Всем ходом романа, цепью эпизодов, структурной совокупностью примененных им художественных средств Ф.Достоевский показал полное крушение идеи Раскольникова.
В черновиках “Преступления и наказания” Достоевский под словами “идея романа” записал: “Человек не родится для счастья. Человек заслуживает свое счастье страданием. Тут нет никакой несправедливости, ибо жизненное знание и сознание “приобретается опытом pro и contra, которое нужно перетащить на себя”.
К полному “жизненному знанию”, к истине Раскольников идет через страдание.
Он страдает от социального зла, бросается к ложному выходу из него, обрекает себя на муки нравственного отчуждения и, наконец, через болезненную ломку ложных убеждений постепенно обретает общность с людьми.
Зачем же писателю понадобился еще эпилог?
Как правило, эпилог сообщает информацию о судьбах персонажей за пределами романного времени. В эпилоге Д. показывает, в каком направлении изменяет Раскольникова время. Эпилог состоит из 2-х частей.
Назовем основные события, составляющие содержание 1-ой части эпилога.
1) Судопроизводство по делу Раскольникова
прошло без больших затруднений;
2) суд принял во внимание “чистосердечное
раскаяние” Раскольникова и много других
смягчающих обстоятельств и вынес сравнительно
легкий приговор – каторжные работы второго
разряда в течение восьми лет,
3) еще в начале процесса мать Раскольникова
заболела, потом сошла с ума и вскоре умерла;
4) Дуня вышла замуж на Разумихина;
5) Соня поехала за Раскольниковым в Сибирь.
Но мы имеем дело с необыкновенным романом, и эпилог в нем носит своеобразный характер. Достоевскому надо было еще показать, что идея Раскольникова отвергнута тем самым бедным людом, во имя которого и замышлялась. Красавец Раскольников не принят народом не просто за убийство, а за проведение несуразной идеи. Люди не признали за ним право убивать.
Мотив отвержения не получил полного развития в самом романе. Раскольников не хотел считаться с мнением не только процентщицы, но и Лизаветы, Миколки, мещанина и других. Но и они не понимали героя, что особенно ярко проявляется в сцене покаяния на площади. Уговаривая Раскольникова покаяться, Соня убеждала его прислушаться к голосу народной совести.
Зачитаем страницу покаяния: "Поди на перекресток, поклонись народу, поцелуй землю, потому что ты и перед ней согрешил, и скажи всему миру вслух: "Я убийца". Он весь задрожал, припомнив это. И до того уже задавила его безвыходная тоска и тревога всего этого времени, но особенно последних часов, что он так и ринулся в возможность этого цельного, нового, полного ощущения. Каким-то припадком оно к нему вдруг подступило: загорелось в душе одной искрой и вдруг, как огонь, охватило всего. Все разом в нем размягчилось, и хлынули слезы. Как стоял, так и упал он на землю... Он стал на колени среди площади, поклонился до земли и поцеловал эту грязную землю, с наслаждением и счастием..."
Покаяние перед народом не имело ничего общего с признанием своей вины перед Порфирием, перед государственным судом. Исповедь на площади должна была помирить Раскольникова с народом. Народ принял его за пьяного, отнесся к покаянию иронично.
II ч. эпилога. Р. и на каторге ни с кем не мог сойтись. Он стыдился всех, даже Сони. Каторжане тоже сторонились Раскольникова: "Казалось, он и они были разных наций. Он и они смотрели друг на друга недоверчиво и неприязненно. Он знал и понимал общие причины такого разъединения; но никогда не допускал он прежде, чтобы эти причины были на самом деле так глубоки и сильны... Его же самого не любили и избегали все. Его даже стали под конец ненавидеть... Презирали его, смеялись над ним, смеялись над его преступлением те, которые были гораздо его преступнее". "Ты барин! – говорили ему. – Тебе ли было с топором ходить; не барское вовсе дело".
Если "мокрое дело" не единило Раскольникова даже с уголовниками, то это означало одно: идея, лежавшая в основе убийства, превращала героя во врага народа.
Почему же все-таки Раскольников тогда не убил себя? Как отвечает Достоевский?
Достоевский отвечает и на этот вопрос: “Он с мучением задавал себе этот вопрос и не мог понять: что уж и тогда, когда стоял над рекой, может быть предчувствовал в себе и в убеждениях своих глубокую ложь. Он не понимал, что это предчувствие будущего перелома в жизни его, будущего воскресения его, будущего взгляда на жизнь”.
И тот факт, что здесь, на каторге, где никому не нужно знать, по какой теории он совершил преступление, Раскольников снова обращается к своей теории и снова оправдывает ее перед самим собой, свидетельствует о том, что осознанно или неосознанно, но она уже поставлена под сомнение, иначе не было бы необходимости так горячо оправдывать ее, и что для окончательного перелома нужен только какой-то толчок.
Что послужило таким толчком для окончательного перелома Раскольникова?
Его размышления об отношениях между ними и каторжными и между каторжными и Соней (“пропасть между ними и всем этим людом”).
“Неразрешим был для него еще один вопрос: почему все они так полюбили Соню?”
И то, что Раскольников заметил эту пропасть между собой и каторжными, заметил, с какой любовью они относятся к Соне, означает его поворот к жизни, поворот, еще им не осознанный.
Кроме того, разрушает остатки веры Раскольникова в его теорию сон, приснившийся ему, когда он уже выздоравливал. Вновь нарождение нового человека происходит в состоянии беспамятства. Это катастрофический переход из одного мира в другой, сопровождающийся разрушением старого и становлением нового сознания. Идеологическая болезнь выходит, возвращается духовное здоровье. В этот переломный момент Раскольникова посещает колоссальное пророческое видение. Свежи еще следы пережитого, и возрождающаяся душа опознает мучающих ее и выходящих из нее духов зла. Что предвещает сон Раскольникова в эпилоге?
“Он пролежал в больнице весь конец поста и Святую. Уже выздоравливая, он припомнил свои сны, когда еще лежал в жару и бреду. Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих избранных. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга. В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и для чего зовет, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные ремесла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться – но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предлагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались. Начались пожары, начался голод. Все и все погибало. Язва росла и подвигалась дальше и дальше. Спастись во всем мире могли только несколько человек; это были чистые и избранные, предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде не видал этих людей, никто не слыхал их слова и голоса”.
В видении Раскольникову открывается сущность его духовной болезни и то, что немочь эта общечеловеческая. Он ощутил свое душевное помутнение как часть духовного заражения общества.
Целые селения и города заражались моровой язвой и сумасшествовали: не знали, что считать злом, что добром, убивали друг друга в бессмысленной злобе, забыли ремесла. Начались пожары, голод. Спаслись только избранные, предназначенные начать новый род людей и новую жизнь. Людей истребляли трихины – круглые черви, личинки которых паразитируют в мышцах животных и с их мясом передаются человеку.
Аллегория очевидна: низменное и животное передастся человеку через "вселявшихся в тела людей духов, одаренных умом и волей". Образ трихинов использован потом Максимилианом Волошиным в стихотворении "Трихины":
Исполнилось пророчество: трихины
В тела и в дух вселяются людей.
И каждый мнит, что нет его правей.
Ремесла, земледелия, машины
Оставлены. Народы, племена
Безумствуют, кричат, идут полками,
Но армии себя терзают сами,
Казнят и жгут: мор, голод и война.
Ваятель душ, воззвавший к жизни племя
Страстных глубин, провидел наше время:
Пророчественною тоской объят,
Ты говорил, томимый нашей жаждой,
Что мир спасется красотой, что каждый
За всех, во всем, пред всеми виноват.
Так очень своеобразно отразилось в больном воображении Раскольникова картина будущего мира, если бы в нем восторжествовала идея Раскольникова о разделении людей на “высший” и “низший” разряды. Идея покидает его ум после видения, где она показана в полном развитии своей разрушительной силы — в виде моровой язвы, уничтожающей чуть ли не все человечество. Но Достоевский не заставляет Раскольникова прямо разубедиться и отказаться от своей теории, что выглядело бы откровенно натянуто. Просто в какой-то момент герой отдается “живой жизни”, непосредственным сердечным чувствам.
И как спасение от этих страшных грез – желание видеть Соню, которую он замучил своим равнодушием и высокомерием, которая “всегда протягивала ему свою руку робко, иногда даже не подавала совсем, как бы боялась, что он оттолкнет ее. Он всегда как бы с отвращением брал ее руку, всегда точно с досадой встречал ее, иногда упорно молчал во все время ее посещения”.
Достоевский подчеркивает в эпилоге осознание скорого перелома: чем хуже идут дела в мире, тем необходимей спасение. "Претерпевший до конца спасется" – таким претерпевшим до конца в эпилоге и оказывается Раскольников. На пике мучивших его ужасов его пронзила любовь. И первым живым чувством, воскресившим его, была любовь к Соне. До сих пор на протяжении всего романа он только пользовался ее любовью как единственной нитью, связывающей его с людьми, но отвечал ей одной холодностью, жестоко мучая и безжалостно перекладывая часть своей тоски на ее хрупкие плечи. Ныне же, по выздоровлении от болезни его безотчетно потянуло к ней и “бросило к ее ногам”. Это уже не демонстративный жест, подобно поцелую ноги при первом свидании, но символический знак смирения в любви “гордого человека”. Теперь “сердце одного заключало в себе бесконечные источники счастья для другого”. Евангелие пока еще не читается Раскольниковым. Но мы помним, что у самого писателя как раз на каторге произошел духовный перелом, и потому естественно можем предположить, что он верит в реальность будущего прихода к Истине и воскресение своего героя.
В оценке эпилога мнения исследователей, как правило, разделяются: одним он кажется натянутым, монологически прекращающим полифонию голосов в романе, искажающим первоначальный замысел характера Раскольникова. Нам же кажется, что он логически вытекает из всей философской концепции романа.
Проблема, над которой бился герой Достоевского (Как освободить человека от страданий?), осталась в романе нерешенной. Но на пути к ее решению, писатель совершает подлинные открытия в сложнейшей сфере человеческих отношений. Читая роман, мы думаем о том, что ложные теории сознание своей исключительности, презрение к человеческому “муравейнику” – все рассеивается перед лицом истинной любви к людям. Вслед за Достоевским мы думаем о величии той задачи, которую он ставит перед искусством”.
“Восстановление погибшего человека, задавленного несправедливо гнетом обстоятельств... оправдание униженных и всеми отринутых парий общества”.
(Пария – (тамильск. paraiyan – в Южн. Индии человек, стоящий вне каст и потому лишенный тех прав, которые принадлежат кастам) – отверженное, угнетаемое, гонимое существл)
“Любовь к ближнему – единственный выход из безвыходных страданий” (Д.).
Мировое значение Д-го.
Мировое признание “Преступления и наказания” определяется, прежде всего, нравственной сущностью Раскольникова. Он переступает существующие нравственные законы лишь потому, что убедил себя в их ложности. И он беспрерывно ждет подтверждения своей правоты именно в нравственном сознании любого другого человека (прежде всего Сони) и одновременно целого мира: ведь Соня для него, как он сам говорит, есть воплощение “всего человеческого страдания”, перед которым он преклоняется.
Нравственная сущность Раскольникова непосредственно выражается в том, что каждый свой шаг он меряет целым миром. Это свойственно и всем другим основным героям в романе. Ф.М. Достоевский – это писатель, который не дает готовых рецептов, он учит мыслить.
Дополнительный материал.
Контрольные вопросы к "Преступлению и наказанию":
- Какое место занимает роман "Преступление и наказание" в творчестве Достоевского?
- Каковы основные принципы изображения героев Достоевским?
- Каким предстает перед нами Петербург в "Преступлении и наказании"? В чем отличие образа Петербурга у Достоевского от Петербурга Пушкина, Гоголя, Некрасова?
- Чем было спровоцировано появление на свет и окончательное формирование теории Раскольникова? изложите сущность самой теории.
- Каковы были мотивации Раскольниковым своего преступления?
- Как изменялось душевное состояние Раскольникова до и после совершения преступления? В чем состояло само преступление? Расскажите о смысле названия романа.
- Кого и на каких основаниях можно считать двойниками Раскольникова?
- Какова роль снов в романе?
- В чем специфика женских образов романа?
- Какую роль в судьбе Раскольникова сыграли семья Мармеладовых, Соня, Порфирий, Свидригайлов?
- В чем значение эпилога романа?
Библиография.
- Анненский И. Книга отражений. Статьи разных лет. // Избранное. М., 1987.
- Белов С.В. Роман Ф.М.Достоевского "Преступление и наказание". Комментарий. М., 1985.
- Бердяев Н.А.Миросозерцание Достоевского. // О русских классиках. М., 1993.
- Кожинов В. "Преступление и наказание" Ф.М.Достоевского. // Три шедевра русской классики. М., 1971.
- Мочульский К.В. Достоевский. Жизнь и творчество // Гоголь. Соловьев. Достоевский. М., 1995.