Урок-конференция по физике на тему "А.С. Пушкин и наука в его творчестве". 10-й класс

Разделы: Физика

Класс: 10


Форма проведения занятия: урок-конференция.

Продолжительность: два часа учебного времени.

Цель: раскрыть отношение А.С. Пушкина и его современников к проблемам научного, в том числе физического постижения мира и соотношения его с гуманистическим пониманием природы, общества и человека; соотнести противоположные представления людей XIX века и выделить основные аргументы сторон.

Задачи:

  • найти дополнительную литературу и Интернет-ресурсы для изучения; выписать цитаты – аргументы А.С. Пушкина и его современников;
  • сопоставить отношение к науке и литературе (как наиболее значимого для Пушкина направления гуманитарного творчества) товарищей и современников А.С. Пушкина, выделив в них точки зрения «физиков» и «лириков»;
  • оформить материалы работы в форму ученической конференции для проведения в рамках недели науки в лицее.

Участники конференции: ученики выпускного класса. В зависимости от индивидуальных возможностей и подготовленности желающих учитель выбирает из них 10–12 учащихся: «физиков» и «лириков» (далее они условно помечены символами «Ф» и «Л») – специалистов по творчеству поэта. Для подведения итогов конференции назначаются два эксперта: по физике и литературе.

Наглядные пособия, оборудование и материалы: портреты (А.С. Пушкина, М.В. Ломоносова, П.Л. Шиллинга, П.С. Лапласа, Ф. Араго, Ж.Л. Даламбера и Н.И. Лобачевского), приборы пушкинских времен (модель Солнечной системы), отдельные тома сочинений Пушкина и Ломоносова, плакат с пушкинским шаржем на Шиллинга и с изображением его телеграфного аппарата. 

Ход урока-конференции

Вступительное слово учителя.

В современном обществе продолжают сосуществовать рядом, ярко просматриваются две основные культуры: гуманитарная и технократическая. Расколу когда-то единой культуры содействовало возникновение точных наук в «лице» механики Ньютона. И, тем не менее, выдающиеся представители человечества (а к ним, несомненно, принадлежал и А.С. Пушкин) в своих представлениях о мире и его познании всегда стремились к гармонии, к органическому единству научных и художественных ценностей. Наш урок-конференция посвящен сопоставлению этих противоположных взглядов и поиску их единства в творчестве великого русского поэта – Александра Сергеевича Пушкина.

Основная часть. Выступление «физиков» и «лириков».

«Физик»: А.С. Пушкин не был поэтом, закрытом в своем творчестве от всего окружающего мира, его достоинств и недостатков, его социальных и технических достижений и успехов. Многосторонность и всеобъемлющий характер творчества Пушкина, изумительная широта, с которой сумел он охватить своим умственным взором всю современную ему действительность подчеркивал В.Г. Белинский: поэзия Пушкина «проникнута насквозь действительностью». «Пушкин откликнулся на все, в чем проявлялась русская жизнь; он обозрел все ее стороны, проследил ее во всех степенях», – писал Н.А. Добролюбов. Эти слова, исходившие от людей, близких к поколению самого Пушкина, имеют силу исторических свидетельств.

«Физик»: Н.В. Гоголь, находившийся с ним в личном общении и имевший возможность непосредственно наблюдать за самым методом его творческого восприятия действительности, утверждал: «На все, что ни есть во внутреннем человеке, начиная от его высокой и великой черты до малейшего вздоха его слабости и ничтожной приметы, его смутившей, он откликнулся так же, как откликнулся на все, что ни есть в природе видимой и внешней». «Природа, кроме поэтического таланта, наградила его изумительной памятью и проницательностью, – писал о Пушкине П.А. Плетнёв. – Ни одно чтение, ни один разговор, ни одна минута размышления не пропадали для него на целую жизнь».

«Лирик»: Не менее интересны разыскания об отношении Пушкина к гуманитарному знанию: Пушкин-историк, филолог-лингвист, этнограф или даже экономист все чаще становится предметом новых исследований. Разнообразные и многосторонние исследования далеко еще не охватили во всем объеме проблему отношения Пушкина к науке его времени, в первую очередь к русской науке. Предпринятые, например, работы о Пушкине как географе далеко еще не завершены; вопрос об отношении Пушкина к естествознанию и к «точным», экспериментальным наукам даже еще не ставился вообще, а между тем время, в которое жил Пушкин, было эпохой заметного роста и значительных достижений именно в этих областях знания, и Пушкин не мог остаться безмолвным свидетелем этих достижений как важных факторов нашего культурного развития.

«Физик»: Близкий к поэту П.Б. Козловский, вспоминал признания Пушкина о чтении им в журналах «полезных» статей «о науках естественных», или В.Ф. Одоевского, писавшего, что Пушкин был «поэт в стихах и бенедиктинец в своем кабинете», и прибавлявшего: «...ни одно из таинств науки им не было забыто». Об этом же неопровержимо свидетельствует состав библиотеки Пушкина, в которой находились книги по многим отраслям знаний, в том числе по естественной истории, физиологии, астрономии и даже по математической теории вероятностей.

«Лирик»: В лицейские годы для Пушкина и его ближайших друзей наука смешивалась еще с ученьем и школьной премудростью, поэтому художественное творчество, в частности поэзия, противопоставлялось ими и учению и науке как высшая форма умственной деятельности. В стихах Пушкина лицейских лет слова «мудрец», «ученый» обычно вставлялись в юмористический или сатирический контекст и звучали иронически-насмешливо. В одном из стихотворений мимоходом вычерчен, например, такой карикатурный силуэт ученого-педанта:

...седой профессор Геттингена,
На старой кафедре согнувшийся дугой..

«Лирик»: В Царскосельском лицее среди других предметов юный Пушкин изучал физику с математикой. Однако, несмотря на все старания ведущего уроки физики профессора Я.И. Карцова, этот предмет мало увлекал лицеистов к потому усвоение физики было слабым. Едва ли случайностью можно объяснить то, что общее представление об ученой сухости, отвлеченности, педантизме охотнее всего связывалось лицеистами с представителями «точных» наук: гуманитарная направленность лицейского образования давала себя знать и в системе преподавания, и в личных вкусах лицеистов. Математика и физика не увлекали и не давались многим из них, вызывая смешанные чувства уныния и досады.

Известно, что Александру Сергеевичу математика не давалась, и поэтому он её не любил. По словам сестры Пушкина О.С. Павлищевой, «арифметика казалась для него недоступною и он часто над первыми четырьмя правилами, особенно над делением, заливался горькими слезами». Лицейский друг Пушкина И.И. Пущин вспоминал впоследствии, что «…все профессора смотрели с благоговением на растущий талант Пушкина. В математическом классе вызвал его раз Карцов к доске и задал алгебраическую задачу. Пушкин долго переминался с ноги на ногу, и всё писал молча какие-то формулы. Карцов спросил его, наконец: «Что ж вышло? Чему равняется икс?» Пушкин, улыбаясь, ответил: «Нулю!» «Хорошо! У вас, Пушкин, в моём классе всё кончается нулём. Садитесь на своё место и пишите стихи». Далее Пущин добавляет: «Спасибо и Карцову, что он из математического фанатизма не вёл войны с его поэзией».

«Лирик»: Один из усердных школьников-лицеистов А.Д. Илличевский, описывая в 1814 г. лицейских наставников и профессоров, хотя и отзывался весьма почтительно об «адъюнкт-профессоре математических и физических наук» Я.И. Карцове, но признавался, что он беспомощно опускает руки перед представляемой им областью знания:

О наука необъятная,
О премудрость непостижная,
Глубина неизмеримая!

Смысл этого стихотворного экспромта А.Д. Илличевского заключался в признании, что ему на роду было написано взирать на математику «с благоговением», но как огня бояться «плодов ее учености»: «В ней, кажется, заключила природа всю горечь неизъяснимой скуки. Нельзя сказать, чтоб я не понимал ее, но... право, от одного воспоминания голова у меня заболела».

«Лирик»: Еще один лицейский сотоварищ Пушкина М.А. Корф в своих воспоминаниях о лицейской жизни свидетельствует об учебных занятиях: «...математике все мы вообще сколько-нибудь учились только в первые три года; после, при переходе в высшие ее области, она смертельно всем надоела, и на лекциях Карцова каждый обыкновенно занимался чем-нибудь посторонним: готовился к другим предметам, писал стихи или читал романы... Во всем математическом классе шел за лекциями и знал что́ преподавалось один только Вальховский», за что, по-видимому, и был осмеян в одной из лицейских песен…

«Физик»: Заметим, что курс физики и математики тогда был много проще, чем теперь. К тому же на уроках физики изучали элементы и других наук, в частности географии и сейсмографии. Простыми были и физические приборы, как вот эта модель Солнечной системы.

«Лирик»: В общем у Пушкина и его друзей отношение к точным наукам было скорее пренебрежительное, чем почтительное, а первое место отдавалось прекрасной поэзии. Отметок по физике не ставили, но составлялся список фамилий учеников, где первые строчки вводились наиболее успевавшим по этому предмету, а последние – тем, чьи успехи были весьма скромные. Фамилия поэта занимала место, близкое к концу списка. Александра тогда притягивали более сильные личности – А.П. Куницын, преподаватель нравственных и политических наук, А.И. Галич, ведавший русской и латинской словесностью, француз де Будри. Физика осталась для него темной наукой…

«Физик»: Это удивительно слышать, ведь лицей был самым престижным учебным заведением в России. Кроме того, в годы учебы Пушкина наука заявила о себе целым рядом выдающихся свершений. Уже господствовала всесильная механика, были открыты газовые законы, изобретены пароход и паровоз, применялись источники электрического тока Вольта, и при желании каждый мог наблюдать на опытах тепловое и химическое действие тока. Сведения об этих открытиях публиковались в отечественных газетах и журналах и. таким образом, доходили до русского общества.

«Лирик»: Действительно, окружающая жизнь с ее новыми открытиями и изобретениями вторгалась в творчество русских писателей и поэтов. И, как самая передовая часть отечественной интеллигенции, они не могли пройти равнодушно мимо этих событий. Уже Н.М.Карамзин, А.Н.Радищев и особенно М.В.Ломоносов высказывали свое восхищение перед достижениями науки. Приведу несколько строк из Карамзина:

Рассматривал я призму,
Желал то увидеть,
Что Ньютонову душу
Толико занимало –
Что Ньютоново око
В восторге созерцаю

«Физик»: В Лицее пушкинских лет, где господствовало общее увлечение поэтическим творчеством, захватывавшее как воспитанников, так и их наставников, вопросы о предназначении поэта и качествах стихотворца, противопоставления поэта ученому, несомненно, представляли для многих жизненный интерес. В статье Г.Р. Державина о вдохновении и восторге, напечатанной в 1811 г., сказано, что «в прямом вдохновении нет ни связи, ни холодного рассуждения; оно даже их убегает и в высоком парении своем ищет только живых, чрезвычайных, занимательных представлений». Это мог быть один из источников мыслей Пушкина о закономерном несоответствии поэтического воспроизведения действительности в творениях искусства – рассудочному ее истолкованию, «лирического беспорядка» в поэзии – строгой системе и безупречной логике рассуждения в научном труде.

«Лирик»: Поэзия и математика трудно сопоставляются друг с другом, – замечал А.А. Дельвиг в стихотворении «К поэту-математику», которое представляет собой более серьезное раздумье о несовместимых, как представлялось Дельвигу, качествах рассудочного аналитика, исследующего абстрактные математические закономерности, и преисполненного лирической силы вдохновения восторженного поэта.

Играешь громкими струнами,
И вдруг, остановя полет,
Сидишь над грифельной доскою,
Поддерживая лоб рукою,
И пишешь с цифрами ноли,
Проводишь длинну апофему,
Доказываешь теорему,
Тупые, острые углы?

«Физик»: В.Ф. Одоевский обозначает тот же круг мыслей, что и у лицеистов: противопоставление гуманитарных знаний «точным» наукам не в пользу последних, поэтического творчества – науке вообще: «Как ни тягостна эта истина для математиков, – пишет, например, Шатобриан в переведенном Одоевским отрывке, – но должно признаться, что природа как бы воспрещает им занимать первое место в ее произведениях. Исключая некоторых математиков-изобретателей, она осудила их на мрачную неизвестность, и даже сии самые гении изобретатели угрожаются забвением, если историк не оповестит о них миру. Архимед обязан своею славою – Полибию, Ньютон – Вольтеру, Платон и Пифагор бессмертны, может быть, еще более как философы, законодатели, Лейбниц и Декарт как метафизики, нежели как математики. Даламберт если бы не соединил в себе славы ученого с славою литератора, то имел бы участь Вариксона и Дюгамеля, коих имена, уважаемые в школах, существуют для света в одних похвальных речах Академических – и нигде более. Поэт с несколькими стихами уже не умирает для потомства, соделывает век свой бессмертным, переносит во времена грядущие людей, им воспетых на лире. Ученый же, едва известный в продолжении жизни, уже совершенно забыт на другой день смерти своей... Тщетно положит он имя своего благодетеля в печь химика или в физическую машину; почтенные усилия, которые не произведут ничего знаменитого!»…

«Лирик»: И.М. Муравьёв-Апостол заметил, что все народы, проходившие от невежества к просвещению, «сперва знакомились с Гомером и Вергилием, а потом уже с Евклидом»: так требует ход ума человеческого. «Историческая жизнь народов, – рассуждает он, – как и жизнь человека, имеет свои возрасты. И подобно тому как изящные искусства наиболее приличны юношеству, когда воображение пылче и память свежее, так точно народам, возникающим к просвещению, должно начинать образование свое изящными искусствами, а не математикою».

«Довольно сильно начинает уже вкореняться в домашнем нашем воспитании – именно: исключительное предпочтение математики всем прочим наукам. «Математика!» Кричат во все горло те, которые, кроме математики, ничему не учились, – и «Математика!» повторяет за ними толпа людей, которые и математики не знают. …Случалось мне видеть молодчиков, которым математика единственно служит епанчою, прикрывающей грубое их невежество во всем прочем»

«Физик»: Для изучения воззрений Пушкина на произведения поэтического творчества мысли его, подкрепленные ссылкой на Паскаля, и собственные формулировки имеют первостепенное значение. Они раскрывают нам противоречия двух мировоззрений, двух поэтических систем, из которых одна имеет свои корни в немецком философском идеализме конца XVIII в., другая – во французском рационализме и русской просветительской мысли XVIII столетия.

Нас, однако, не может не поразить в «Отрывках» Пушкина еще одна сторона. В тот момент, когда Пушкин печатно признавал роль вдохновения при создании выдающихся произведений «точных» наук и настаивал на том, что «вдохновение нужно в геометрии, как и в поэзии», в Казани уже была произнесена речь Н.И. Лобачевского о воображаемой геометрии, первый очерк одного из гениальных творений русской математической мысли. Не было, конечно, никакой случайности и в том, что величайшие создания пушкинского гения возникли в то самое время, когда русская научная мысль дала ряд блестящих результатов, обладавших той же степенью универсального, мирового значения. Пушкин и Лобачевский были порождены одной и той же эпохой нашего культурного развития. Они не только были современниками, но, несомненно, знали друг о друге.

«Лирик»: И, тем не менее, в 20–30-е гг. XIX в. в среде интеллигенции разгорелась острая дискуссия о месте науки и поэзии в обществе и их взаимоотношениях. Она стала отражением возникшего в Европе разделения поэтов и писателей на признававших науку и высоко превозносивших ее и тех. кто развитие науки и научных знаний считал явлением вредным для общества. Пушкин и его друзья безоговорочно отдавали предпочтение поэзии. Но впоследствии у многих из них непримиримо-пренебрежитель­ное отношение к науке сменилось более осторожными суждениями.

Если Дельвиг отрицательно решал вопрос о совместимости увлечений точным знанием и поэзией; если для него, по крайней мере в юные годы, не подлежала сомнению неоднородная общественная ценность науки и поэзии в общих творческих усилиях человеческого ума; если ему была чужда самая мысль о возможности «научной поэзии», то, например, Батюшков стоял на противоположных эстетических позициях: «Бросьте на остров необитаемый математика и стихотворца: первый будет проводить линии и составлять углы, не заботясь, что никто не воспользуется его наблюдениями; второй перестанет сочинять стихи, ибо некому хвалить их: следственно, поэзия и поэт, заключает рассудительный философ, питаются суетностью».

Полностью текст работы и презентация представлены в Приложении.