказал секретарь, подписывая какие-то бумажки.
- Лучше без задней ноги остаться, чем целого теленка потерять,- сказал владелец теленка, думая о чем-то". [1. С. 427]
Итак, выбор сделан. Уже через полчаса владелец телёнка снова прибежал к секретарю (не к председателю!): телёнок подавился гвоздём - "на ладан дышит". [1. С. 428] Слабые попытки соблюсти формальности в этой ситуации обмана отметаются увесистыми аргументами, против которых не может устоять даже председатель: "Жирный, говоришь, теленок, задняя нога здоровая будет.
- Здоровая, сейчас умрет, и передние ничего,- прибавил владелец, поглядев на секретаря.
Секретарь неожиданно для себя сделал горлом глотательное движение и, сейчас же махнув рукой, отошел.
- Ну тебя к черту,- сказал он с досадой.- Давай напишу.
- Лучше уж без двух ног остаться, чем целого теленка потерять,- сказал владелец, беря из рук председателя удостоверение". [1. С. 428]
А когда гвоздь как причина для выдачи удостоверения на разрешение забоя телёнка опасно часто звучит, очередной вбежавший посетитель согласен и на большие жертвы: "Лучше без трех ног остаться, чем совсем без одной" [1. С. 427].
Итак, очередная битва государства с населением, то есть крестьянином проиграна, потому что "людишки, хоть и привыкли покоряться судьбе и всякому, кто берет на себя ее полномочия, хотят жить, а посему изворачиваются как умеют". [6. С. 254]
Но события на этом не закачиваются, композиция замыкается в кольцо - автор снова переносит нас в пространственно - временную плоскость райисполкома: прошло некоторое время, отосланы отчёты сельсоветов в район. И если председатель райисполкома Иван Семёныч как громом поражен отчётом из Сидоровки да и начальник работ Кубышкин всё быстро понял, то значит, Семен Митрофаныч так и не смог преодолеть свою жадность и выйти из "затруднения": "Семен Митрофаныч, - крикнул от своего стола секретарь,- что они наладили на одни гвозди, во всей волости гвоздя не найдешь, а у вас телята только гвоздями и давятся. Ведь председателю райисполкома отчёт придется посылать.
- Правда, неловко получается,- сказал председатель, почесав в затруднении за ухом". [1. С. 429]
Незамедлительная реакция последует сразу же: Мишка, помощник начальника работ Кубышкина, уже запрягает лошадей, чтобы ехать с понятыми в Сидоровку за гвоздями.
Битва проиграна - да здравствует новая битва.
Вот так в рассказах - миниатюрах Романов старался донести до читателей правдивые истории о людях, попавших в самые разнообразные житейские ситуации. Даже не прибегая к многочисленным изобразительно-выразительным средствам языка, писатель создал яркие образы, выразительные характеры.
В рассказе "Гвозди" перед нами возникает сразу несколько типов человеческого характера. Например, образ руководителя складывается из мельчайших деталей: Семён Митрофаныч бросает на стол пришедший из района приказ (он недоволен его содержанием, но автор прямо об этом не говорит); не требует взятки с посетителя, а интересуется, жирный ли телёнок, большая ли будет задняя нога; не он а секретарь делает вывод в сложившейся ситуации с телятами и думает о будущем отчёте в район. Таким образом, перед нами весьма недальновидный руководитель, стремящийся приспособиться к новым общественным условиям, урвать выгоду для себя, скорее всего "вчерашний крестьянин".
Но работников сельсовета и райисполкома роднит одна деталь: их деятельность не вызывает у них энтузиазма, а скорее - раздражение, досаду: "Председатель райисполкома ругался с начальником работ из-за того, что у того остановилась постройка риги для обобществленного скота из-за отсутствия гвоздей, в то время как к нему подошел секретарь и сказал:
- Иван Семеныч, как же насчет приказа, надо бы его разослать по сельсоветам.
- Насчет какого приказа? - спросил, досадливо поморщившись, председатель.
- Да о запрещении резать молодняк-телят там, прочее что.
- А, это... известно, надо разослать:";[1. С. 426-427]
"Секретарь неожиданно для себя сделал горлом глотательное движение и, сейчас же махнув рукой, отошел.
- Ну тебя к черту,- сказал он с досадой.- Давай напишу". [1. С. 428] [выделено мною - Н.Ж.]
Образ крестьянина ещё более собирателен: он напуган ("испуганно спросил один из посетителей", "говорили испуганными голосами" [1. С. 427-428]), насторожен, не доверяет новой власти, но всё так же весел ("Товарищ, а вы ловко нас подкузьмили,- сказал, опять засмеявшись, мужичок в тулупчике". [1. С. 427]), хитёр, не желает расставаться со своей собственность (в Сидоровке овец уже резали, поэтому у посетителя в старом полушубке на спине заплатка из новой овчины) и готов пожертвовать малым, чтобы не потерять всё ("Лучше без задней ноги остаться, чем целого теленка потерять,- сказал владелец теленка, думая о чем-то". [1. С. 428])
В создании образа персонажа кроме детали писатель прибегает и к самому выразительному средству - разговорному языку. Речь его персонажей богата яркими образными выражениями, просторечиями, грубыми словами: "мать честная", "иттить", "заместо", "отвалить", "подыхает", "Ну тебя к чёрту", "ради господа", "ни черта не выйдет", "сукины дети" или такие: "Чего там осмотрим, он уж на ладан дышит, покамест осматривать будешь, он сдохнет десять раз" [1. С. 428] "На ладан дышать" - находиться при смерти (устар.); [4. С. 318] "Товарищ, а вы ловко нас подкузьмили,- сказал, опять засмеявшись, мужичок в тулупчике" [1. С. 428]. Подкузьмить (прост.) - "поставить в трудное, неприятное положение, подвести". [4. С. 536] П. С. Романов признавался, что пишет всегда так, чтобы его понял даже самый простой человек.
Умение видеть за внешним сущность позволило Романову выработать свой стиль, для которого характерны не только достоверная речь персонажей, но и лаконизм в передаче жеста, движения, мимики, опора на деталь. Критик А. К. Воронский одним из первых обнаружил эти существенные черты творчества писателя и среди множества произведений писателя выделил "простые, выпуклые рассказы П. Романова, где за анекдотом скрывается обычно серьезное содержание" [2. С. 12-13].
Рассказы П. Романова стали открытием и вкладом в русскую литературу ХХ века, той неизгладимой бороздой ("Я проведу по миру такую борозду, которой не сотрет никто. Даже время" [2. С. 8]), о которой он мечтал.
Библиографический список:
- Романов, П.С. Гвозди / П.С. Романов. Повести и рассказы / Сост. и вступ. статья С.Никоненко /. - М.: Худож. лит., 1990. - С. 426-429.
- Никоненко, С. Наука зрения Пантелеймона Романова / Романов П. С. // Повести и рассказы / Сост. и вступ. статья С. Никоненко.- М.: Худож. лит. 1990. - С. 3-18.
- Романов, П. Из записной книжки писателя. Мысли об искусстве / П. Романов. //Сборник "Утро". - Л., 1927. - с. 200. / П.С. Романов. Повести и рассказы / Сост. и вступ. статья С.Никоненко /- М.: Худож. лит., 1990. - С. 14.
- Ожегов, С.И., Шведова, С.Ю. Толковый словарь русского языка / С.И. . Ожегов, С.Ю. Шведова. - М.: Азбуковник, 1999. - 944 с.
- Тамарченко, Н.Д. Система персонажей и авторская позиция / Н.Д. Тамарченко. Теоретическая поэтика: Хрестоматия - практикум. - М.: Издательский центр "Академия", 2004. - 400 с.
- Злобина, М. Ключи Пантелеймона Романова / М. Злобина // Новый мир. - 1989.- № 9.- С.253-258.
- Воронский, А. К. Советская литература и белая эмиграция. / А.К.Воронский // Прожектор, 1927, № 17. / П.С. Романов. Повести и рассказы / Сост. и вступ. статья С.Никоненко /- М.: Худож. лит., 1990. - С. 12-13.
- Русская литература XX века: Учеб. пособие для студ. высш. пед. учеб. заведений: В 2т. - Т. 1: 1920-1930-е годы/Л.П.Кременцов, Л.Ф.Алексеева, Т.М.Колядич и др.; Под ред. Л.П.Кременцова. - 3-е изд., испр. и доп. - М.: Издательский центр "Академия", 2005. - 496 с.