Работу выполнила:
Шконда С.Д.,
ученица 6 класса
Руководитель:
Тимофеева Е.А.,
учитель географии,
руководитель музея «Боевой Славы
и Защитников Отечества»,
педагог-организатор
Послушай историю эту, послушай, малыш,
И пусть она в детском твоём сохранится сердечке.
Об ужасах прошлого краткую повесть услышь.
Про страшный концлагерь в глухом белорусском местечке.
Присядь со мной рядом, прерви ненадолго игру.
Не глядя на то, что сражение в самом разгаре.
Немножечко времени я у тебя заберу -
Пусть танки твои отдохнут в виртуальном ангаре.
Не помнит отечество более грозной беды,
Поскольку утратило счёт пережитым невзгодам.
Там были и дети - вот точно, такие как ты,
Из времени только другого они были родом.
Не знали они, что такое всемирная сеть,
Что быть виртуальными могут зловещие "тигры".
Тому поколению рано пришлось повзрослеть,
Хотя они тоже любили забавы и игры.
Фашист не смотрел на их возраст и малый росток,
Со взрослыми вместе на верную смерть отправляя,
И двигался в лагерь людской бесконечный поток.
Под крики охраны и звуки собачьего лая.
Сквозь времени толщу ты звон голосов их услышь,
Представь их застывшие в страхе, замёрзшие лица.
Послушай историю эту, послушай, малыш,
И пусть она в детском сердечке твоём сохранится.
Жизнь человека - это череда событий от рождения до самой смерти. Именно эти события создают человека со всеми его достоинствами и недостатками. У каждого они свои. Но один недостаток объединяет всех нас: наши жалобы. Мы часто слышим, что кто-то по привычке жалуется на свою жизнь, проблемы, неудачи, и я считаю это одной из самых главных ошибок человека.
Препятствия и преграды - ведь это тоже события, данные человеку для их достойного преодоления. В таких случаях я вспоминаю историю своей Родины: сколько бед и страданий пережил русский народ! Где находил силы противостоять всем невзгодам? Как строил победу за победой? И мы, зная, что пришлось увидеть, пережить нашим прадедам, должны беречь память об этой священной войне и никогда не жаловаться по пустякам. Что значат наши жалобы по сравнению с тем, что пережило наше старшее поколение?!
Память народная понятна, а как запомнились страшные эпизоды малолетним узникам фашистских концлагерей, одному Богу известно.
«У тебя нет нервов, сердца, жалости. Ты сделан из немецкого железа. У тебя нет нервов и сердца. На войне они не нужны. Уничтожь жалость и сострадание. Убивай всякого русского. Не останавливайся, если перед тобой старик или женщина. Девочка или мальчик. Убивай», – было написано в памятке немецкого солдата концлагеря «Озаричи». Для бывших узников концлагеря это не просто слова – это их детство. Концлагерь Озаричи был единственным в оккупированной фашизмом Европе лагерем под открытым небом…, где мирное население содержалось в болоте в холодное время года, без крова, тепла и пищи.
Гитлеровцы силой согнали в Озаричи около семи тысяч тифозных больных, используя их для испытания бактериологического оружия. Людей намеренно заражали сыпным тифом, чтобы смертоносная эпидемия перекинулась на гражданское население и бойцов Красной армии.
Концлагерь Озаричи в Белоруссии по условиям содержания без еды и воды считается фабрикой смерти многих десятков тысяч узников.
Я хочу рассказать вам историю жизни двух девочек, прошедших через ужасы концлагеря «Озаричи»: Марии Григорьевны Покрашенко и Валентины Ивановны Карпенко.
Пятилетняя Маруська помнит тех, кто убивал и тех, кто спасал. Родилась Маруська (Мария Григорьевна Покрашенко) в селе Боровицы Могилевской области, Белорусской ССР. Когда началась война, отец ушел пешком за 300 километров в г. Клинцы Брянской области на призывной пункт.
Остались семья: мама Ульяна Валенчиц, брат Гриша 8 лет, бабушка Федосья Тимофеевна Шумилова, тетя Анастасия Герасимовна Пукис.
После войны, подрастая, Маруська часто слышала разговоры близких и односельчан о зверствах фашистов, о погибших и выживших. И никогда не могла подумать Мария Григорьевна, что на всю жизнь останутся в памяти эти несколько эпизодов…
1943 год. Первый раз немцы угнали сельчан в лагерь распределения на станцию Телуша для отправки. Через несколько дней после сортировки людей набили в амбар так плотно, что люди теряли сознание от духоты. Готовились поджечь.
Женщины как могли, успокаивали детей, сами уже не надеялись на спасение… Маруська, так сильно закричала, потом раздались выстрелы. Это были партизаны. Двери амбара распахнулись, и все побежали в лес, партизаны уже подготовили проход. Они скрывали нас в лесу, помогли с едой, одеждой…
Один за другим освобожденные сельчане вернулись в село.
Второй налет немцев был в марте 1944 года.
Мария Григорьевна вспоминая, говорит: «Нам повезло. Нас выгонял из хаты хороший немец».
Он разрешил взять детские саночки, потом они спасли маму. Ведь все сидели прямо на снегу, а мама украдкой садилась на саночки и держала двух детей на коленях. Немцы прикладами выгоняли жителей из домов и погрузили на машины.
Когда мы выехали за деревню, вдруг поднялся крик, раздались выстрелы, собаки свирепствовали. Машины остановились. Все увидели, как из соседней машины спрыгнул подросток и по снегу побежал, к своему дому крича: «Мамо, мамо!». Автоматной очередью мальчик был убит. Он остался лежать, распластав руки на красном снегу. Мария Григорьевна и сейчас помню этот красный снег и неподвижного мальчика. Уже потом, подростком, она узнала, что больную мать этого мальчика немец застрелил у него на глазах, а мальчика вытолкнул к машинам.
«Сперва нас погрузили в тесные теплушки, где было абсолютно нечем дышать, люди падали в обморок от духоты, – рассказывает Валентина Ивановна. – Нас даже в туалет не выпускали, а потом высадили на какой-то станции, выстроили в колонну и погнали вперёд.
По пути погибла её любимая младшая сестрёнка Анютка. Она не могла идти дальше, потому что споткнулась и подвернула ногу. Расплакалась, присела на землю и сказала, что хочет отдохнуть. И тогда один из охранников её застрелил. Просто подошёл и выстрелил в неё в упор, с абсолютно равнодушным лицом. Бедная Анютка даже испугаться не успела, как умерла.
И точно такая же участь постигла всех, кто не мог больше идти. Их расстреливали на месте, без церемоний. За нашей колонной трупы лежали, как хлебные крошки в сказке, нас можно было по ним найти и спасти. Но, конечно же, никто не стал этого делать. Некому было».
В «Озаричи» Валя Карпенко с мамой попали в самый первый день существования концентрационного лагеря, 10 марта 1944 года. По странной иронии судьбы, это произошло в день рождения маленькой Вали - ей исполнилось 11 лет. «Не дай бог никому такие подарки на день рождения получать, да ещё и в таком юном возрасте. «Озаричи» оказались хуже, чем может присниться в самом страшном сне».
Мария Григорьевна помолчав немного, продолжила свой рассказ.
«Привезли нас днем, затолкали в товарные вагоны… Ехали долго. Потом немцы кричали, собаки лаяли, дети плакали… Нас снова были палками и погнали под конвоем ночью, я видела на небе круглую луну. Шли мы долго, бабушки с нами уже не было, только я, брат Гриша и мама. Подошли мы к болоту, покрытому снегом, на нем копошились люди…»
По лагерю проходил пьяный немец, подошел к нам и «вставился» на меня, я была у мамы на руках. Рыжий, веснушчатый он начал тянуть меня от мамы. Я плакала, мама крепко прижимала к себе, закрывая мою голову. Тогда немец ударил прикладом по голове маму, она упала. Немец взял меня за одну ногу, размахнулся и забросил в снег. Мой брат заприметил место и потом показал его маме. Немцы не разрешали перемещаться по лагерю. И только ночью ползком мама с братом нашли меня босую без тряпья, в которое я была завернута. С трупов снимали одежду, похожую на тряпье и укутывали детей и стариков. Люди живьем замерзали в сугробах. Метели, снег, дождь, еще больше проникал холод к телу.
По ночам температура опускалась, и главным врагом узников становились уже не голод или жажда, а холод. «Озаричи» не были похожи на типовой концлагерь, в нём не было построено бараков для узников, и ночевать приходилось прямо на голой земле. Чтобы не замёрзнуть насмерть, дети, чьи родители уже погибли от тифа и голода, сбивались в кучки и согревали друг друга теплом собственных худеньких тел.
«Знаете, когда я это будто снова увидела? Когда как-то раз, лет десять назад, сидела дома с внучкой, – говорит Валентина Ивановна. – А по телевизору показывали какую-то телепередачу про то, как спасаются от страшных морозов самцы пингвинов в Антарктиде. Они плотно прижимаются друг к другу, и получается огромный круг, внутри которого они стоят плечом к плечу. Когда те, что внутри, согрелись, они выходят наружу и становятся во внешний круг, под метель. И так пингвины всё время переходят из центра плотной толпы наружу. Я сразу же вспомнила про «Озаричи». Именно так мы детьми и поступали. Сбивались в плотную стаю, как пингвины, и по очереди менялись местами. Я, когда эту передачу увидела, не выдержала, заплакала… Внучка подбегает, спрашивает: «Бабуля, бабуля, что случилось?» А я даже говорить не могу, только плачу и в экран пальцем тычу: «Смотри, это же мы… Так всё и было».
Разжигать костры и греться у огня, узникам было строго запрещено. Тех, кто решался нарушить запрет, расстреливали на месте, без предупреждения. Точно так же сразу стреляли и в каждого, кто осмеливался подойти близко к ограждению из колючей проволоки. К концу существования лагеря возле неё образовался целый бруствер из трупов, их никто не убирал. Трупы были разбросаны и по всей территории концлагеря. Сначала сами заключённые старались укладывать их в ряды, но потом сил на это не осталось, да и трупов стало слишком много.
Дети и внуки часто расспрашивали Валентину Ивановну, что ей пережить было тяжелее всего, она не знает, что ответить. Не может выбрать, потому что ужасным оказалось буквально всё. Первое, что вспоминается, – это постоянное, мучительное чувство голода. Узников практически не кормили, даже ежедневной миски с типовой лагерной баландой им не давали. Поэтому уже через несколько дней в «Озаричах» люди начали терять рассудок от нестерпимого голода.
«Помню, как однажды к ограде лагеря подъехал грузовик. Он был нагружен булками хлеба, испечённого пополам с отрубями. Не знаю, с чего фашисты вдруг так расщедрились и решили нас накормить, но такое было. Они остановились у ограды, внутрь не заехали, и стали кидать булки внутрь, за колючую проволоку. Тут же сбежалась огромная толпа. Люди буквально готовы были убить друг друга, чтобы заполучить целую булку или хотя бы маленький кусочек от неё. Дрались, лезли друг другу на головы, кричали, вопили…. Мама сказала, что нам хлеба все равно не добыть, и удержала меня за руку, когда я тоже хотела побежать к грузовику. Она была права, это было опасно – несколько человек задавили, просто затоптали, когда они упали. Так что мама правильно мне запретила – возможно, она спасла мне жизнь. Но зато и хлеба нам с нею не досталось», – говорит Валентина Демидова.
Чтобы хоть как-то заглушить сосущую боль в животе, Валя жевала сосновые иголки. Но помогало это мало, и с каждым днём она страдала от голода всё сильнее. Однажды маленькая узница стала свидетельницей сцены, которая до сих пор стоит у неё перед глазами. Маленький мальчик увидел, как один из лагерных охранников сидит на крыльце казармы и выманивает куском хлеба банку с тушёнкой. Мальчик подошёл к нему и со слезами стал просить дать ему остатки. Умолял, упал на колени. Фашист разозлился, встал и пнул ребёнка в грудь с такой силой, что тот отлетел далеко в сторону. А потом спокойно, как будто ничего не случилось, снова сел на крыльцо и доел тушёнку, отбросив опустевшую банку в сторону.
Мальчик, которые всё ещё не мог подняться от боли, подполз к ней, схватил двумя руками как настоящее сокровище и спрятал под себя, чтобы никто не заметил и не отобрал. Валя думала, что потом он сам оближет со стенок налипший на них жир. Но она ошиблась: как только ребёнок сумел встать, он пошёл к больной матери, лежавшей под деревом неподалёку. Та заболела тифом, и уже почти не шевелилась – и от болезни, и потому что совсем ослабела от голода. Мальчик стал макать палец в банку и мазать маме губы – он надеялся, что она их оближет, и сможет прожить ещё немного. Сам ни капли не съел, всё отдал матери, чтобы её спасти.
Не меньше, чем голод, узников «Озаричей» мучила жажда. Воду им не подвозили, озера или ручья на территории лагеря не было. Был только снег, но в первое время глотать его решались немногие. «Ни одного нормального туалета никто для нас не построил, поэтому всем пришлось забыть про стыдливость и справлять нужду там, где настигнет – все равно не было ни возможности отойти в сторонку, ни хоть как-то уединиться. Люди были повсюду. Поэтому очень скоро весь снег покрылся жижей из фекалий, чистых участков не осталось. Пришлось пить воду пополам с нечистотами из луж. Её запах я и сейчас помню, смердела ужасно», – вспоминает Валентина Демидова. Самые стойкие пытались сосать влажный мох, но потом жажда неизбежно брала своё, и брезгливость отходила на задний план.
Мария Григорьевна: «… Еще помню… У входа в лагерь будку с крестом…
Помню, как мама вошла в эту будку с красным крестом и показала врачу. Он развернул меня, промывая обмороженные руки и ноги, мазал каким-то лекарством, забинтовал и отдал меня маме и дал еще одну большую таблетку. Когда охранник отошел от будки, врач открыл дверь и показал, куда надо быстро идти. Мы добежали до большой воронки и сползли в ледяную воду. Сколько пролежали - не знаю. Мама была больна, почти неподвижна, беззвучно шевелила губами, вздрагивая, хваталась за нас. От страха мы с братом молчали и смотрели вверх.
Подъехал на мотоцикле человек в немецкой одежде и крикнул на русском языке: «Кто живой, как-нибудь держитесь, через 2-3 дня здесь будут красные». Мама слабела с каждым днем, часто плакала, глядя на меня обмороженную.
…Далеко гремели взрывы, а прямо над нашей ямой в воздухе повис жаворонок… и поет… И вдруг голос: «Ульяна, доченька, отзовись!». Я шепчу: «Мама, баба». Брат кричал: «Баба, мы в яме». Бабушка ползком искала нас и говорила: «Красные пришли»… Я тогда еще не знала, что красные – это наши солдаты-освободители.
«Сейчас, оглядываясь назад и подводя итоги, я могу сказать, что прожила хорошую жизнь. Я стала учительницей литературы, как и мечтала с детства, всегда любила свою работу. Вышла замуж за любимого человека. С ним мы воспитали двоих детей. Сейчас у меня пять внуков и правнучка. В общем, мне есть чем гордиться. И знаете, что я хочу сказать? Что если бы не те страшные дни в «Озаричах», то, может быть, моя жизнь не сложилась бы настолько удачно. После пережитого в этом концлагере, я научилась относиться к каждому дню как к подарку. Всю жизнь помнила, что его могло и не быть. Я могла погибнуть, как тысячи точно таких же детишек, как я. «Озаричи» заставили меня понять, какое большое счастье – просто жить. И единственное, о чём я мечтаю, – это чтобы моим детям и внукам не довелось испытать таких же лишений, как мне и всему нашему поколению. Лишь бы не было войны», – подвела итог Валентина Ивановна.
Светлая память о героизме и жертвах войны, о потерянном детстве, об освободителях всегда жива в сердцах бывших малолетних узников.
«… Мы никогда не забудем, что решающий вклад в исход Второй мировой войны внесла наша страна - Советский Союз, что именно наш народ уничтожил фашизм, что именно он определил судьбу всего мира и заплатил за это неимоверную цену. Эту единственную правду о войне мы будем беречь, и отстаивать всегда. И на этот счет никаких сомнений…»