Цели урока:
- заинтересовать учащихся личностью С. Есенина,
- увлечь поэтическим творчеством, в котором и любовь к Родине, к русской природе, и сильное чувство к женщине, и философские рассуждения о жизни.
Оформление:
- компьютерная презентация,
- сборник стихов.
Предварительная работа: несколько учащихся готовят сообщения по теме “Воспоминания современников о Сергее Есенине” и “Легенды и документы об убийстве Есенина”.
Эпиграф:
Он весь стихия, озорная, непокорная, безудержная стихия не только в стихах, а в каждом движении, отражающем движение стиха. Гибкий, буйный как ветер. Где он, где его стихия и где его буйная удаль – разве можно отделить?
Г.А. Бениславская
Ход урока
На экране появляются слайды Презентации. Учащиеся записывают новую тему в тетрадь. Урок проходит на фоне демонстрации слайдов.
Слово учителя о С. Есенине.
Сегодня состоится наша встреча с Сергеем Есениным. Когда мы говорим о нём, то представляем себе портрет светловолосого, синеглазого юноши, ласково смотрящего на мир, из которого сумел извлечь золотые россыпи народной поэзии.
Почему его стихи мы учим наизусть, почему они трогают нашу душу? Сегодня мы попробуем найти разгадку секрета очарования его поэзии. Представим себе, что у нас в гостях люди, которые хорошо знали Сергея Есенина.
Татьяна Фёдоровна Есенина (мама поэта): “Был у нас в селе праведный человек, отец Иван. Он мне и говорит: “Татьяна, твой сын отмечен Богом”.
…Родился в селе Константиново. Читал много всего. И жалко мне было его, что он много читал, утомлялся. Я пойду погасить его огонь, чтобы он лег, уснул. Но он на это не обращал внимания. Он опять зажигал и читал. Дочитается до рассвета и не спавши поедет учиться опять. Такая у него жадность была до учению, и знать все хотел…
Учился в своей школе, сельской. Четыре класса. Получил похвальный лист. После учебы отправили мы его в семилетку, в которую не всякий мог попасть в это время. Было только доступно господским детям и поповым, а крестьянским нельзя было. Но так как он учился хорошо, священник у нас был опытный человек, видел, что у него талант, посоветовал нам с отцом: “Давай его отправим…” Ну, мы и согласились – отправили. Он там проучился три года, в семилетке. И писал…
Евгений Михайлович Хитров (учитель русского языка Спас-Клепиковской школы): “Стихи Есенин начал писать в первый год своих занятий. Об этом говорили товарищи по классу. Но мне стал приносить их только со второго года обучения… Стихи его были короткими, сначала все на тему о любви. Это мне не особенно нравилось. А на другие темы стихи были, как мне казалось, бессодержательными. К тому же главные свои занятия по литературе и стилистике я относил к третьему году обучения.
Вот тогда Есенин и выдвинулся среди других школьных стихотворцев.
Он стал особенно усердно заниматься литературой. Занятия его были шире положенной программы. Он много читал. Особенно он любил слушать мое классное чтение. Помню, я читал “Евгения Онегина”, “Бориса Годунова” и другие произведения в течение нескольких часов, но обязательно все целиком. Ребята очень любили эти чтения. Но, пожалуй, не было у меня такого жадного слушателя, как Есенин. Он впивался в меня глазами, глотал каждое слов. У него первого заблестят глаза в печальных местах, он первый расхохочется при смешном. Сам я любил Пушкина. Пушкиным больше всего занимался с учениками, читал его, разбирал и рекомендовал как лучшего учителя в литературе. Есенин полюбил Пушкина. В начале года он подражал разным писателям, ни на чем долго не останавливался. Мне долго казалось, что его произведения легкомысленны, представляют собой лишь набор рифмованных предложений без поэтического значения. Но уже одно то, что он легко справлялся с рифмой и ритмом, выделяло его из среды товарищей.
Первое произведение, которое меня поразило у Есенина, было стихотворение “Звезды”. Помню, я как-то смутился, будто чего-то испугался. Несколько раз вместе с ним прочел стихотворение. Мне стало совестно, что я недостаточно много обращал внимания на Есенина. Сказал ему, что стихотворение мне очень понравилось, что его можно даже напечатать.
…Когда Есенин окончил курс и мы с ним расставались, я ему советовал поселиться в Москве или Питере и там заниматься литературой под чьим-нибудь руководством. Совет он мой принял и выполнил, и я довольно скоро имел удовольствие читать его стихи в “Ниве”. Еще большее удовольствие он доставил тем, что прислал мне первый свой сборник стихов “Радуница” с надписью: “Доброму старому учителю Евгению Михайловичу Хитрову от благодарного ученика, автора этой книги”.
Ученик читает стихотворение “Звезды”
Михаил Павлович Мурашев: “Сергей Есенин появился в русской литературе внезапно, как появляются кометы в небе. Каждая комета имеет своих спутников разной величины, немало вокруг нее песка и пыли. Так и Есенин имел вокруг себя разных спутников и сопровождающие его литературные пыль и песок.
Мне, одному из первых свидетелей появления Есенина в Петрограде, пришлось с ним столкнуться вплотную на его творческом пути.
Как сейчас помню то вечер, когда в первый раз пришел ко мне Сергей Александрович Есенин, в синей поддевке, в русских сапогах, и подал записку А. А. Блока. Он казался таким юным, что я сразу стал к нему обращаться на “ты”. Я расспрашивал про деревню, про учебу, а к концу попросил его прочесть свои стихи.
Есенин вынул из сверточка в газетной бумаге небольшие листочки и стал читать. Вначале робко и сбивался, но потом разошелся.
Проговорили долго… Спустя некоторое время он рассказал мне, что перед приездом в Петроград жил в Москве, учился в университете Шанявского и уже имеет жену и сына.
Первые месяцы жизни поэта в Петрограде не были плодотворными: рассеянный образ жизни и небывалый успех на время выбили его и колеи. Помню, он начинал писать стихи, но написанное его не удовлетворяло. Обычно Есенин слагал стихотворение в голове целиком и, не записывая, мог читать его без запинки… Читал, а сам чутко прислушивался к ритму. Затем садился и записывал…
Есенин много внимания уделял теории стиха. Он иногда задавал себе задачи в стихотворной форме: брал лист бумаги, писал на нем конечные слова строк – рифмы – и потом, как бы по плану, заполнял ее содержанием. В то время он много читал классиков, как русских, так и иностранных. Особенно любил все вновь выходящие книги Джека Лондона. Из современных поэтов любил Белого и Блока.
В 1915 году Есенин развивал широко идущие планы по созданию крестьянского журнала, хотел вести отдел “Деревня”, чтобы познакомить читателя с тем, как живет, чем болеет крестьянин… Журнал организовать нам не удалось, но сборник собрали скоро. Сергей поместил в нем стихотворение “Теплый вечер”, которое привез из деревни.
Вскоре после издания сборника “Страда” вышла первая книга стихотворений Есенина – “Радуница”. Получив авторские экземпляры, Сергей прибежал ко мне радостный, уселся в кресло и принялся перелистывать, точно пестуя первое свое детище. Потом, как бы разглядев недостатки своего первенца, проговорил:
- Некоторые стихотворения не следовало бы помещать.
Я взял книгу, разрезал упругие листы плотной бумаги и перечитал знакомые строчки.
Ученик читает стихотворение “Теплый вечер”.
Георгий Владимирович Иванов: “За три с половиной года жизни в Петербурге Есенин стал известным поэтом. Его окружали поклонницы и друзья. Он стал дерзок, самоуверен, хвастлив… Наивность, доверчивость, какая-то нежность уживались в Есенине рядом с озорством, близким к хулиганству, самомнением, недалеким от наглости. В этих противоречиях было какое-то особое очарование. И Есенина любили. Есенину прощали многое, что не простили бы другому. Кончился петербургский период карьеры Есенина совершенно неожиданно. Поздней осенью 1916 года вдруг распространился и потом подтвердился “чудовищный слух”: “наш” Есенин, “душка-Есенин”, “прелестный мальчик” Есенин представлялся Александре Федоровне в Царскосельском дворце, читал ей стихи и получил от императрицы разрешение посвятить ей целый цикл в своей новой книге!..
Теперь даже трудно себе представить степень негодования, охватившего тогдашнюю “передовую общественность”, когда обнаружилось, что “гнусный поступок” Есенина не выдумка, а непреложный факт. Бросились к Есенину за объяснениями. Он сперва отмалчивался. Потом признался. Потом взял признание обратно. Потом куда-то исчез – не то на фронт, не то в рязанскую деревню…
Книга Есенина “Голубень” вышла уже после февральской революции. Посвящение государыне Есенин успел снять.
Сразу после октябрьского переворота Есенин оказался не в партии, - членом ВКП он никогда так и не стал, - но в непосредственной близости к “советским верхам”. Ничего странного в этом не было. Среди примкнувших к большевикам интеллигентов большинство были проходимцами и авантюристами. Есенин примкнул к ним, так сказать, “идейно”. В Смольный его привели те же надежды, с которыми полтора года назад он входил в Царскосельский дворец. От Ленина он, вероятно, ждал того же, что от царицы. Ждал осуществления мечты, которая красной нитью проходит сквозь все его ранние стихи, исконно русской, проросшей сквозь века в народную душу, мечты о справедливом, идеальном, святом мужицком царстве, осуществиться которому не дают “господа”. Клюев, повлиявший на Есенина больше, чем кто-нибудь другой, называл эту мечту то “Новым градом”, то “Лесной Правдой”. Есенин называл её “Ионией”. Поэма под таким названием, написанная в 1918 году, - ключ к пониманию Есенина эпохи “военного коммунизма”. Как стихи – это, пожалуй, самое совершенное, что он создал за всю жизнь. Как документ – яркое свидетельство искренности его безбожных и революционных увлечений…
Ученик читает отрывок из поэмы “Иония”.
Василий Васильевич Розанов: “Когда я в 1920 году познакомился с Есениным, он решительно не напоминал того “пряничного мужичка”, каким я увидел его впервые четырьмя годами раньше. Я стал присматриваться, и меня более всего поразили его глаза. Постоянно приходится слышать прилагаемый к нему эпитет “голубоглазый”. Мне кажется, что это слишком мало передает: надо было видеть, как иногда загорались эти глаза. В такие минуты он становился поистине прекрасным. Это была красота живая, красота выраженная. Чувствовалась большая внутренняя работа, чувствовался настоящий поэт.
1919-1920 годы были для Москвы тяжелыми, голодными. В литературном быту это отразилось на появлении ряда книжных лавок писателей. Тогда не разрешали держать книжных магазинов частным лицам, а только организациям, политическим или литературным. Кроме “Лавки писателей”, старейшей в Москве, появились лавки “Поэтов”, “Деятелей искусства”, “Художников слова” и др. За книжными прилавками можно было увидеть и известного беллетриста и уважаемого профессора. Из названных лавок две принадлежали имажинистам. В одно, в Камергерском, торговали Шершеневич и Кусиков, а в другой – “Художники слова” - Есенин и Мариенгоф. Но если поэты из Камергерского действительно торговали, то в лавке “Художники слова” Есенин и Мариенгоф скорее только присутствовали. Есенин был тут вывеской, приманкой. Книжное дело вели другие лица. К поэтам постоянно приходили их знакомые, большей частью тоже поэты, и лавка “Художники слова” превращалась в литературный клуб. В этом клубе царила бодрая, веселая атмосфера.
В 1920 и 1921 годах я часто виделся с Есениным… Он много и охотно рассказывал о себе. То, что мне казалось наиболее интересным, я записывал. Это было время “Сорокоуста”, “Исповеди хулигана”, работы над “Пугачевым”.
Ученик читает стихотворение “Исповедь хулигана”.
Иван Иванович Старцев: “осенью в 1921 году Есенин встретился и познакомился с Айседорой Дункан. В компании друзей он никогда не говорил об этом знакомстве. Привязанность его к знаменитой танцовщице обнаружилась как-то сразу. В квартире Дункан всегда царил полумрак, создаваемый драпировками. Поражало отсутствие женщин. Дункан всегда оставалась единственной женщиной среди окружавшей её богемы. При всей солидности своего возраста она сумела сохранить внешнее обаяние.
На вечеринках у Дункан бывало обычно шумно. Между ними существовала взаимная привязанность. Изадора иначе не называла Есенина, как мой “дарлинг”, “ангел”…
Весной 1922 года Есенин отправился с Дункан в заграничное путешествие. Стояло туманное утро. Мы с Сахаровым спешили на аэродром попрощаться с улетавшим на аэроплане в Кенигсберг. У каждого из нас была затаенная в глубине надежда, что Есенин останется…
Возвратился он из-за заграницы в августе 1923 года. В личной беседе вспоминал про свое европейское путешествие. Рассказывал между прочим о том, как они приехали в Берлин, отправились на какое-то литературное собрание, как их там приветствовали и как он, вскочив на столик, потребовал исполнить “Интернационал”, ко всеобщему недоумению и возмущению. В Париже он устроил скандал русским белогвардейским офицерам, за что якобы тут же был жестоко избит.
За границей он работал мало, написал несколько стихотворений, вошедших потом в “Москву кабацкую”. Большею частью пил и скучал по России.
- Ты себе представить не можешь, как я скучал. Умереть можно. Знаешь, скука, по-моему, тоже профессия, и ею обладают только одни русские.
Выглядел скверно. Заговаривался, перескакивая мыслями в беседе с одного предмета на другой, заминая окончания фраз. Производил какое-то рассеянное впечатление. Внешне был по-европейски вылощен, меняя по нескольку костюмов в день. Вскоре после приезда читал “Москву кабацкую”. Присутствовавший при чтении Яков Григорьевич Блюмкин (сотрудник ВЧК – ОГПУ) начал протестовать, обвиняя Есенина в упадочности. Есенин стал ожесточенно говорить, что он внутренне пережил “Москву кабацкую” и не может отказаться от этих стихов. К этому его обязывает звание поэта…
Вскоре по возвращении из-за границы он разошелся с Дункан. Переехал к себе на старую богословскую квартиру…
Александра Александровна Есенина: “В середине июня 1925 года Сергей женился на Софье Андреевне Толстой-Сухотиной – внучке Льва Николаевича Толстого – и переехал к ней на квартиру в Померанцевом переулке. И чуть ли не в первые дни женитьбы он пишет Вержбицкому: “С новой семьей вряд ли что получится, слишком все здесь заполнено “великим старцем”, его так много везде: и на столах, и на стенах, кажется даже на потолках, что для живых людей места не остается. И это душит меня…”
В первой половине июля Сергей уехал в деревню или, как мы говорили, домой. Дома он прожил около недели. В конце июля Сергей и Соня уехали на Кавказ и вернулись в начале сентября.
Но не таким вернулся Сергей с Кавказа, каким он приехал оттуда весной. Тогда он был бодрым, помолодевшим, отдохнувшим, несмотря на то, что много работал. Трудно перечесть все, что им было написано за несколько месяцев пребывания на Кавказе. Но работа не утомила его, а наоборот, прибавила ему энергии, окрылила его. Теперь же он вернулся таким же, каким и уехал: усталым, нервным, крайне раздраженным.
Осенью 1925 года Сергей очень много работал. Он уставал и нервничал. Отношения с Соней у него в это время не ладились. Он был рад, когда мы, сестры, приходили к нему. С Катей он мог посоветоваться, поделиться своими радостями и горестями, а ко мне относился, как к ребенку, ласково и нежно.
В один из сентябрьских дней Сергей предложил Соне и мне покататься на извозчике. День был теплый, тихий.
Лишь только мы отъехали от дома, как мое внимание привлекли кошки… Столько кошек мне как-то не приходилось встречать раньше, и я сказала об этом Сергею. Сначала он только улыбнулся и продолжал спокойно сидеть, погруженный в какие-то размышления, но потом вдруг громко рассмеялся. Мое открытие показалось ему забавным, и он тотчас же превратил его в игру, предложив считать всех кошек, попадавшихся нам на пути… И мы принялись считать. Это занятие всех развеселило, а Сергей увлекся им, пожалуй, больше, чем я…
Мы так беззаботно и весело хохотали, что даже угрюмый извозчик добродушно улыбнулся.
Когда мы доехали до Театральной площади, Сергей предложил зайти пообедать. И вот я первый раз в ресторане. Швейцары, ковры, зеркала, сверкающие люстры – все это поразило и ошеломило меня. Я увидела себя в огромном зеркале и оторопела: показалась такой маленькой, неуклюжей, одета по-деревенски и покрыта красивым, но деревенским платком. Но со мной Соня и Сергей. Они ведут себя просто и свободно. Сидя за столом и видя мое смущение, Сергей все время улыбался, и, чтобы окончательно смутить меня, проговорил: “Смотри, какая ты красивая, как все на тебя смотрят…” Я огляделась по сторонам и убедилась, что он прав. Все смотрели на наш столик. Тогда я поняла, что смотрели-то на него, а не на меня, и так смутилась, что уж и не помню, как мы вышли из ресторана.
А на следующий день Сергей написал и посвятил мне стихи: “Ах, как много на свете кошек, нам с тобой их не счесть никогда…” и “Я красивых таких не видел…”
Звучит стихотворение “Я красивых таких не видел…”
Оберегая меня, мне много говорили, скрывая от меня разные неприятности, и я много не знала. Не знала я и того, что между Сергеем и Соней идет разлад. Когда я приходила к ним, в доме было тихо и спокойно, только скучно. Видела, что Сергей чаще стал уходить из дому, возвращался нетрезвым и придирался к Соне. Но я не могла понять, почему он к ней придирается, так как обычно в таком состоянии Сергей придирался к людям, которые его раздражали, и для меня было большой неожиданностью, когда после долгих уговоров сестры, Сергей согласился лечь в клинику лечиться, но запретил Соне приходить к нему.
26 ноября Сергей лег в клинику для нервнобольных, помещавшуюся на Б. Пироговской улице, в Божениновском переулке. Ему отвели отдельную хорошую светлую комнату на втором этаже, перед окном которой стояли в зимнем уборе большие деревья.
Лечение в клинике было рассчитано на два месяца, но уже через две недели Сергей сам себе наметил, что не пробудет здесь более месяца. Здесь же он принял решение не возвращаться к Толстой и уехать из Москвы в Ленинград.
Под предлогом каких-то дел 21 декабря Сергей ушел из клиники. Случаи, когда по делам Сергея выпускали из клиники, были и раньше, но он в тот же день возвращался обратно. На этот раз он не вернулся. Не пришел и домой. Дома было тревожно, ждали его каждую минуту.
Два дня Сергей ходил по редакциям и издательствам по делам и проститься с друзьями. Вечерами же был в клубе дома Герцена.
23 декабря под вечер мы сидели у Сони. Часов с 7 вечера пришел Сергей с Ильей. Он был злой. Ни с кем не здороваясь и не раздеваясь, он сразу прошел в другую комнату, где были его вещи, и стал торопливо все складывать. Уложенные вещи Илья с помощью извозчика вынес из квартиры. Сказав всем сквозь зубы “до свиданья”, вышел из квартиры и Сергей, захлопнув за собой дверь…
Я видела, как уселся Сергей на вторые санки. И вдруг у меня к горлу подступили спазмы. Не знаю, как теперь мне объяснить тогдашнее мое состояние, но я почему-то крикнула:
- Прощай, Сергей!
Подняв голову, он вдруг улыбнулся мне своей светлой, милой улыбкой и помахал рукой.
Пушистый снежок тихо падал и падал, запорашивая шапку и меховой воротник распахнутой шубы Сергея.
Таким я видела Сергея в последний раз.
Звучит стихотворение “До свиданья, друг мой, до свиданья…”
Дмитрий Николаевич Семёновский: “В последних числах декабря 1925 года мы с женой собрались в Москву.
Пришел взволнованный Колоколов, сказал:
- Есенин умер, повесился!..
Мы приехали в Москву накануне похорон. Гроб с телом Есенина, привезенный из Ленинграда, уже поставили в Доме печати.
Везде говорили о трагической смерти Есенина. Все искали его стихов, читали его предсмертные строки:
До свиданья, друг мой, до свиданья…
Вечером мы пошли в Дом печати…
Большая, почему-то скудно освещенная комната, где стоял гроб с телом Есенина, была полна народу, и пробраться вперед стоило труда…
В глубине комнаты сбились в траурную группу близкие Есенина. Понуро сидела на диване, уронив на опущенное лицо прядь коротких волос, бывшая жена поэта Райх. Кто-то утешал С.А. Толстую. Немного поодаль выделалась среди других своим крестьянским обличием не спускавшая глаз с гроба пожилая женщина – мать Есенина, Татьяна Федоровна.
…Я занял место у изголовья гроба с левой стороны. Гроб утопал в цветах, венках и лентах. Мне было хорошо видно лицо Есенина, ещё такое молодое, но застывшее, с каким-то красным пятном, похожим на след ожога.
Я не мог отвести глаз от складки, пролегшей между бровями и придававшей лицу покойного выражение затаенного страдания. Поразило меня и то, что волосы Есенина изменились: потемнели и не вились.
Вспомнились строки:
Тех волос золотое сено
Превращается в серый цвет.
В последний раз вглядываясь в лицо поэта, я мысленно спрашивал себя: “Что заставило его в расцвете сил уйти из этого мира, не пожалев ни своей молодой жизни, ни своего редкого таланта?”
Сообщение учащегося по теме “Легенды и документы об убийстве Есенина”. (Приложение 2) Показ презентации “Тайна смерти Сергея Есенина”, подготовленной самим учеником.
Звучит песня на стихи Сергея Есенина “Мне осталась одна забава...”
Вывод: Сергей Есенин - великий русский поэт, сумевший за такой короткий срок завоевать сердца многих людей. Его поэзия, как и он сам, завораживала, притягивала своей искренностью. В ней поэт воплотил самую-самую русскую душу свою. И действительно, “он весь стихия, озорная, непокорная, безудержная стихия не только в стихах, а в каждом движении, отражающем движение стиха. Гибкий буйный как ветер. Где он, где его стихи и где его буйная удаль - разве можно отделить?”
Домашнее задание: выучить наизусть понравившееся стихотворение Сергея Есенина; прочитать стихи: “В хате”, “Клен ты мой опавший...”, “Несказанное, синее нежное...”, “Отговорила роща золотая...”, “Гой ты, Русь моя родная...”, “Русь”, “Русь уходящая”, “Сорокоуст”, “Спит ковыль. Равнина дорогая”.