Написать о том, как провести первый урок по теме, - вещь непростая. Даже если твой педагогический стаж уже 32 года. В нынешнем году я перешагнула этот рубеж, хотя вроде бы и не было этого времени, вместившего так много: работу в маленькой сельской школе в Ивановской области, и в восьмилетней Ильинской школе Новомосковского района Тульской области, и в средних школах города Новомосковска, и в школе при Посольстве РФ в Японии, а последние годы, начиная с девяностого, в Новомосковском общеобразовательном лицее. И везде, куда бы ни привела судьба, входила в класс с надеждой и верой в то, что дети, сидящие передо мной, услышат и поймут, что дрогнет в какой-то момент их сердечко, что потом, когда-нибудь, захочется почитать те книги, которые мы читали вместе.
Когда 19 октября, в день лицея, в мой кабинет приходят выпускники разных лет, воспоминаниям нет конца. Удивляюсь, какие удивительно простые, вроде бы незначительные вещи врезаются в память ребят навсегда. Так, давний мой ученик вспоминал о том, что о Пушкине он узнал самое интересное на первом нашем уроке в 9 классе: я тогда рассказывала о поэте и читала отрывки из замечательной книги Генриха Волкова «Мир Пушкина». Ребята живо реагировали: слушали, удивлялись, хохотали. Пушкин вдруг предстал близким, живым, каким-то своим. Другая ученица (теперь она тоже учитель) неожиданно для меня вспомнила о первом уроке по творчеству Ф.М.Достоевского, когда мы рассматривали фотографии писателя и его единственный портрет кисти В.Г. Перова. Вот уж, казалось бы, что вспоминать: на уроках литературы обязательно показываем портреты писателей и поэтов. Но тогда было сделано (оказывается!) такое удивительное открытие: есть только один (всего!) живописный портрет великого Достоевского (что особенно поражает после соприкосновения с иконографией А.С.Пушкина и потом при виде многочисленных портретных изображений Л.Толстого). Только мы не просто на него «посмотрели», а смотрели долго и пристально (тоже иногда надо на это время урока потратить), да ещё и слушали описание портрета из книги В.И. Порудоминского «Половина жизни моей…». Действительно, класс в этот момент затихает и вместе с писателем рассматривает черты лица, лоб («бледный лоб, мощно, скульптурно выступающий из темноты фона, лоб мудреца – не успокоенного в мудрости своей, а с бесконечным, мучительным до боли, упорством ищущего ответ на «проклятые», «вечные» вопросы, которыми живёт и страдает человек»), руки писателя («на холсте они сцеплены, выдвинуты вперёд; ... очень крепко, почти судорожно сцепленные пальцы скрадывают мягкость рук, позволяют показать напряжённость мышц, выступившие сосуды. Перов пишет руки труженика…»). «Я эти руки навсегда запомнила». Вот так-то, дорогие коллеги. Ничего не изобретая, а пользуясь таким старым, «немодным» приёмом, достигаем совершенно неожиданного результата. Да и не думалось тогда ни о приёме, ни о чём-то эффектном, просто открыла книгу, которую сама читала с удовольствием, и прочитала страничку для моих ребят. Оказывается, зацепило.
Об одном первом уроке по теме расскажу чуть подробнее. Я так его начинаю уже много лет. Приступать к разговору о писателе или поэте, имя которого мало известно нашим ученикам, всё-таки проще, потому что интрига уже есть: «Кто такой? Что написал? Что-то слышал, но …». Если действовать по законам жанра, то на этом, пусть и незначительном интересе, можно построить замечательный сценарий урока. Всё ведь в новинку. А вот начать урок по теме, которая связана с именем известным, - дело совершенно другое. Такая история происходит, например, в 11 классе, когда мы начинаем разговор о С.А.Есенине. Большинство из сидящих убеждено, что уж о Есенине-то они знают многое. Конечно, и песни слышали на стихи замечательного поэта, да и факты есенинской биографии общеизвестны, портреты растиражированы. Ну, просто не знаешь, с чего начать. И вот однажды, много лет назад, я принесла с собой на урок повесть Б.Васильева «Завтра была война» (тогда она только появилась в журнале «Юность»). Сама повесть потрясла. Но ещё я увидела, что некоторые её страницы могут мне помочь приступить к непростому разговору о драматичной судьбе одного из самых талантливых русских поэтов. Признаюсь, что читать эти отрывки – дело нелёгкое. Но читаю всё-таки сама. Очень волнуюсь, и голос изменяет, но это тоже важно. Ребят не проведёшь: они понимают, что это волнение искреннее. Иногда говорят, что в классе установилась такая тишина, что слышно, как муха пролетит. Когда начинаю читать, все замирают, и это не преувеличение.
«Чего-то не хватало – то ли танцующих, то ли пластинок, - от танцев вскоре отказались и стали читать стихи. Искра читала своего любимого Багрицкого, Лена – Пушкина, Зиночка – Светлова, и даже Артём с напряжением припомнил какие-то четыре строчки из хрестоматии. А Вика от своей очереди отказалась, но когда все закончили, достала из сумочки – у неё была настоящая дамская сумочка из Парижа! – тонкий потрёпанный томик.
- Я прочитаю три моих любимых стихотворения одного почти забытого поэта.
- Забытое, значит, ненужное, - попытался сострить Жорка.
-Ты дурак, - сказала Вика. – Он забыт совсем по другой причине.
Она прошла на середину комнаты, раскрыла книжку, строго посмотрела вокруг и негромко начала:
Дай, Джим, на счастье лапу мне,
Такую лапу не видал я сроду…
-Это Есенин, - сказала Искра, когда Вика замолчала. – Это упадочнический поэт. Он воспевал кабаки, тоску и уныние.
Вика молча усмехнулась, а Зиночка всплеснула руками:
- Ну и пусть себе упадочнический-разупадочнический! Это изумительные стихи, вот и всё.
Искра промолчала, поскольку стихи ей очень понравились и спорить она не могла. И не хотела. Она точно знала, что стихи упадочнические, потому что слышала это от мамы, но не понимала, как могут быть упадочническими такие стихи. Между знанием и пониманием возникал разлад, и Искра пыталась разобраться в себе самой.
-Тебе понравились стихи? – шепнула она Сашке.\
-Ничего я в этом не смыслю, но стихи мировецкие. Знаешь, там такие строки… Жалко, не запомнил.
- «Шаганэ ты моя, Шаганэ…» - вздохнул Сашка.
Вика слышала разговор. Подошла, спросила вдруг:
- Ты умная, Искра?
- Не знаю, - опешила Искра. – Во всяком случае, не дура.
-Да, ты не дура, - улыбнулась Вика. – Я никому не даю эту книжку, потому что она папина, но тебе дам. Только читай не торопясь».
Отрывок прочитан. У сегодняшнего школьника этот разговор, который происходил в 1940 году между ребятами 9-б класса, которые через год шагнут в огонь Великой Отечественной войны, вызывает живой отклик и вопросы. Вопросы! Вот это-то мне и нужно. Почему Есенин – поэт забытый? Почему Искра Полякова даёт такую оценку поэту, творчество которого она, по всей видимости, не знает. Удивляет то, что оказывается тогдашний школьник вообще не имел представления о Есенине и его поэзии (тоже повод для серьёзного разговора об особенностях эпохи). Умная Искра чувствует ложь той формулы, которую она усвоила, - поэтому и возник разлад между знанием и чувством. Конечно, говорим о том, что могло поразить в прозвучавших стихах ребят предвоенного поколения (стихи обязательно читаю полностью). А потом уже и к ним, к моим ребятам, вопрос: «А вас задело? Вам нравится?» Задело. Нравится. И тогда уже читаю строчки Есенина из «Руси советской…»:
Вот так страна!
Какого ж я рожна
Орал в стихах, что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.
Оттолкнувшись от этих горестных признаний поэта, по сути дела выходим на главное в нашем разговоре о Есенине на всех последующих уроках (а их так мало!). Нужна ли сегодняшнему человеку есенинская поэзия? Что в ней может привлекать? Или сегодня, когда никто не запрещает читать его поэзию, а сборники Есенина есть в каждом доме, просто нет в его поэтическом мире того, что близко и дорого человеку уже 21 века?
И снова возвращаемся к книге Бориса Васильева (кстати, для многих ребят именно с этого урока начинается знакомство с творчеством этого замечательного писателя). Читаю ещё один отрывок, и это становится эмоциональной кульминацией урока.
«Искра смотрела, как постепенно намокают и темнеют цветы, как стекает вода по мёртвому лицу, и ей хотелось накрыть Вику, упрятать от дождя, сырости, которая теперь навеки останется с нею.
-Товарищи! – вдруг очень громко сказал директор. – Парни и девчата, смотрите. Во все глаза смотрите на вашу подругу. Хорошо смотрите, чтобы запомнить. На всю жизнь запомнить, что убивает не только пуля, не только клинок или осколок – убивает дурное слово и скверное дело, убивает равнодушие и казёнщина, убивает трусость и подлость. Запомните это, ребята, на всю жизнь запомните!..»
Он странно всхлипнул и с размаху закрыл лицо ладонями, точно ударил себя по щекам…
Искра шагнула к гробу, вскинула голову:
До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди…
Она звонко, на всё кладбище кричала последние есенинские строчки. Слёзы вместе с дождём текли по лицу, но она ничего не чувствовала. Кроме боли. Ноющей, высасывающей боли в сердце…»
Класс замер. Волнение такое, что трудно начинать говорить. Поэтому молчим. Кажется, что молчим очень долго. Но, может быть, и нужно сейчас помолчать? А потом, когда всё-таки тишина нарушается, не надо долго объяснять, почему в страшный момент героиня повести Б.Васильева Искра Полякова читает пронзительные строчки Есенина. Никакие другие слова сейчас не смогли бы выразить того, что она чувствовала. Только так Искра могла проститься со своей подругой.
Передо мной – ровесники героев повести «Завтра была война». Конечно, время другое, и ценности изменились, и темп жизни такой, что не даёт остановиться и подумать. Поэтому, когда на уроке мы вдруг понимаем, что нас объединяет общее неподдельное волнение, что мы чувствуем такую же боль, как и те ребята много десятилетий назад, что есенинские строки волнуют обнажённостью чувств, искренностью не меньше, чем раньше, то это даёт удивительное чувство причастности и к нашей истории, и к нашей литературе. И оказывается, что и доброта, и способность сопереживать, и живой отклик на слово писателя и поэта – всё это есть в наших ребятах (только не надо подозревать меня в их идеализации!). А уроки, посвящённые поэзии С.А.Есенина, помогут им стать лучше, человечнее. Собственно говоря, в этом, наверное, и есть наша главная задача.
Недавно получила письмо от моей выпускницы, ныне студентки МГУ. Учится она на факультете глобальных процессов. Вот строчки из её письма: « Так не хватает уроков литературы! Стремительно мчатся дни, некогда остановиться и подумать о том, о чём раньше думала часами после наших уроков. Боюсь стать меркантильной, огрубеть в этой жизненной суете». Кстати, очень многие мои бывшие ученики, теперешние студенты технических вузов, сожалеют, что так мало гуманитарных предметов в вузовских программах. Ведь по сути дела их литературное образование закончилось. Всё остальное – как получится. Наверное, мы всё же чего-то не понимаем до конца, когда замахиваемся на драгоценные (поистине на вес золота) часы, отведённые на изучение литературы и русского языка. Это разговор не новый, проблема старая и болезненная. Да и тема моего письма всё-таки не об этом. Или и об этом тоже? Ведь очень хочется смотреть в глаза своим ученикам, таким разным и всегда одинаковым в своём ожидании разговора о важном, сокровенном, смотреть как можно чаще. И каждый раз задаваться вопросом, с чего начать первый урок, сколько бы лет ни прошло.