Тематическая рубрика: Высшая школа.
Понятие «детская литература» или «литература для детей» в Британии появилось лишь в XVIII в. Она тесно связана с христианской религией, и самые ранние примеры литературы, созданной для детской аудитории, демонстрируют эту связь. Религия предлагает моральные наставления и пытается помочь найти ответ на многие широкие духовные вопросы, интересующие юных читателей, такие как смысл жизни и сущность загробной жизни.
Будучи одной из постоянных тем детской литературы, к началу XX века смерть постепенно исчезает со страниц произведений, предназначенных для юного читателя. Смерть была неофициально внесена в список запрещённых тем ‒ о ней могло упоминаться в экспозиции, мельком; она воспринималась как данность. Тема смерти могла присутствовать лишь в связи с животными, но ни в коем случае не с людьми [1]. В книгах присутствовали сироты или неполные семьи, но об этом чаще всего говорилось в экспозиции, принималось как должное, не вдаваясь в детали. Это было довольно распространённым примером того, как «не выходя за рамки» концепт смерти преподносился ребёнку.
Детская литература Британии начала ХХ века придерживалась особого правила: «никаких смертей, катастроф, нищеты; никаких сильных эмоций и строгих нравственных учений – ничего того, что давало силы литературе XIX века» [2]. Многие исследователи говорят о том, что желание взрослого «защитить» ребёнка от столкновения со смертью, всячески его оградить от встречи с ней в книгах, говорит об общественном «слепом отрицании» смерти как таковой.
К 1960-м годам постепенно расширяется круг тем и проблем, которые ставятся в детской литературе, однако тема смерти всё ещё вынесена за рамки «реалистичной» художественной литературы. В связи с этим, авторы избирают другие жанры повествования, с помощью которых можно «обойти» цензуру и табуированность. Так, за волшебством и фантазийностью часто скрываются довольно «недетские» темы.
Одним из основных мотивов в «Хрониках Нарнии», связанным с темой смерти, является грех и его последствия. Так, в «Племяннике чародея», Дигори предается некому подобию греха и подвергает смертельной опасности всё человечество – нарушая запрет, звонит в колокол, который пробуждает ото сна колдунью, олицетворяющую собой абсолютное зло.
Мальчику придётся ещё раз столкнуться с искушением, когда Аслан посылает Дигори за яблоком в сад за золотыми вратами: там колдунья пытается подтолкнуть ребёнка к греху и съесть яблоко, обещая сначала вечную жизнь, а затем – выздоровление умирающей матери. Дигори не прельщает вечная жизнь: «Навряд ли мне захочется жить, когда умрут все, кого я знаю. Поживу сколько надо, умру и пойду на небо» [3]. Он наделён не только величайшей христианской добродетелью – смирением, но и знанием того, что телесная смерть не становится преградой для праведной души (Иоанн 14:1-3). Колдунья сама съедает яблоко, получая бессмертие и силу. Однако, преступив запрет и сорвав яблоко для себя, она обретает лишь «долготу бед» [3], как и все, кто зол сердцем. Дигори же, не вставшему на путь греха, Аслан разрешает взять плод для своей матери, тем самым полностью излечивая её.
В повести «Лев, колдунья и платяной шкаф» на путь греха встаёт Эдмунд, который не может устоять перед любимым лакомством – рахат-лукумом, и, позже, предает своих сестёр и брата за обещанные горы угощения. Однако, вместо комнат, заполненных сладостями, он получает чёрствый хлеб и воду, и периодические пощёчины. Можно предположить, что данный персонаж одновременно является и неким олицетворением Иуды Искариота, а также – персонификацией одного из семи смертных грехов – чревоугодия.
Колдунья Джадис видит «сына Адама» насквозь и апеллирует именно к низшей природе мальчика, сначала предлагая ему титул принца, а затем – сладость. Джерард Рид в своей работе «К.С.Льюис изучает пороки и добродетели» пишет, что «чревоугодие является смертным грехом, ибо оно так легко заставляет нас променять поистине благое на нечто, всего лишь кажущееся приятным на вкус» [4]. Уэйн Мэриндэйл и Кэтрин Уэлч в статье «Пища для души: еда в Нарнии» отмечают, что жадность и одержимость Эдмунда рахат-лукумом отбивают для него аппетит к обычной, здоровой еде; он не может насытиться ей.
Эдмунд не знает меры, его разум будто затуманен: «...но скоро думал только об одном: как бы запихать в рот побольше рахат-лукума, – и чем больше ел, тем больше ему хотелось... » [3]. Он ел до тех пор, пока не закончилась коробка, и ему не стало нехорошо, но, тем не менее, именно мысль об обещании последующего угощения толкает его на другой грех – предательство.
Аслан расплачивается за грех Эдмунда собственной жертвенной смертью, тем самым спасая мальчика. Однако, лев не всегда выступает в роли спасителя, иногда представая и «карателем». В повести «Конь и его мальчик» Аравита совершает грех, опоив служанку зельем, чтобы сбежать из дома. В наказание её мачеха жестоко выпарывает прислугу. Позже Аслан бьёт лапой Аравиту по спине, нанося ей столько же ран, сколько было нанесено служанке. Можно увидеть здесь аллюзию на Ветхий Завет, а именно – на книгу Иова: «что если я согрешу, Ты заметишь и не оставишь греха моего без наказания» (Иов 10:14).
Старец-отшельник, залечивший эти раны, отмечает: «Они не глубже удара бича... Десять полосок... Больно, но не опасно» [3]. Лев наносит удар одной лапой, а полос остаётся десять – число, часто используемое в Библии. Возможно, эти десять царапин являются некоей «меткой» Аслана-Христа, так как Максим Исповедник ассоциировал число 10 именно с Иисусом: «...этой буквой тайнозрительно начинается имя Господа, ставшего человеком» [5]. Кроме того, можно предположить, что Аравите таким образом прощается грех, так как одной из библейский ассоциаций с числом 10 является следующая: день Искупления – последний (десятый) день покаяния, когда «...очищают вас, чтобы сделать вас чистыми от всех грехов ваших, чтобы вы были чисты пред лицом Господним» (Левит 16:30).
В повести «Покоритель зари» греху предаётся Юстас – родственник детей Певенси. Больше всего он любит командовать, издеваться над слабыми и жаловаться; им движет гордыня и себялюбие. Юстас, ставя себя выше других, ленится, не желает работать и решает уйти в глубь острова, где можно спокойно отдохнуть. Там, у пещеры, он застаёт старого умирающего дракона. Однако, этот дракон совсем не похож на своё библейское описание – он не ядовит (Второзаконие 32:33), не силён, далёк от воплощения Сатаны. Такого дракона не боится даже такой трус как Юстас: он решает спрятаться от дождя в пещере ныне почившего зверя.
И здесь его ожидает искушение – пещера заполнена сокровищами и драгоценностями. Юстас не может устоять соблазну, и, прикидывая, сколько всего можно выручить за эти дары и как это всё вынести из пещеры, надевает на руку браслет и ложится спать. Просыпается мальчик уже в теле дракона: «Так бывает всегда, когда кто-то приближается к сокровищам... с жадными, драконьими мыслями» [3]. Сначала осознание собственного положения наделяет его дерзостью, лишая страха, ведь теперь он сильнее всех. Однако неустрашимость быстро сменяется ужасом, и мысли о вечном одиночестве заставляют Юстаса раскаяться. Даже будучи в облике дракона, Юстаса ждёт полное перерождение: «его характер заметно улучшился» [3], он помогает детям и Каспиану.
Раскаяние влечёт за собой появление видения («серебристого») Аслана. Его вид внушает Юстасу страх, как и всем другим грешникам. Аслан ведёт мальчика-дракона в сад, в центре которого находится колодец, и велит раздеться. Юстас сдирает с себя три слоя кожи сам, оставшиеся – с помощью Аслана, испытывая при этом жуткую боль. После чего лев бросает мальчика в воду, где тот сначала снова ощущает боль, а затем превращается назад в ребёнка. Можно предположить, что эта сцена является аллюзией на крещение: за покаянием следует буквально физическое отпущение грехов через боль и воду (Деяния 2:38); только этот акт позволяет Юстасу вернуться в прежний облик – стать человеком или «сыном Адама». Кроме того, упоминания некоего самобичевания и истязания тела с целью очищения от грехов можно найти как в Ветхом (Притчи 20:30), так и в Новом Заветах (Галатам 5:19-24).
Дальнейшие острова, по которым путешествуют дети, будто вытягивают все дурные качества из детей. На третьем острове волшебное озеро превращает в золото всё, что туда опустить. Каспиан осознаёт, как ценен этот остров и запрещает о нём кому-либо рассказывать, происходит ссора с Эдмундом; в этот момент появляется видение Аслана, как бы предотвращая все дальнейшие столкновения. На четвёртом же острове Люси почти предаётся греху: поддавшись гордыне и себялюбию, вместо нужного заклинания чуть было не произносит другое, которое сделало бы девочку самой красивой – тогда за неё бы велись войны, и сестра Сьюзен бы завидовала. Однако в этот момент на страницах появляется оскаленная морда Аслана, что несколько отрезвляет Люси; и она произносит нужное заклинание. Таким образом, образ льва не только избавляет от грехов, но и не даёт им свершиться, являясь неким напоминанием о том, какую дорогу стоит выбрать – таким образом становясь постоянным спасением.
В повести «Серебряное кресло» детям дано задание, результат которого зависит лишь от того, будут ли они внимать советам Аслана и следовать его знакам или же ослушаются. Дети, не в силах справиться с ответственностью, возложенной на них львом, не замечают знаки и попадают к великанам. Джил теряет бдительность и предаётся грехам – лени и чревоугодию, после чего узнаёт, что судьба детей – быть съеденными на празднике. От этой участи её спасает Аслан, пришедший к девочке во сне, окружённый языками пламени. Он указывает верный путь, благодаря чему детям удаётся сбежать.
Апокалиптический конец Нарнии в повести «Последняя Битва» также связан с мотивом греха. Дверь хлева, в котором скрывался Аслан, становится неким порталом в «настоящую Нарнию» – прообраз рая. В этот портал могут пройти лишь «праведники» – причём не только последователи Аслана, но и тархистанец Эмет, которому «имя Аслана было ненавистно» [3]. Тем не менее, в отличие от своих соотечественников, Эмет остаётся верен богине Таш и во имя неё ведёт праведную жизнь. Аслан, называя тархистанца сыном, говорит, что любой, кто «...клянётся именем Таш и держит клятву правды ради, мной клянётся, не ведая...» [3]. Все заслуги, совершённые во имя Таш, засчитываются в службу Аслану, и Эмету позволено двинуться в «настоящую Нарнию» вместе с остальными.
Любопытно, что гномов, не принявших ни одну сторону – ни Аслана, ни Таш, ожидает довольно интересный конец. Зайдя в хлев, они фигурально ослепли – их окружает темнота. Они не видят ни травы, ни цветов, только ослиные подстилки и поилки – обычные атрибуты грязного хлева. Тот факт, что неверующие изображены будто слепыми, может являться параллелью к строкам из Евангелия от Матфея: «Оставьте их, они – слепые вожди слепых; а если слепой ведёт слепого, то оба упадут в яму» (Матфей 15:13). Дальнейшие действия Аслана следуют строкам из послания Павла Титу: «Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся, зная, что таковой развратился и грешит, будучи самоосужден» (Титу 3:10-11). Аслан первый раз «вразумляет» их рыком, который гномы приняли за козни извне; во второй раз посылает различные яства, но гномы не чувствуют вкуса еды и видят перед собой сено, капустные листы и воду из ослиной поилки. Гномы грешны тем, что живут без веры, под девизом «гномы за гномов» – выбирают «выдумку вместо веры» [3].
Грех и следующая за ним расплата также являются одними из аспектов темы смерти в серии книг о Гарри Поттере. Так, основным грехом становится жажда бессмертия, власти и могущества, напрямую связанная с именем Волан-де-Морта. Впервые появляясь в «Гарри Поттере и Философском камне», он является воплощением зла, страха и греховности. Называясь «Тёмным Лордом», он противопоставляет себя Богу христианской традиции. Его отличает неспособность любить, что заранее обрекает все его планы на провал. Люк Белл пишет, что Бог есть любовь, и без любви Волан-де-Морт навсегда останется слаб [6].
В «Гарри Поттере и Тайной Комнате» впервые вводятся крестражи – артефакты, созданные с помощью тёмной магии, в которые владелец заключает свою душу или её осколки. Крестражи являются синонимом зла в книгах, создатель которых с помощью убийства разделяет свою душу, создавая её копии – в попытке преодолеть смерть. Волан-де-Морт, разделив душу на семь частей, с каждым новым крестражем всё больше и больше теряет свой человеческий облик, приобретая змеиные черты.
В четвёртой книге появляются Пожиратели Смерти – последователи Волан-де-Морта. Интересно само название слуг: с одной стороны, они «вкушают смерть» – получают всё большую власть с каждым убийством. Люк Белл предлагает ещё одну теорию, по которой название ближайшего круга Тёмного Лорда связано с грехопадением, первородным грехом. Как Адам и Ева «принимают» смерть, отведав плод от Дерева познания добра и зла, так и Пожиратели Смерти переходят на «небогоугодную» сторону, присоединившись к Волан-де-Морту в его погоне за властью и бессмертием.
Основой для рассуждения о грехе и смерти в «Гарри Поттере и Дарах Смерти» может стать сказка о трёх братьях, созданная Бардом Бидлем, а физическим её воплощением – дары смерти. Ими называются артефакты, полученные в сказке: бузинная палочка, воскрешающий камень и мантия-невидимка. Их Смерть дарит в награду каждому из братьев за то, что те её «перехитрили». Если кто-либо соберёт их вместе, то станет истинным повелителем смерти. Вот только Смерть оказалась коварной, а польза от её подарков – не совсем равноценной.
Имя первого брата – Антиох, от древнегреческого Ἀντίοχος – Противостоящий. Имя «говорящее», ибо этот брат использует свой подарок – непобедимую бузинную палочку – не самым лучшим образом: убивает соперника, а сам идёт хвастаться этим фактом, чем и навлекает на себя смерть от руки вора, пожелавшего завладеть бесценным артефактом.
Имя второго брата – Кадм, от древнегреческого Κάδμος – Превосходящий. Он пытается «превзойти» смерть, и, получив воскресающий камень, возвращает себе погибшую возлюбленную. Однако ей на этом свете жить тяжело, и Кадм, решая воссоединиться с любимой, совершает самоубийство. Попытка перевернуть реальность, сыграть Бога, привела среднего брата прямо в руки к Смерти. Шира Волоски в своей работе отмечает, что единственное, на чём настаивала Роулинг, – это тот факт, что магия (ни в каком её проявлении) не может возвращать умерших к жизни, хотя и намекает на бессмертие души [7].
Имя же младшего брата, Игнотус, происходит от латинского слова īgnōtus – «неизвестный», но также может означать «прощённый». Именно этот брат просит мантию-невидимку и долгие годы скрывается за ней от смерти, только чтобы потом передать её своему сыну и самому встретить Смерть не как палача, а как друга: «Встретил он Смерть как давнего друга и своей охотой с нею пошел, и как равные ушли они из этого мира» [8]. Есть предположение, что мантия-невидимка может являться аллюзией на «the garments of salvation» и «robe of victory» (Исаия 61:10) – «одежде спасения» и «платью победы», которые даруются при следовании праведности, а не греху, а их владелец получает вечную жизнь, тем самым побеждая смерть. Либо же имя может происходить от Игнатия Антиохийского (Ignatius of Antioch) – епископа и священномученика Древней Церкви, являющегося «образцом добродетелей, явившим в лице своём все достоинства епископа» [9].
Выходит, что встречая Смерть как равного себе, мы как бы освобождаем себя от необходимости «бороться» с ней как таковой. Другим же средством «побороть смерть» является любовь. Об этом постоянно говорит Дамблдор, выстраивая искусные схемы, благодаря которым Гарри встречается со смертью лицом с лицу множество раз, пока не начинает принимать её. По Дамблдору, а также по одному из концептов христианской традиции, именно любовь побеждает страх и грех, и, соответственно, последующую за грехом смерть, (Римлянам 6:22-23) ‒ будь то любовь Христа или самого Бога (1 Иоанн 4:8-21).
В финальной битве Поттерианы, Гарри просит Волан-де-Морта «попытаться почувствовать немного раскаяния» [8], подтверждая не только то, что грех всегда можно искупить, очиститься, но также подтверждает свою роль в «пути Христа», как его называет Джон Грейнджер, ‒ он чувствует сострадание даже к злейшему врагу. Это описано ещё ранее, в сцене на вокзале ‒ возможно, некоем прообразе Чистилища, где Волан-де-Морт представлен как израненный ребёнок. Такая судьба его постигла из-за нежелания принять смерть и неспособности любить. Об этой «увечности» говорит Дамблдор в заключительной части серии: «...кого бы он стал возвращать из царства мёртвых? Он боится мёртвых. Он ведь никого не любит», «Не жалей умерших, Гарри. Жалей живых, и в особенности тех, кто живёт без любви» [8].
Гарри одновременно чувствует страх, сострадание и отвращение. Можно предположить, что этот непритязательный облик ранее могущественного Тёмного Лорда ‒ прямое воплощение греховности того пути, который он сам выбрал. Е.К. Тимошенко в своей работе «Рецепция романов Дж.К. Роулинг о Гарри Поттере: опыт российского прочтения» отмечает, что в христианском понимании Волан-де-Морт подобен дьяволу: «Он, прежде всего – искуситель, общение с ним угрожает духовному миру человека, его коварство неоднократно подчёркивается персонажами...» [10].
Интересно также то, что его судьба была решена ещё до битвы, возможно именно поэтому Гарри взывает к раскаянию ‒ как последней попытке избежать низкого и мучительного конца. При создании крестража душа разрывается, но её можно собрать воедино ‒ через муки раскаяния. Отмечается, что они сопровождаются невыносимой болью и сами по себе могут уничтожить человека [8]. Волан-де-Морт, являющийся воплощением всего самого низменного, а также будучи объятым страхом смерти до такой степени, что единственной целью его существования стала попытка избежать этой смерти, вряд ли предпримет такую попытку.
По мере того, как тема смерти в XX веке начинает терять свою табуированность, меняется её направленность. У обоих писателей угроза жизни героев исходит как снаружи (зло и искушение), так и изнутри (грех). Однако, спасение приходит (или не приходит, как будет видно далее) совершенно по-разному.
Неизменным мотивом, связанным со смертью, на протяжении второй половины XX ‒ начала XXI века является мотив греха. Он трансформируется в соответствии со смыслом, который в него вкладывает автор. У Льюиса он несёт дидактическую роль, Роулинг же на первый план выводит преодоление греха, отвергнув само искушение.
В «Хрониках Нарнии» спасение можно приобрести лишь благодаря Аслану. Даже меняясь, избавляясь от греха, персонаж не может спастись, не попав на «суд» льва. Главное и последнее слово так или иначе остаётся за Асланом. У Роулинг же спастись можно только имея чистую (и целую) душу и способность любить. В отличие от «Хроник», героям «Гарри Поттера» необязательно искать спасение извне; преобладает сила и воля личности.
Для обоих писателей характерна христианская идея о преодолении смерти через смирение и принятие. Можно предположить, что большое влияние имеет мировоззрение и религиозная идентичность самих авторов. Карин Кокорски также отмечает, что Роулинг, как и Льюис, пытается облегчить беспокойства юных читателей, представив загробную жизнь в позитивном ключе [11].
Список использованных источников и литературы
- Seibert, D. Death Themes in Literature for Children Ages 3–8 / D. Seibert, J.C. Drolet // Journal of School Health. –Vol. 63. – №2. – 1993. – P. 86-90.
- Lewis, Naomi. Preface // Twentieth-century Children's Writers. ‒ Macmillan International Higher Education, 1978. ‒ 1508 p.
- Льюис К.С. Хроники Нарнии : Вся история Нарнии в 7 повестях / Клайв С. Льюис ; пер. с англ. ; ил. П. Бэйнс. ‒ М.: Эксмо, 2018. ‒ 912 с.
- Reed, Gerard. C.S. Lewis Explores Vice and Virtue. Beacon Hill Press of Kansas City, 2001.
- Максим Исповедник, преп. Избранные творения. М., 2004. – 493 с.
- Bell, Luke. Baptizing Harry Potter: A Christian Reading of J.K. Rowling. ‒ New York: Paulist Press, 2010. ‒ 224 p.
- Wolosky Shira. Harry Potter’s Ethical Paradigms: Augustine, Kant, and Feminist Moral Theory. ‒ Children’s Literature. ‒ Vol. 40. ‒ P. 191-217.
- Ролинг Дж. К. Гарри Поттер и Дары Смерти / Дж.К.Ролинг; пер. с англ. С.Ильина, М.Лахути, М.Сокольской. ‒ М.: РОСМЭН- ПРЕСС, 2007. ‒ 640 с
- Иоанн Златоуст. Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольского, в русском переводе / Иоанн Златоуст: [в 12 т. в 25 кн.] СПб.: С.-Петербургская Духовная Академия, 1895-1906.
- Тимошенко, Е.К. Рецепция романов Дж.К. Роулинг о Гарри Поттере: опыт российского прочтения: дисс. ... канд. филол. наук. РГГУ, Москва, 2018. ‒ 306 с.
- Kokorski, Karin. Death is but The Next Great Adventure: Representations of Death and the Afterlife in Fantastic Literature for Children and Young Adults / Death Representations in Literature; edited by Adriana Teodorescu. ‒ Cambridge Scholars Publishing, 2015. ‒ P. 340-358.