Из произведений человеческого духа ни одно не соприкасается так тесно с кардинальными вопросами бытия, ни одно так широко не влияет на жизнь, как литература. Именно ей, как ничему другому, присуща власть затрагивать самые живые, насущные вопросы бытия. Взятая независимо от исторических условий, очищенная от наслоений времени и места, литература всех народов и на протяжении всех веков отражает в своих творениях неистребимые, всегда присущие человеческой природе жизненные проблемы. «Скольких отчаявшихся, потерявших жизненные ориентиры литература спасла от нравственной смерти, скольким на пороге жизни она явилась путеводной звездой, какому множеству людей она была дверью в жизнь, благодаря которой они начинали яснее понимать до тех пор загадочный сфинкс жизни, сколько слез и восторгов видали и восприняли в себя творения поэтов мировой литературы». Так, вероятно, можно сказать о литературе всех народов. Но, касаясь русского поэтического творчества, хочется еще раз подчеркнуть эту мысль, и не потому, конечно, что «и дым отечества нам сладок и приятен», а потому, что русская литература занимает в мировом искусстве совершенно особое место. Нельзя не заметить, что религиозно-философская, в строгом смысле учительная струя нашей литературы составляет, как бы, душу ее.
Вся русская литература имеет общий тон проповеди. Идея Бога, христианский альтруизм, жалость к человеку, стремление сгладить, стушевать резкие разделения между людьми, защитить человека, поднять его нравственно, послужить ему – главная ее задача. Учительная роль литературы, ее пророческая роль обнаруживается прежде всего в анализе произведений поэтического слова. Художественное творение дает возможность пережить с поэтом особенный благородный подъем духа. Эпос, лирика и драма богаты содержанием, способным целиком захватить душу и повести к светлым целям, озаренным ярким огнем вдохновений поэта.
Наша литература никогда не замыкалась в сфере чисто художественных интересов и всегда была кафедрой, с которой раздавалось учительное слово. Все крупные деятели нашей литературы в той или иной форме отзывались на потребности времени и были художниками-проповедниками. Счастливое соединение реализма с идеализмом, стремление изображать жизнь и действительность в свете высших идеалов и евангельских начал правды и любви к ближнему, иными словами, – религиозно-этический идеализм – вот отличительная черта нашей литературы, создавшая ей небывалое влияние, внимание и почетнейшее положение во всемирной литературе. Искание Бога, правды, разгадка тайн бытия проходит красной нитью через творчество русских поэтов и писателей. Все это сообщает произведениям русского слова печать глубокой нравственной серьезности, философской вдумчивости, даже религиозности.
Органическую связь поэзии с религией прекрасно выразил В.А. Жуковский в известных словах:
Поэзия – религии небесной
Сестра земная, светолучезарный
Маяк, Самим Создателем зажженный,
Чтоб мы во тьме житейских бурь
Не сбилися с пути.
Вместе с тем, как показывает опыт, проникновение в художественные символы духа, которыми «мыслит» поэзия, объяснение рожденных в ней слов и образов часто возможно лишь при знании ключевых текстов, составивших основы нашей национальной культуры.
Как известно, в культуре любого народа можно выделить так называемые ключевые тексты, в которых содержаться начала знаний в важнейших для человечества областях, а также выражаются непреходящие для данной культуры идеи, чувства и образы, влияющие на зодчество, живопись, музыку, словесность (сюжеты, образы, язык и т. п.), формирующие мировоззрение, составляющие основу нравственности. Культурная традиция стремиться удержать авторитетность этих текстов на протяжении веков за счет большой распространенности и включения их в образовательный канон. Ни одно поколение не может обойтись без освоения этих ключевых текстов. Непосвященные же ощущают себя пасынками родной культуры.
Одним из ключевых текстов в русской культуре является Библия. Для многих поколений (с момента принятия христианства на Руси) Библия не только обрела особую значимость и влиятельность, но и была руководством к жизни, поскольку обусловила те духовно-нравственные императивы, которые определяли быт и нравы русского человека и его отношение к окружающему миру. Этот текст не только прочно вошел в жизнь русского народа, но и прочно утвердился в школьных курсах через один из основных школьных предметов – Закон Божий. Следует заметить, что цель преподавания Библии формулировалась как: «…сообщение ученику ясных и точных религиозных сведений и через сообщение этих сведений пробуждение, развитие и поддержание в воспитанниках религиозных чувств и убеждений»
К началу XX века Библия постепенно стала уходить из школьных курсов. Так, еще в 1914 году на съезде деятелей по народному образованию в Московском Уездном Земстве диакон С.А. Озеров в своем выступлении обратил внимание присутствующих на тот факт, что «… под влиянием «смутной эпохи 1905-1907 годов» наступил религиозно-нравственный кризис, характеризующийся упадком веры, нравственным оскудением». По его словам: «стремление упразднить бывший еще в недавнее время основной предмет школы – Закон Божий как стесняющий свободу совести угрожает крушением не только для школы, но и для общественной жизни, поскольку на нем базируется общественная мораль». Именно с этого времени стали все чаще высказываться суждения о том, что религия – дело личной совести, акт свободной веры. После Октябрьской революции Приказ за №140 Министерства Народного Просвещения (1917 год) закрепил право родителей освобождать своих детей от изучения Закона Божьего в соответствии с принципом о свободе совести, Библия была выведена из школьного обучения.
Отказавшись от Библии как от основы христианского вероучения, мы отказались еще и от важнейшего для нашей культуры канонического текста, содержание и значимость которого, безусловно, не исчерпывается его религиозным аспектом.
Пытаясь возвратить Библию школе сегодняшней, необходимо взглянуть на нее прежде всего как на один из первых письменных текстов (переводных), представляющий довольно экономный по объему свод текстов, включающих разные жанры. Это сочинения, в которых представлен миф о происхождении вселенной и человека, этнологические сочинения, богословские, этно-юридические, историко-политические, гимнологические, биографические, любовный канон, притчи, профетологические и военно-исторические сочинения.
Много веков люди пытаются проникнуть в тайну библейской строки: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Евангелие от Иоанна), где слово поставлено превыше всего (потому и пишется оно с большой буквы).
Осознать всю многозначность слова – это как бы попытаться войти внутрь его. Одно слово похоже на комнату, которую можно оглядеть очень быстро, другое – на дом, и потребуется больше времени, чтобы увидеть все его закоулки, лестницы и переходы, а есть слова, в которые входишь, как в храм.
Поистине, Бог-слово-храм, и слова Его, которые читаешь в Библии, – тоже Слово-храм.
Но словом не только обозначают предмет, действие, событие, явление, но и называют саму речь со всеми ее словами и языковым богатством. Значит русская речь, «великое русское слово», по словам Анны Ахматовой, – тоже храм. И самое прочное хранилище Слова – это память народа, говорящего на одном языке. Оно, как сквозь сито отбирает золотинки, смывая песок и мусор. Но только тот по-настоящему умеет хранить и обогащать родной язык, кто его знает во всей полноте.
Тайна и интригующий интерес пронизывают весь процесс проникновения в многогранный образ слов. Слово, как глубокий колодец – источник. А из него можно зачерпнуть воды сверху – чуть-чуть, можно – побольше: целое ведро, можно много ведер воды достать, и все равно не вычерпать. Можно ли научиться и научить понимать всю глубину слова, все его значения, его многозначность и сакральный смысл? Оказывается, можно, и постигнуть эту глубину, и освоить это богатство помогают нам поэты и писатели – хранители нетленного русского Слова.
Художественный текст, показывая другие, не прямые пути постижения идей, мыслей, слов помогает через образ понять суть, главный смысл чего-то, что пытается до нас донести его автор, который гораздо тоньше воспринимает то, что ускользает от внимания других людей. Но чтобы увидеть неочевидное и услышать невыразимое, нужно обладать особым – внутренним, духовным зрением и слухом. Когда говорят «зрячее сердце», «чуткая душа», имеют в виду именно такое, духовное, зрение-слух.
Всматриваясь и вслушиваясь в Слово самой великой книги человечества – Библии и в слова, отобранные нашими замечательными писателями, поэтами, мы сами учимся у них бережно и с любовью относиться к самому дорогому своему достоянию – родному русскому слову, и приобщаем к этому великому таинству своих учеников.
Мы не случайно сравнивали слово с колодцем – источником. Вот и храм русской речи является для русского человека неиссякаемым источником утоления духовной жажды. Написав это словосочетание – «духовная жажда», мы с благодарностью вспомнили великого Пушкина, его бессмертную строку: «Духовной жаждою томим…»
«Пушкин – это Россия, выраженная в слове». Эта точная и емкая формулировка выдающегося пушкиниста нашего времени В. Непомнящего предлагает каждому задуматься: а знаю ли я Пушкина? Того Пушкина, о котором можно сказать: «Пушкин – это Россия…»? Ведь семь десятилетий подряд мы (мы – это те, кто «истолковывал» Пушкина для нескольких поколений школьников – учителя, методисты, преподаватели, популяризаторы, да и многие советские пушкиноведы) делали из Пушкина большевика (были такие «толкования» в 1920-е годы), декабриста (а он им не был; кратковременное увлечение некоторыми идеями декабристов заканчивается 1824 годом), атеиста (он же всего лишь однажды «брал уроки чистого атеизма» в 1824 году, а всю свою жизнь был верующим, и после 1824 года его с полным правом можно назвать глубоко религиозным, христианским поэтом, о чем много сказано в русской пушкинистике)…
Итак, Пушкин… «Пушкин – наше все», – писал Ап. Григорьев. «У нас все ведь от Пушкина», – часто повторял Ф.М. Достоевский. И не случайно в страшные времена нашей недавней истории, когда у людей отняли все подлинные святыни, заменив их грубыми социальными мифами, Пушкин для многих стал своего рода высшей святыней, помогал сберечь «душу живу». Кто-то хорошо сказал: «Когда у народа отняли Бога, оставался Пушкин…»
«Пушкин – это Россия, выраженная в слове. С его появлением страна заговорила на своем языке. И тогда, словно по волшебству, возникла – сразу и вдруг – литература, одним гигантским шагом оказавшаяся в авангарде духовных устремлений всего человечества», – писал В. Непомнящий. И с этими словами трудно не согласиться.
Доброе рождается только из доброго. И доброе, мудрое слово, нашедшее отклик в человеческом сердце, не умирает, а всегда живет в памяти людей, передаваясь от поколения к поколению, от отцов и матерей – к детям и детям детей их. Вот как сказал об этом выразитель души русской А.С.Пушкин в стихотворении «Памятник»:
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа. «…»
В этом стихотворении-завещании всего пять строф. Здесь есть слова, которые пришли в русскую речь книжным путем – вместе с христианским учением. И рядом с нашими исконно русскими полногласными словами, в которых сильно заявлял о себе звук «о» (золото, болото, схоронили, голос, волосы, борода, огородили), появились славянизмы – слова южнорусского произношения: неполногласные. То есть на месте «оло» и «оро» зазвучало «ла», «ра» (злато, благо, сохранили, глас, власы, ограда и т.д.).
Поскольку славянизмы вошли в русский язык как слова книжные, а книги в тот исторический период отличались духовным содержанием, то и по сей день у них сохранился высокоторжественный оттенок. Не случайно славянизмы называют словами высокого стиля. А.С. Пушкин, конечно, использовал в своих произведениях слова всех стилей и оттенков, но они у него точно соответствовали общей задаче поэта, тому настрою души, который он ощущал и хотел создать у читателя.
Каков общий тон этого стихотворения? Звучание его напоминает мерный и важный ритм библейского стиха. Попробуем найти слова-славянизмы. Почему А.С. Пушкин выбрал их, а не взял исконные, корневые русские слова? Проведем эксперимент: рядом со словами высокого стиля поставим простые, всем понятные русские слова.
Представим, что произойдет со стихотворением, если мы его таким образом «переведем»:
воздвиг – построил;
нерукотворный – сделанный не руками;
вознесся – взлетел;
главою – головой;
столпа – возвышающегося надо всем памятного знака;
в заветной лире – в оставшихся от меня произведениях;
мой прах – мой труп;
тленья – разложения, распада;
доколь – до тех пор пока;
пиит – поэт;
всяк сущий – каждый живущий…
«То же слово, да не так молвлено», – гласит русская народная пословица. Действительно, вроде бы почти все стало понятно, ясно, а поэзия от подобного «перевода» исчезла, музыка перестала звучать… Вот что такое единственно необходимое слово в тексте!
Попытаемся разобраться в понимании некоторых слов, уходящих своими корнями в далекую древность. Для этого воспользуемся «Словарем фразеологизмов», «Мифологическим словарем», «Библейским словарем».
Находить непонятные слова – увлекательное путешествие в историю слов и выражений. Совершим вместе такое путешествие в слово «нерукотворный».
В любом храме есть удивительная икона – Спас Нерукотворный. На ней изображен только лик Христа, запечатленный на полотенце или плате.
Священное Предание рассказывает нам историю этого изображения.
Однажды Иисус Христос по просьбе одного больного князя – Авгаря – посетил его. Умывшись, Иисус взял чистое полотенце (плат) и приложил его к Своему лику. И на полотенце отпечатался Его образ, как на фотографии. Когда Спаситель ушел, больной князь помолился перед Его образом, и чудесное исцеление пришло. С тех пор иконописцы повторяют этот образ с отпечатка на полотенце. Отсюда и произошло слово нерукотворный, т.е. сотворенный не руками, а духом (внутренней силой).
Заглянем в глубины истории и для объяснения выражения «Александрийский столп». В далекие времена бесконечных завоевательных войн жил в маленькой стране Македонии талантливый воин-полководец Александр (Македонский). Побеждая во всех войнах и покоряя народы, он впал в гордыню – возомнил себя властелином всего мира и решил построить небывало высокий столп: памятник своим подвигам и себе самому (какая библейская притча при этом вспоминается?).
И где же теперь тот Александрийский столп? И камня от него не осталось: время неумолимо! Почему же нерукотворный памятник Пушкина – его Слово – выше Александрийского столпа?
Понять, что значат слова «лира» и «муза» помогут художественные альбомы, картины в музеях изобразительного искусства, толковые словари.
Обратим внимание на словосочетание «гордый внук славян». О славянах неоднократно говорилось на уроках истории. Большинство из нас с гордостью носит славянские имена и знает, что они означают. В их прошлом – корни нашего отечества, наши истоки.
Возвышенный тон лирических произведений, где поэт выражает свое credo, убеждает в том, что А.С. Пушкин дело поэзии ставил очень высоко, как дело священное, как подвиг нравственный. Давайте прочтем внимательно, не торопясь, стихотворение А.С. Пушкина «Пророк»:
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился;
«…» И бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
В древности пророки, облекаясь силою свыше вещать людям высокие истины религии и морали, сами перерождались. Возрождение это совершалось часто в пустыне, среди лишений, путем самоуглубления. Выдержав нравственный искус, закалив свою волю, порвав греховные связи с суетой мира, провозвестники высоких начал религиозных и нравственных, выходили на широкое поприще проповеди Святого учения. А.С. Пушкин и своего поэта облекает в особую атмосферу, из которой он должен выйти перерожденным. Замечательно, что христианская религия свою историю начинает с того же: Иисус Христос в пустыне в течение 40 дней и ночей выдерживал тяжелый душевный кризис борьбы своей человеческой природы с нападениями великого, страшного и умного, по словам Ф.М. Достоевского, духа пустыни.
Не о чудесном ли нравственном возрождении рассказывает он в своем «Пророке»? Что же такое по Пушкину поэт и поэзия с религиозно-философской точки зрения? Поэт и пророк сливаются у Пушкина в одно понятие. От поэта Пушкин требует пророческого возрождения; он в горниле мучений над роковыми загадками мира, томящийся тяжелым раздвоением личности, когда лучшая сторона человеческой природы тянет к небу, а низшая заставляет его влачиться по земле, он среди тяжелых мук человеческого недомоганья перед величием поэтического подвига – нуждается в помощи свыше. Очевидно, что А.С. Пушкин смотрел на поэзию как на святыню и требовал высокого нравственного достоинства от ее служителей.
Прочтем в Библии Ветхого Завета гл. 6 Книги пророка Исайи. Насколько перекликаются этот библейский текст и стихотворение Пушкина! Можно с уверенностью сказать, что А.С. Пушкин прекрасно знал слова пророка Исайи и размышлял над ними. Сравним последние 4 строки стихотворения Пушкина с предсказанием пророка Исайи о Христе: «Он будет судить бедных по правде, и дела страдальцев земли решать по истине; и жезлом уст Своих поразит землю, и духом уст Своих убьет нечестивого».
Попытаемся найти все церковнославянские слова и объяснить, почему Пушкин в этом стихотворении использует их так много, какое значение славянизмы придают всему стихотворению и возможно ли их заменить современными русскими словами? Что исчезнет, если сделать такую замену:
перстами – пальцами;
зеницу – глаз;
отверзлись – открылись;
вещие – видящие насквозь, далеко, глубоко;
внял – услышал;
горний – высокий, верхний, небесный;
дольней – растущей в самом низу;
уста – рот;
десницею – правой рукой;
рассек – разрубил;
угль – уголь;
водвинул – вставил;
отверстую – открытую;
глас – голос;
воззвал – вскричал;
восстань – встань;
виждь – смотри;
внемли – слушай со вниманием;
глаголом – словом?
Конечно, можешь предположить, что исчезнет рифма. Однако мы знаем, что для Пушкина найти любые рифмы не представляло никаких трудностей. Почему же он в этом произведении употребил столько трудных для понимания славянизмов?
Разделим все стихотворение на части-кадры, рисующие разные этапы действия. Озаглавим каждую часть и определим, где будет меняться тон при переходе от одной части к другой; выделим голосом ключевые слова. Найдем главную часть стихотворения, которую надо читать наиболее торжественно и требовательно, как приказ. Прочтем еще раз раздумчиво, величественно-торжественно все стихотворение, меняя тон в нужных местах.
В таких стихах звучит, как в Молитве Господней, величавый хорал (многоголосое духовное песнопение).
Примиряющее с жизнью, светлое, христиански жизнерадостное миросозерцание поэта вылилось в стихотворном переложении великопостной молитвы Святого Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми. Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу Твоему. Ей, Господи Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь».
Сравним текст молитвы с фрагментом стихотворения А.С. Пушкина «Отцы пустынники»:
«…» Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
Все слово в слово, но совершилось чудо – молитва стала исповедью самого поэта. Он дарит нам ее как награду за труд души и мысли.
Полистаем вместе томик А.С. Пушкина. Сколько посланий он отправил близким и далеким друзьям, и всегда вовремя! Как они утешали, радовали каждого, кто их получал! А почему? Да потому, что они всегда были искренними, идущими от сердца к сердцу. Мы знаем послание поэта лицейским друзьям. Но есть у него коротенькое стихотворное послание безадресное или, вернее будет сказать, адресованное всем людям на все времена. В том числе и нам с вами. И если мы его помним, то сможем в трудную минуту утешить им любого человека, который пал духом, впал в уныние, тоску:
Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.Сердце в будущем живет;
Настоящее уныло: все мгновенно, все пройдет;
Что пройдет, то будет мило.
Пушкинские стихи замечательны тем, что, чем старше мы становимся, тем глубже их понимаем, тем больше нам открывается их мудрость и красота.
Все мы знаем икону Андрея Рублева «Живоначальная Троица», на ней изображены три фигуры, всем видом своим излучающие гармонию, благость и святость, печаль о людях, разделенных ненавистью. Это опять образ, символ того, что не доступно глазу и разуму человеческому. Просто и ясно мы воспринимаем все в двоичном сопоставлении: белое – черное, вода – суша, живой – мертвый… Но с числом Три, с которым связаны все сказочные чудеса, входит в наше реальное восприятие что-то неуловимое, третье…
Видели ли вы, как восходит или заходит солнце? Закройте глаза и вспомните: пока еще не виден сам солнечный круг и еще не заиграли на небе его яркие лучи – что мы ощущаем? Да, свет. Засветится восточный край небосклона, из серо-голубого становится желтовато-розовым. Быстро-быстро меняются краски на небе. И вот наконец появляется край солнечного диска, он растет у нас на глазах и становится огненно-ярким шаром. Так выявляются, сливаясь воедино, свет-цвет и огненный шар великого светила. И сразу мы начинаем ощущать третью, невидимую сторону этого удивительного явления – тепло. Мы не сомневаемся, что оно исходит от солнца. Вся природа вместе с нами спешит согреться после ночной прохлады в его живительных лучах. Отделяем ли мы пылающий солнечный круг от рожденного им света и исходящего то него тепла? Нет, мы воспринимаем его в единстве: «Здравствуй, солнце золотое!» Люди поют о нем песни, пишут стихи, прекрасную прозу.
Но если мы так восторгаемся великими творениями природы, если не устаем во все века воспевать изумительное слияние в солнце формы, света и тепла, то как же нам не дивиться и не поклоняться непостижимому единству Бога в трех Лицах, тайне Святой Троицы, которую открыл нам, людям, Иисус Христос, Сын Божий. Первые слова Господа записал один из Его учеников – евангелист Матфей. Эти записи и стали основой великой книги православных христиан – Евангелия, в которую позднее вошли записи и других евангелистов – Марка, Луки и Иоанна.
Почти две тысячи лет человечество читает эту мудрую книгу и не перестает ей дивиться. Вот как сказал в свое время об этой Книге книг А.С. Пушкин: «Есть книга, коей каждое слово истолковано, объяснено, проповедано во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам жизни и происшествиям мира; из коей нельзя повторить ни единого выражения, которого не знали бы все наизусть, которое не было бы уже пословицею народов; она не заключает уже для нас ничего неизвестного; но книга сия называется Евангелием, и такова ее вечно новая прелесть, что если мы, пресыщенные миром или удрученные унынием, случайно откроем ее, то уже не в силах противиться ее сладостному увлечению и погружаемся духом в ее божественное красноречие».
Обратим внимание еще на одно диво, отмеченное евангелистом Иоанном: он вместо имени Иисуса Христа употребляет заменяющий его символом-синонимом – Слово!
И Слово стало плотию и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, славу как единородного Отца.
Православная Церковь особо отмечает День Святой Троицы, или Пятидесятницы, так как этот праздник приходит на 50-й день после Пасхи.
Поэтому в этот день под куполом храма славит Троицу не только человек, но и вся природа: травы, цветы, деревья…
В Троицын день народ провожает весну и с березовыми ветками в руках встречает лето красное. В этот день все украшают и храмы, и свои дома березовыми ветками и яркими цветами в честь Духа Божия животворящего. А в деревнях застилают деревянные или даже земляные полы свежей травой – и как чудесно пахнет в каждой избе!
Прочтем, как описывает празднование Троицы в дореволюционной России И.С. Шмелев (Главка «Троица» из повести «Лето Господне»).
И снова пережить чувство волнения, ощутить радость праздника нам помогла художественная литература. В этом небольшом тексте само слово как бы становится цветом, музыкой и даже запахом. И все ушедшее оживает вновь.
Уходят вместе с прежним бытом, укладом, образом жизни наших предков и многие прекрасные русские слова. И если мы перестанем их не только употреблять, но и понимать, то наступит самое страшное – порвется цепь времен, связь между сегодняшним днем и прошлым, между поколениями народа. Ибо тогда мы станем «Иванами, родства не помнящими», не ведающими, кто мы и откуда, нищими без роду и племени.
Нужно, чтобы у нашей прекрасной русской литературы было как можно больше талантливых читателей.
И пусть под сводами храма Слова, который каждый из нас будет возводить в своей душе, звучит проникновенное, мудрое и просветляющее слово Анны Ахматовой:
Кого когда-то называли люди
Царем в насмешку, Богом в самом деле,
Кто был убит – и чье орудье пытки
Согрето теплотой моей груди…
Вкусили смерть свидетели Христовы,
И сплетницы-старухи, и солдаты,
И прокуратор Рима – все прошли
Там, где когда-то возвышалась арка,
Где море билось, где чернел утес,-
Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой
И с запахом священных роз.
Ржавеет золото и истлевает сталь,
Крошится мрамор – к смерти все готово.
Всего прочнее на земле печаль
И долговечней – царственное СЛОВО.
Литература
1. Ктитарев Я.Н. Вопросы религии и морали в русской художественной литературе. СПб, 1914. С. 3.
2. Покровский С. Очерки методики народной школы, 5-е изд.М., 1904. С.8.
3. Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 2. М., 1981. С. 86.
4. Непомнящий В. Поэзия и судьба. М., 1987. С. 389.
5. Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 2. М., 1981. С. 295.
6. Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 2. М., 1981. С. 86.
7. Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 2. М., 1981. С. 294.
8. Пушкин А.С. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 2. М., 1981. С. 51.