Ход мероприятия
МУЗЫКАЛЬНОЕ ВСТУПЛЕНИЕ
Ведущий 1. С портрета на вас смотрит суровый бородатый человек. Взгляд его строг, может показаться, даже самоуверен. Кто он? Незнающий ответил бы: судья, профессор-медик, а, может, просто управляющий имением. Видно, что это прижимистый, хозяйственный, серьезный человек
Ведущий 2. Невозможно себе представить, что за этой непроницаемой внешней оболочкой скрывалось легко ранимое сердце одного из самых нежных русских лириков, сердце восторженного и доверчивого поэта. Но Фет не просто поэт, а поэт-музыкант, поэт-художник. Удивительно редкий сплав дарований. Вся его поэзия есть отражение удивительнейшего слияния звука – слова – красок.
Ведущий 1. Старшей дочери Софьи Андреевны Толстой Фет однажды "открыл свою душу" – как делал он это в письмах к ее матери. Правда, это было не письмо и не разговор – это была запись в "Альбом признаний", принадлежавший Тане Толстой. В этом альбоме был эпиграф: "Младенец может спросить то, на что и мудрец не ответит", но Фет ответил на 46 (из 47) вопросов.
Задает вопросы ведущий 2. Отвечает участник 1.
- Главная черта вашего характера? – Заботливость.
- Какую цель преследуете вы в жизни? – Полезность.
- В чем счастье? – Видеть плоды усилий.
- В чем несчастье? – В безучастии.
- Самая тяжелая минута в вашей жизни? – Когда узнал, что все мое достояние расхищено.
- Чем или кем желали бы вы быть? – Вполне достойным уважения.
- Где бы желали жить? – В сочувственном кругу.
- К какому народу желали бы вы принадлежать? – Ни к какому.
- Ваше любимое занятие? – Знакомство с поэтами.
- Ваше любимое удовольствие? – Охота.
- Ваша главная привычка? – Бранить тупость и пить кофе.
- Долго ли бы вы хотели жить? – Наименее долго.
- Следует ли всегда быть откровенным? – Не всегда возможно.
- Искренно ли вы отвечали на вопросы? – Не желал лгать.
Ведущий 2. Вопрос: "Расскажите самое выдающееся событие в вашей жизни" – Фет оставил без ответа.
Участник 4. «Ты отстрадала, я еще страдаю...»
Ты отстрадала, я еще страдаю,
Сомнением мне суждено дышать,
И трепещу, и сердцем избегаю
Искать того, чего нельзя понять.
А был рассвет! Я помню, вспоминаю
Язык любви, цветов, ночных лучей -
Как не цвести всевидящему маю
При отблеске родном таких очей!
Очей тех нет – и мне не страшны гробы,
Завидно мне безмолвие твое,
И, не судя ни тупости, ни злобы,
Скорей, скорей в твое небытие!
Ведущий 2. Когда Фету было под семьдесят и, говоря его же словами, уже светили «вечерние огни», родилось это поэтическое признание:
Участник 5.
Нет, я не изменил.
До старости глубокой
Я тот же преданный,
Я раб твоей любви,
И старый яд цепей,
Отрадный и жестокий,
Еще горит в моей крови.
Хоть память и твердит,
Что между нас могила,
Хоть каждый день бреду
Томительно к другой, —
Не в силах верить я,
Чтоб ты меня забыла,
Когда ты здесь, передо мной.
Участник 6.Этим стихам ровно сто двадцать лет, но до сих пор они поражают пламенной силой любви, преодолевающей все, даже время и смерть. Обращаясь к давно ушедшей из жизни любимой женщине, как к живой, поэт утверждает:
У любви есть слова, те слова не умрут.
Нас с тобой ожидает особенный суд;
Он сумеет нас сразу в толпе различить,
И мы вместе придем, нас нельзя разлучить!
Ведущий 2. Это строки из стихотворения «Alter ego», что в переводе с латыни означает «второе я». Так древние римляне называли самых дорогих и близких им людей. Своим «вторым я», своей «второй половиной» — как говорят в нашем народе — Фет считал девушку, которую встретил и потерял еще в годы своей молодости. После трагической кончины возлюбленной в фетовской лирике устойчивыми стали мотивы и образы, связанные с огнем, будь то полыхающий костер, пылающий камин или трепетное пламя свечи.
Участник 6.
Тускнеют угли.
В полумраке
Прозрачный вьется огонек.
Так плещет на багряном маке
Крылом лазурный мотылек.
Видений пестрых вереница
Встает, усталый теша взгляд,
И неразгаданные лица
Из пепла серого глядят.
Встает ласкательно и дружно
Былое счастье и печаль,
И лжет душа, что ей не нужно
Всего, чего глубоко жаль.
Участник 7. На исходе было палящее лето 1848 года. Афанасий Фет служил в кирасирском полку, расквартированном на границе Киевской и Херсонской губерний. Военное окружение в украинской степной глуши тяготило поэта: «лезут разные гоголевские Вии на глаза, да еще нужно улыбаться». Однообразие служебных будней скрашивало только знакомство с местными помещиками. Фета приглашали на балы и любительские спектакли.
ЗВУЧИТ МУЗЫКА
Участник 8 (поэт). «Однажды в гостеприимном доме бывшего офицера Орденского полка М.И. Петковича давали бал. Легкие стайки многочисленных барышень, вальсирующих с офицерами, порхали по залу. В больших зеркалах дрожали огоньки свечей, таинственно искрились и мерцали украшения на дамах. И вдруг — будто яркая вспышка молнии поразила поэта: он заметил стройную девушку, которая выделялась среди других своим высоким ростом и природной грацией. Смуглая кожа, нежный румянец, роскошь черных волос. С замирающим от волнения сердцем я пожелал быть представленным поразившей мое воображение незнакомке. Это была она — Мария Лазич, которой отныне, как Беатриче для Данте или Лауре для Петрарки, предстояло стать единственной героиней моей любовной лирики. Год за годом посвящал я ей сияющее созвездие своих прекрасных стихов:
Где ты? Ужель, ошеломленный,
Вокруг не видя ничего,
Застывший, вьюгой убеленный,
Стучусь у сердца твоего?..
Мария была племянницей М. Петковича и дочерью сподвижника Суворова и Багратиона. Отставной генерал был небогат и обременен обширным семейством. Мария — старшая его дочь — разделяла все хозяйственные и воспитательные заботы отца. К моменту моего с ней знакомства ей было 24 года, мне — 28 лет».
Участник 1. («Первый ландыш»)
О первый ландыш! Из-под снега
Ты просишь солнечных лучей;
Какая девственная нега
В душистой чистоте твоей!
Как первый луч весенний ярок!
Какие в нем нисходят сны!
Как ты пленителен, подарок
Воспламеняющей весны!
Так дева в первый раз вздыхает
О чем – неясно ей самой,-
И робкий вздох благоухает
Избытком жизни молодой.
Участник 9. Мария Лазич не была ослепительной красавицей. Признавали, что она «далеко уступает лицом» своей младшей замужней сестре. Однако Фет безошибочно признал в ней родственную душу. «Я ждал женщины, которая поймет меня, — и дождался ее», — писал он своему другу. Девушка была великолепно образованной, литературно и музыкально одаренной. «Поэзия и музыка не только родственны, но нераздельны», — считал Фет. Мария вполне разделяла его убеждения. Оказалось, что она еще с ранней юности полюбила фетовские стихи, знала их все наизусть. Поэт, вспоминая первые моменты общения с Лазич, писал: «Ничто не сближает так, как искусство, вообще — поэзия в широком смысле слова. Такое задушевное сближение само по себе поэзия. Люди становятся чутки и понимают то, для полного объяснения чего никаких слов недостаточно».
Участник 10. («Шепот. Робкое дыханье...»)
Шепот, робкое дыханье.
Трели соловья,
Серебро и колыханье
Сонного ручья.
Свет ночной, ночные тени,
Тени без конца,
Ряд волшебных изменений
Милого лица,
В дымных тучках пурпур розы,
Отблеск янтаря,
И лобзания, и слезы,
И заря, заря!..
ЗВУЧИТ МУЗЫКА (Ф.ЛИСТ)
Участник 9. Однажды, сидя в гостиной у Марии, поэт перелистывал ее альбом. В то время все барышни имели такие альбомы: записывали в них любимые стихи, помещали рисунки, просили о том же своих подруг и знакомых. Все как обычно в девичьем альбоме. И вдруг одна необыкновенная страница приковала внимание Фета: он прочел прощальные слова, увидел нотные знаки и под ними подпись — Ференц Лист.
Знаменитый композитор и пианист гастролировал в России ровно за год до встречи Марии с Фетом — летом и осенью 1847 года. Побывал Лист и в Елисаветграде, где познакомился с Марией Лазич. Она посещала его концерты, музыкант бывал у нее в гостях, слушал игру Марии на рояле и высоко оценил ее способности к музыке. Вспыхнуло ли между ними взаимное чувство, или запись, которую Ференц Лист оставил в альбоме девушки перед отъездом, была просто знаком дружеской симпатии? Кто знает? Однако нельзя было не заметить, что в словах прощания сквозит неподдельная боль предстоящей разлуки, а мелодия, сочиненная композитором для Марии, дышит страстью и нежностью.
Участник 11. («Шопену»)
Ты мелькнула, ты предстала,
Снова сердце задрожало,
Под чарующие звуки
То же счастье, те же муки,
Слышу трепетные руки —
Ты еще со мной!
Час блаженный, час печальный,
Час последний, час прощальный,
Те же легкие одежды,
Ты стоишь, склоняя вежды,—
И не нужно мне надежды:
Этот час — он мой!
Ты руки моей коснулась,
Разом сердце встрепенулось;
Не туда, в то горе злое,
Я несусь в мое былое,—
Я на все, на все иное
Отпылал, потух!
Этой песне чудотворной
Так покорен мир упорный;
Пусть же сердце, полно муки,
Торжествует час разлуки,
И когда загаснут звуки —
Разорвется вдруг!
Участник 8 (поэт). Я ощутил укол ревности, но болезненное чувство тут же прошло, лишь только я услышал музыку Листа. Сколько раз просил я ее повторить для меня на рояле эту удивительную фразу!
ЗВУЧИТ МУЗЫКА
Участник 12 (возлюбленная). Я не устаю благодарить небо за то, что послало мне встречу с Вами. И все же не понимаю, отчего Вы — университетски образованный человек, утонченный поэт — решили поступить на военную службу, которая, как я чувствую, столь обременительна для Вас?
Участник 8 (поэт) . Моя мать — молоденькая миловидная немка Шарлотта Фёт (Foeth) — проживала в Дармштадте и была замужем за чиновником городского суда Иоганном-Петером Фётом. У супругов была годовалая дочь Каролина, но Шарлотта не чувствовала себя счастливой в браке. Муж обращался с ней грубо, предпочитал проводить время за кружкой пива с приятелями. Ее душа томилась и ждала избавления. И вот в начале 1820 года появился он — чужестранец, обходительный и богатый русский дворянин Афанасий Неофитович Шеншин. Потомок древнего прославленного рода, мценский помещик и уездный предводитель дворянства, бывший офицер, участник боевых действий против Наполеона, он приехал в Германию на воды. Гостиница оказалась переполненной, и ее хозяин поместил нового постояльца в доме своего соседа — отца Шарлотты Фёт.
И пусть русский дворянин был более чем на двадцать лет старше, она увидела в нем своего героя, о котором грезила еще в девических мечтах. Вспышка страсти опалила обоих: двадцатидвухлетняя Шарлотта забыла об обязанностях матери и жены и сбежала в Россию со своим новым возлюбленным, оставив маленькую дочь на попечение Фёту. К тому времени она уже ждала второго ребенка.
В Мценском уезде в имении Шеншина Новоселки у Шарлотты Фёт родился сын, который был крещен по православному обряду и записан в метрической книге под именем Афанасий Шеншин. Спустя два года после его рождения Шарлотта приняла православие, была наречена Елизаветой Петровной и повенчана с А.Н. Шеншиным. Он был для меня на редкость заботливым отцом.
И вдруг разразился гром среди ясного неба. Орловское епархиальное начальство, обнаружив, что я был рожден до брака, постановило, что «означенного Афанасия сыном господина ротмистра Шеншина признать невозможно». Так в 14 лет я узнал, что отныне я не полноправный русский дворянин, не имею права называться Шеншиным, а должен носить фамилию человека, которого никогда в жизни не видел, и именоваться Афанасием Фетом «родом из иностранцев».
После окончания словесного отделения философского факультета Московского университета я имел успех в литературных кругах, однако определенного места в обществе по-прежнему не было. Дворянский титул в те годы могла вернуть только военная служба. И я принял решение поступить в кирасирский полк: на офицерский чин можно было рассчитывать уже через полгода службы.
Однако судьба словно смеялась надо мной. Вскоре император Николай I издал указ, согласно которому стать потомственным дворянином можно было, лишь дослужившись до старшего офицерского звания. Для меня это означало, что ждать придется еще лет 15 — 20.
Участник 1.
Шумела полночная вьюга
В лесной и глухой стороне.
Мы сели с ней друг подле друга,
Валежник свистал на огне.
И наших двух теней громады
Лежали на красном полу,
А в сердце ни искры отрады,
И нечем прогнать эту мглу!
Березы скрипят за стеною,
Сук ели трещит смоляной…
О друг мой, скажи, что с тобою?
Я знаю давно, что со мной!
Участник 13. Смутное предчувствие беды, мысли об отсутствии средств у обоих омрачали влюбленность Фета. «В надежде на дружеский совет Фет шлет письма мне, другу детства: «Я встретил девушку — прекрасного дома и образования, я не искал ее, она — меня, но судьба… И мы узнали, что были бы очень счастливы после разных житейских бурь, если бы могли жить мирно <…> но для этого надобно как-либо и где-либо… Мои средства тебе известны, она тоже ничего не имеет».
Участник 14. Пролетело почти два года со дня знакомства Марии Лазич с Фетом. На него привыкли смотреть как на жениха, а предложения руки и сердца все не было. Поползли сплетни и слухи. Родственники девушки пытались заставить Фета объясниться по поводу его намерений.
Участник 1.
Люди спят; мой друг, пойдем в тенистый сад.
Люди спят; одни лишь звезды к нам глядят.
Да и те не видят нас среди ветвей
И не слышат – слышит только соловей...
Да и тот не слышит,- песнь его громка;
Разве слышат только сердце и рука:
Слышит сердце, сколько радостей земли,
Сколько счастия сюда мы принесли;
Да рука, услыша, сердцу говорит,
Что чужая в ней пылает и дрожит,
Что и ей от этой дрожи горячо,
Что к плечу невольно клонится плечо...
Участник 8 (поэт). Отчаявшись, я решился «разом сжечь корабли взаимных надежд»: «я собрался с духом и высказал громко свои мысли касательно того, насколько считал для себя брак невозможным и эгоистичным».
Участник 12 (возлюбленная). Помертвевшими губами я ответила: «Я общалась с Вами без всяких посягательств на Вашу свободу, а к суждениям людей я совершенно равнодушна. Если мы перестанем видеться, моя жизнь превратится в бессмысленную пустыню, в которой я погибну, принесу никому не нужную жертву».
Участник 8 (поэт).
Прости! Во мгле воспоминанья
Все вечер помню я один, —
Тебя одну среди молчанья
И твой пылающий камин. <…>
Что за раздумие у цели?
Куда безумство завлекло?
В какие дебри и метели
Я уносил твое тепло?
Участник 13. «Я не женюсь на Лазич, — прочитал я в письме, — и она это знает, а между тем умоляет не прерывать наших отношений, она передо мной — чище снега. Прервать — неделикатно и не прервать — неделикатно… Этот несчастный Гордиев узел любви, который чем более распутываю, тем туже затягиваю, а разрубить мечом — не имею духа и сил… Знаешь, втянулся в службу, а другое все только томит, как кошмар».
Участник 14. («Я тебе ничего не скажу...»)
Я тебе ничего не скажу,
И тебя не встревожу ничуть,
И о том, что я молча твержу,
Не решусь ни за что намекнуть.
Целый день спят ночные цветы,
Но лишь солнце за рощу зайдет,
Раскрываются тихо листы,
И я слышу, как сердце цветет.
И в больную, усталую грудь
Веет влагой ночной... я дрожу,
Я тебя не встревожу ничуть,
Я тебе ничего не скажу.
Участник 13. Но даже в самых страшных снах Фет не мог предположить, что это было только преддверие кошмара. Он решился на окончательный разрыв.
Участник 15. Наступила весна 1850 года. Вновь пробуждалась к жизни природа. Но Мария ощущала себя словно в ледяной пустыне. Как согреться в этом пронизывающем душу мертвящем холоде? Поздно вечером в своей спальне она долго смотрела на огонек лампы. Трепетные бабочки слетались на пламя и, замирая, падали вниз, опалив хрупкие крылья… А что, если разом прекратить эту боль?.. Девушка порывисто встала, лампа опрокинулась на пол, огонь перекинулся на белое кисейное платье Марии, языки пламени побежали вверх — к ее распущенным волосам. Охваченная пламенем, она выбежала из комнаты в ночной сад и мгновенно превратилась в горящий живой факел. Сгорая, она кричала: «Во имя неба спасите письма!». Еще четверо суток длились ее мучения. «Можно ли на кресте страдать более, чем я?» — шелестели ее губы. И перед самой смертью Мария успела прошептать последние слова, во многом загадочные, но в них было послано прощение любимому человеку: «Он не виноват, — а я…» На огненный жертвенник любви были возложены человеческое счастье и сама жизнь.
Участник 16. («В лунном сиянии»)
Выйдем с тобой побродить
В лунном сиянии!
Долго ли душу томить
В темном молчании!
Пруд как блестящая сталь,
Травы в рыдании,
Мельница, речка и даль
В лунном сиянии.
Можно ль тужить и не жить
Нам в обаянии?
Выйдем тихонько бродить
В лунном сиянии!
Участник 17. Фет был потрясен этим трагическим известием. Впоследствии он стал прославленным поэтом; женился на богатой купеческой дочери Марии Петровне Боткиной — не очень молодой и не очень красивой, тоже пережившей тяжелый роман.
Участник 18. Фет стал владельцем поместий в Орловской и Курской губерниях; в Мценском уезде был избран мировым судьей.
Ведущий 2. Наконец он получил долгожданное дворянство и право носить фамилию Шеншин.
Ведущий 1. И все же в сердце прожившего жизнь поэта, не угасая более четырех десятилетий, пылал огонь его далекой юношеской любви.
ЗВУЧИТ МУЗЫКА, ВСЕ УЧАСТНИКИ – НА СЦЕНЕ
8.
Ты душою младенческой все поняла,
Что мне высказать тайная сила дала,
И хоть жизнь без тебя суждено
мне влачить,
Но мы вместе с тобой, нас нельзя
разлучить.
МУЗЫКА… ПОКЛОН.