«Бунт вещей» – К.И. Чуковский дважды «перевел» на язык детской сказки. Первый раз – в «Мойдодыре»:
Утюги за сапогами,
Сапоги за пирогами,
Пироги за утюгами,
Кочерга за кушаком –
Все вертится,
И кружится,
И несется кувырком [7].
Другой раз – в «Федорином горе», где, в отличие от городского, конкретно – петроградского – антуража «Мойдодыра», бегство перенесено в сельскую, крестьянскую среду:
Вот и чайник за кофейником бежит,
Тараторит, тараторит, дребезжит…
Утюги бегут покрякивают,
Через лужи, через лужи перескакивают,
………………………………
И бежит, бренчит, стучит сковорода:
«Вы куда? куда? куда? куда? куда?» [1]
В «Мойдодыре» и «Федорином горе», особенно в первом, Б.М. Гаспаров в своей работе «Мой до дыр» обнаружил целый ряд деталей, связывающих сказки с поэтикой ранних стихов Маяковского, прежде всего – и напрямую – с «бунтом вещей». Словно нарочно для подчеркивания сходства, в «Мойдодыре» в первый и, кажется, единственный раз появляется у Чуковского маяковская «лестничка». Пародия на футуристические тексты весьма добродушна, приближаясь к «полунасмешливому, полудидактическому намеку [4]. Эти две сказки по праву могут считаться дилогией на тему гигиены. К.И. Чуковский верно уловил первую психологическую реакцию ребенка на открытие всяких «надо» и «нельзя» – это удивление.
Для того, чтобы доказать простенькую истину, он использует мощный арсенал средств эмоционального воздействия. Весь мир приходит в движение, все предметы срываются с места и куда-то бегут, скачут, летят. Подобно гоголевскому Вию, вдруг является монументальная фигура Мойдодыра. Далее – погоня от «бешеной» мочалки через весь город. Кажется, вот спасение: добрый друг Крокодил с детьми, но и он приходит в ярость при виде грязнули. Герою приходится измениться – и внешне, и внутренне. Возвращение дружбы и симпатии а также организованный в тот же час праздник чистоты – справедливая награда герою за исправление.
Эпическая сказка позволяла автору многое скрыть в подтексте, отчего становилась иносказательной и затрудняла открытое звучание голоса поэта, ограничивала свободу для выражения главной темы – темы «психики малых детей».
Параллельно с работой над ее сюжетом К.И. Чуковский создавал свою самую оригинальную, не восходящую ни к каким фольклорным источникам, стихотворную поэму «Мойдодыр». Он искал такую форму, чтобы она позволяла не скрыть, а как можно больше открыть маленькому читателю. Подзаголовок «Мойдодыра» определяет природу сказки, связанную с принципиально иной, нежели фольклор и литература, сферой культуры – «кинематограф для детей». Это название подчеркивает традиционную для стиля К.И. Чуковского особенность – зрелищность, динамику, открытость созданного им сказочного мира.
Начинает сказку достаточно распространенная экспозиция, втягивающая читателя-зрителя в круговорот событий, где «Все вертится, И кружится, / И несется кувырком» [7].
Экспозиция «Мойдодыра» представляет собой бытовой, вещный мир (одеяло, простыня, свечка и т.п.), вдруг повернувшийся к человеку фантастической, ирреальной стороной. В центре этого мира – герой-повествователь (в лице авторского «я»), вопрошающий в недоумении:
Что такое?
Что случилось?
Отчего же
Все кругом
Завертелось,
Закружилось
И помчалось колесом? [7]
Пространственные, пластические, зрелищные возможности кинематографа автор сопрягает с монологической стихотворной формой и дидактически-назидательным сюжетом (сказка создавалась с утилитарной целью, о чем говорит посвящение: «Мурке,- чтобы умывалась»).
Образ повествователя, возникающий в экспозиции сказки, с развитием сюжета становится тем психологическим центром, к которому сходятся все идейно-художественные нити авторской концепции. Он используется автором с целью театрализации сказки, разыгрывания представления по типу игры одного актера. По мнению И.Н. Арзамасцевой, можно выделить три основные роли повествователя: роль Грязнули, от лица которого ведется рассказ обо всех невероятных событиях сказки; роль главного героя, Мойдодыра; роль сказочника.
В «Мойдодыре» К.И. Чуковский впервые обращается к форме повествования от лица ребенка, лично переживающего перипетии сюжета. Каждый поворот вызывает новую волну чувств и ощущений маленького грязнули. Переживания читателя, становление активной личности, преодоление своих недостатков, борьба со страхом – такова внутренняя, лирическая тема сказки. Чтобы убедительно раскрыть ее, автору самому необходимо побывать в роли ребенка. Это основная роль для любого детского писателя.
В «Мойдодыре» впервые появился герой-ребенок, поведение которого исследуется изнутри, с учетом личных мотивировок; характер самораскрывается. Ощущается единство маленького героя и его полномочного представителя автора, несмотря на то, что образ грязнули, казалось бы, отрицательный. Автор серьезно относится к переживаниям малыша, образ грязнули совсем лишен иронии, он создан путем синтеза лирики и мягкого юмора. Это лирический образ. Авторское «я» и «я» ребенка-повествователя накладываются друг на друга – возникает образ лирического героя.
Образ лирического героя К.И. Чуковского, благодаря глубокому проникновению автора в тайны детской психологии, включает в себя переживания маленького читателя. Удивительно, как тепло, дружески, без тени осуждения дети воспринимают образ грязнули. Дело в том, что он для них – частица самого себя, и речь идет уже не об умывании по утрам и вечерам. Лирический герой открывает перед ребенком, говоря словами автора, возможность «сочувствовать, сопереживать», жить внутренней жизнью. Под маской грязнули дети чувствуют душу. Ст.Б. Рассадин отмечает в образе Грязнули «настоящий драматизм» и «одиночество», именно потому, что «речь идет о ребенке, а не о бабе Федоре и не о Рассеянном. И пусть этот ребенок – неряха из дразнилки, потомок Степки-Растрепки, – все равно маленький читатель воспримет его злоключения как свои собственные» [5]. Отсюда понятна положительная оценка образа, сохранившаяся в книге «Воспоминания о Чуковском».
Наряду с лирическим, внутренним планом повествования, важен в сказке внешний, событийный план, заявленный как стремительный круговорот жизни. Внешний, сюжетный план К.И. Чуковским «драматизируется». Писатель сказку не только рассказывает, но и показывает, переключившись во внутреннюю позицию, как бы «растворившись» в своих персонажах. При этом читатель непосредственно, без помощи авторского комментария, подключается к сказочному действию, развивающемуся самопроизвольно, по закону «слово – поступок». Принцип монтажа дает возможность менять угол зрения на происходящее, усиливать или замедлять темп движения.
Среди приемов «театрализации» повествования (монолог, фиксирование поступков) К.И. Чуковский использует мотив маски. Он становится одним из способов выражения авторской позиции.
Автор-повествователь сказки выступает в роли главного героя, Мойдодыра. Роль сыграна так мастерски, что лица под маской можно и не узнать. Автор сливается со своим героем, выступает в его маске. Впервые на это указал В.И. Глоцер в своей статье «Он – Великий Умывальник, Знаменитый Мойдодыр».
Мотив маски в «Мойдодыре» используется в новой функции. Если в «Тараканище» автор стремился скрыть под маской сущность, индивидуальность и обобщить до степени знака, символа какую-либо черту героя, то в «Мойдодыре» автор пользуется маской, решая более серьезную задачу. Такими возможностями наделена карнавальная маска, за которой, по словам Бахтина, всегда открывалась «неисчерпаемость и многоликость жизни» [2].
В народной карнавальной культуре мотив маски, по М. Бахтину, имеет следующие значения: «Маска связана с радостью смен и перевоплощений, с веселой относительностью, с веселым же отрицанием тождества и однозначности, с отрицанием тупого совпадения с самим собой; маска связана с переходами, метаморфозами, нарушениями естественных границ, с осмеянием, с прозвищем (вместо имени); в маске воплощено игровое начало жизни, в основе ее лежит совсем особое взаимоотношение действительности и образа, характерное для древнейших обрядово-зрелищных форм» [2]. Большинство названных значений присущи образу-маске Мойдодыра, динамичной, изменчивой, поворачивающейся к читателю различными гранями.
Неожиданное появление фантастического Умывальника (подчеркнуто словом «вдруг») вместе с тем подготовлено предшествующей экспозицией, где «Все вертится, и кружится, и несется кувырком». Он появляется из хоровода, круговорота вещей. Он тоже вещь. Но последующая характеристика выделяет его из потока других оживших предметов быта. Это антропоморфный образ, соединивший в себе черты бытового предмета, духа воды и человека. Разнородное происхождение образа свидетельствует о его неоднозначности, о «веселой относительности» и «отрицании совпадения с самим собой»: это не простой умывальник, есть в нем что-то мифическое, но вместе с тем и что-то очень знакомое, родное.
Герой, как и положено, в театрализованном представлении, самораскрывается через монолог. Первая часть монолога Мойдодыра по своим укоризненно-ругательным интонациям и по лексическому составу воссоздает собирательный образ рассерженных родителей:
Ах, ты, гадкий, ах ты, грязный,
Неумытый поросенок!
Ты чернее трубочиста,
Полюбуйся на себя... и т.д. [7]
Отчетливо слышимые в монологе «чужие» голоса указывают на наличие маски, элементов сказа. Когда после такого вступления герой представляется:
Я - Великий Умывальник,
Знаменитый Мойдодыр,
Умывальников начальник
И Мочалок Командир [7]:
– не вызывает сомнения, что перед нами посланник из мира взрослых. Маска на лице взрослого воспринимается ребенком как приглашение к игре, и следовательно – за маской не скучный воспитатель, который умеет только серьезно поучать, а веселый взрослый, умеющий шутить, смеяться и даже дразниться. Он и маску свою называет не именем, а прозвищем, возникшим, подобно некоторым русским фамилиям, из побудительной формы глагола: Мой-до-дыр!
Этим веселым взрослым может быть именно сказочник. Сама природа сказочного жанра дает сказочнику возможность играть на глазах слушателя, «демонстративно меняя маски», «переключаясь» с внешней, близкой нам точки зрения, во внутреннюю позицию, тождественную сказочному герою.
Мойдодыр вызывает ряд ассоциаций. Хоть он и появляется по определенному поводу – проучить грязнулю, сам по себе этот образ многомерен и многолик, на глазах меняется.
Веселое подмигивание маски, приглашение к игре сменяется угрозами: «позову моих солдат», которые «и залают, и завоют, и ногами застучат...» и «прямо в Мойку с головою окунут!» (вновь образ представляет что-то мистическое, страшное). Появившаяся армия Мойдодыра устраивает нешуточную войну грязнуле: мыло «вцепилось в волоса», «кусало, как оса», мочалка «бешеная», «кусает, как волчица».
Но все эти страшилища, подобно карнавальным, смешные, веселые. Им соответствует праздничное музыкальное сопровождение. «История» происходит на фоне ритмов итальянской тарантеллы: Моем, моем трубочиста / Чисто, чисто, чисто, чисто. Эту ритмическую особенность впервые заметил Н. Кузьмин [3].
Окончательное перевоплощение Мойдодыра происходит в финале сказки: еще недавно «кривоногий и хромой», он подбегает к умывшемуся ребенку «танцуя», говорит с ним «целуя», как самый близкий человек.
В читательском восприятии наставление автора-повествователя мыслится как продолжение речи Мойдодыра. И он, и повествователь воспринимаются как одно лицо – веселый сказочник, разыгравший весь сюжет. Играющий сказочник в финале «возвращается» из роли, становится самим собой.
Эпилог сказки – гимн воде – это и гимн жизни. Этой концепции автор подчиняет многосложную субъектную организацию повествования (от лица лирического героя-ребенка, от лица повествователя и в маске персонажа).
«Мойдодыр»- сказка с двумя сюжетными ходами, по определению М.С. Петровского: встреча грязнули с Мойдодыром и бегство от него, затем встреча грязнули с Крокодилом и возвращение к Умывальнику. Крокодил - это еще одна персонажная маска сказочника, с помощью которой автором решается несколько задач.
Как было отмечено выше, Крокодил – любимый актер сказочного театра К.И. Чуковского, выполняющий роли всех типов, в зависимости от ситуации. Крокодил – герой переменчивый. В «Мойдодыре» у него двоякая роль: сначала он спасает грязнулю от преследования «бешеной мочалки», выступая защитником, другом ребенка («мой любимый, мой хороший Крокодил»); а затем перевоплощается в страшного хищника, угрожающего «растоптать и проглотить» в случае, если грязнуля не вернется домой и не умоется.
С появлением Крокодила карнавальное, «вихревое» движение сюжета как бы приостанавливается: резкое торможение подчеркнуто исчезнувшей в пасти Крокодила мочалкой. Сюжет вступает в сказочную фазу развития. Меняется ритм повествования:
А потом как зарычит
На меня,
Как ногами застучит
На меня:
«Уходи-ка ты домой,
- Говорит,
- Да лицо свое умой,
- Говорит...» [7]
Это кульминация сказки: ситуация требует от героя-ребенка решительного действия, правильного выбора перед лицом опасности. Грязнуля, преодолев свои недостатки и страхи, возвращается домой и ценой собственных усилий восстанавливает гармонию отношений с миром вещей, людей, с природой.
«Федорино горе» (1926) также начинается с удивления перед небывальщиной: Скачет сито по полям, // А корыто по лугам. Автор довольно долго держит читателя в напряженном изумлении.
Только в третьей части появляется Федора, причитая и маня сбежавшую утварь oбpaтно. Если в «Мойдодыре» неряхой является ребенок, то в этой сказке – бабушка. Читатель, уже усвоивший урок «Мойдодыра», может понять недостатки других, в том числе и взрослых, поэтому Федорина посуда прощает хозяйку при первых признаках раскаяния.
К.И. Чуковский «стал одним из авторов принципиально новой концепции духовной жизни юного человека в общем мире, способной инициировать его социально-этический рост, начальную фазу творческого поведения и общения в жизни» [6].
Одним из инициирующих факторов является высокая авторская активность, для выражения которой он находит разнообразные игровые формы; главная из них – игровое поведение повествователя.
Обе сказки отличаются точной передачей интонации в каждой строке. Даже не искушенный в декламации стихов чтец легко произнесет с нужным выражением любую фразу. Эти и другие сказки Чуковского воспринимаются ребенком как пьесы.
Список литературы
- Арзамасцева И.Н., Николаева С.А. Детская литература: учебник для студентов. – М., 2000.
- Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. – М., 1986.
- Воспоминания о К. Чуковском. – М., 1983.
- Галанов Б.Е. Книжка про книжки. – М., 1985.
- Рассадин Ст.Б. Так начинают жить стихом. – М., 1967.
- Рогачев В.А. Проблемы становления и развития русской советской деткой поэзии 20-х годов: Жанрово-стилевые аспекты. – Свердловск, 1990.
- Чуковский К.И. Сказки.//Сочинения: в 2 т. – Т. 1. – М., 1990.