Оборудование:
- на стене – макет раскрытой книги, где написаны слова А.С. Пушкина “Чтение – вот лучшее учение”;
- портрет поэта А.С.Пушкина;
- фотографии “Квартира поэта на Мойке”;
- иллюстрации к книгам поэта.
Звучит музыка.
Под музыку начинает читать первый чтец:
Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю
Слугу, несущего мне утром чашку чаю,
Вопросами, тепло ль? Утихла ль метель?
Пороша есть иль нет? И можно ли постель
Покинуть для седла, иль лучше до обеда
Возиться со старыми журналами соседа?
Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня,
И рысью по полю при первом свете дни;
Арапники в руках, собаки вслед за нами;
Глядим на бледный снег прилежными глазами;
Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,
Двух зайцев протравив, являемся домой.
Куда как весело! Вот вечер: вьюга воет;
Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет;
По капле медленно глотаю скуку яд.
Читать хочу; глаза над буквами скользят,
А мысли далеко…Я книгу закрываю;
Беру перо, сижу; насильно вырываю
У музы дремлющей несвязные слова.
Ко звуку звук нейдет…
Ведущий.
Тот, кому уже выпало счастье познакомиться с “Евгением Онегиным”, должен был заметить, что герои романа в стихах много читают. У каждого из них есть любимые книги: у Онегина свои, у Татьяны свои, у Ленского свои. Когда Онегин убив на поединке друга Ленского, уезжает из деревни, Татьяна приходит в его опустевший дом и перелистывает книги, которые читал Евгений.
Хранили многие страницы
Отметку резкую ногтей.
Глаза внимательной девицы
Устремлены на них живей…
…………………………
На их полях она встречает
Черты его карандаша.
Везде Онегина душа
Себя невольно выражает
То кратким словом, то крестом,
То вопросительным крючком.
Онегин.
Высокой страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямбы от хорея,
Как мы не бились отличить.
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет.
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.
Татьяна.
Ей рано нравились романы;
Они ей заменяли все;
Она влюблялася в обманы
И Ричардсона и Руссо.
Отец ее был добрый малый,
В прошедшем веке запоздалый;
Но в книгах не видал вреда;
Он, не читая никогда,
Их почитал пустой игрушкой
И не заботился о том,
Какой у дочки тайный том
Дремал до утра под подушкой.
Жена ж его была сама
От Ричардсона без ума.
Онегин.
И снова, преданный безделью,
Томясь душевной пустотой,
Уселся он – с похвальной целью
Себе присвоить ум чужой;
Отрядом книг уставил полку,
Читал, читал, а все без толку:
Там скука, там обман иль бред;
В том совесть, в том смысла нет;
На всех различные верши;
И устарела старина,
И старым бредит новизна.
Как женщин, он оставил книги,
И полку, с пыльной их семьей,
Задернул траурной тафтой.
Ленский.
Он иногда читает Оле
Нравоучительный роман,
В котором автор знает боле
Природу, чем Шатобриан,
А между тем две-три страницы
(Пустые бредни, небылицы,
Опасные для сердца дев)
Он пропускает покраснев.
Татьяна.
Сие глубокое творенье
Завяз кочующий купец,
Однажды к ним в уединенье
И для Татьяны наконец
Его с разрозненной “Мальвиной”
Он уступил за три с полтиной,
В придачу взяв еще за них
Собранье басен площадных,
Грамматику, две Петриады
Да Мармонтеля третий том.
Мартын Задека стал потом
Любимец Тани… Он отрады
Во всех печалях ей дарит
И безответно с нею спит.
Онегин.
Стал вновь читать он без разбора.
Прочел он Гиббона, Руссо,
Манзони, Гердера, Шамфора,
Madame de Stael, Биша, Тиссо,
Прочел скептического беля,
Прочел творенья Фонтенеля,
Прочел из наших кой-кого,
Не отвергая ничего:
И альманахи, и журналы,
Где поученья нам твердят,
Где нынче так меня бранят,
А где такие мадригалы
Себе встречал я иногда, -
E sempre bene, (ну что же, отлично) господа.
Татьяна.
Татьяна с ключницей простилась
За воротами. Через день
Уж утром рано вновь явилась
Она в оставленную сень.
И в молчаливом кабинете,
Забыв на время все на свете,
Осталась наконец одна,
И долго плакала она.
Потом за книги принялася
Сперва ей было не до них,
Но показался выбор их
Ей странен. Чтенью предалася
Татьяна жадною душой;
И ей открылся мир иной.
2 чтец.
“И ей открылся мир иной”,- говорит Пушкин о своей Татьяне. Ей открылся внутренний мир Онегина; она начала понимать человека, который прежде был для нее загадкой.
Хотя мы знаем, что Евгений
Издавна чтенье разлюбил,
Однако ж несколько творений
Он из опалы исключил.
Певца Гяура и Жуана
Да с ним еще два-три романа,
В которых отразился век
И современный человек
Изображен довольно верно
С его безнравственной душой,
Себялюбивой и сухой,
Мечтанью преданный безмерно,
С его озлобленным умом,
Кипящим в действии пустом.
Ведущий.
Книги помогают нам выработать свой взгляд на все, что происходит в мире, дарят нам знания, воспитывают наш ум и наши чувства. Книги во многом создают человека. Недаром говорится: скажи мне какие книги ты читаешь, и я скажу тебе, кто ты такой.
Для того, чтобы рассказать о книгах, которые помогают нам, как и Татьяне, открыть мир каждого из главных героев романа, Пушкин, конечно, должен был сам прочитать эти книги, составить свое суждение о них.
3 чтец.
“Евгений Онегин”, 18 гл.
Волшебный край! Там в стары годы,
Сатиры смелый властелин.
Блистал Фонвизин, друг свободы,
И переимчивый Княжнин;
Там Озеров невольны дали
Народных слез, рукоплесканий,
С младой Семеновой делил;
Там наш Катенин воскресил
Корнеля гений величавый;
Там вывел колкий Шаховской
Своих комедий шумный рой,
Там и Дидло венчался славой;
Там, там под сению кулис,
Младые дни мои неслись.
Ведущий.
“Евгений Онегин” открывает нам мир Пушкина – читателя. Кроме любимых авторов своего Евгения, Татьяны, Ленского, на страницах романа названы десятки писателей, творивших в разное время и в разных странах, и не просто названы – многим даны точные, сжатые и выразительные поэтические характеристики. “Сатиры смелый властелин”, “друг свободы” - представляет Пушкин читателям Фонвизина, замечательного драматурга, автора “Недоросля”. “Гордости поэт” - говорит он о Байроне. А вот друг Пушкина, поэт Евгений Баратынский: “Певец Пиров и грусти томной” (“Пиры” - название поэмы Баратынского).
4 чтец.
Пушкин читал очень много. “Книг, ради бога книг”, - требует он, запертый в Михайловском. Потом он будет весело подсчитывать: в деревне за два года ссылки прочитал “двенадцать телег книги”.
Много лет спустя михайловский кучер Петр Парфенов подтвердил: для деревенской библиотеки поэта понадобилось 24 ящика, их уложили на 12 подводов.
1 чтец.
Читает Пушкин, читают его герои. Глагол “читать” в произведениях Пушкина и его письмах встречается впятеро чаще, чем глагол “есть” (принимать пищу), существительное “книга” впятеро чаще, чем “хлеб”.
2 чтец.
Пушкин не раз принимался составлять записки своей жизни. Сохранился план таких записок. Там, где поэт собирался записать о раннем своем детстве, о “первых впечатлениях”, он особым разделом пометил: “охота к чтению”.
Эта охота никогда его не оставляла. Близкий друг поэта Павел Воинович Нащокин вспоминает, что Пушкин почти постоянно держал при себе в карманах одну или две книги и в свободное время – затихнет ли разговор, разойдется ли общество, после обеда – тотчас принимался за чтение.
3 чтец.
Еще ребенком, до поступления в Лицей, он проводил долгие часы, иногда бессонные ночи у книжных шкафов своего отца или в библиотеке дяди, Василия Львовича, и (по словам брата поэта) “пожирал книги одну за другой”. Обладая замечательной памятью, он знал их наизусть целыми страницами.
4 чтец
Стихотворение А.С.Пушкина “Городок” (отрывок).
Блажен, кто веселится
В покое, без забот,
С кем втайне Феб дружится
И маленький Эрот;
Блажен, кто на просторе
В укромном уголке
Не думает о горе
Гуляет в колпаке.
Пьет, ест, когда захочет,
О госте не хлопочет!
Никто, никто ему
Лениться одному
В постеле не мешает;
Захочет – аонид
Толпу к себе сзывает;
Захочет – сладко спит,
На Рифмова склоняясь.
Так я, мой милый друг,
Теперь расположился;
Укрывшись в кабинет,
Один я не скучаю
И часто целый свет
С восторгом забываю.
Друзья мне – мертвецы,
Парнасские жрецы;
Над полкою простою
Под тонкою тафтою
Со мной они живут.
Певцы красноречивы,
Прозаики шутливы
В порядке стали тут.
Ведущий.
В стихотворении на наших глазах вырастает – “над полкою простою под тонкою тафтою”, - “книжный городок”, населенный любимыми авторами юного поэта, его дорогими собеседниками. Здесь Гомер и Вергилий, Мольер и Расин, Вольтер и Руссо. Здесь и свои, русские: Фонвизин, Державин, Крылов, Карамзин, Батюшков.
1 чтец.
Мой друг! Весь день я с ними,
То в душу углублен,
То мыслями своими
В Элизии перенесен.
Когда же на закате
Последний луч зари
Потонет в ярком злате,
И светлые Цари
Смеркающейся ночи
Плывут по небесам
И тихонько дремлют рощи,
И шорох по лесам,
Мой гений невидимкой
Летает надо мной;
И я в тиши ночной
Сливаю голос свой
С пастушьею волынкой.
Ах! Счастлив, счастлив тот,
Кто в миру дар от Феба
Во цвете дней возьмет!
Как смелый житель неба,
Он к солнцу воспарит,
Превыше смертных станет,
И слава громко грянет:
“Бессмертен ввек пиит!”
2 чтец.
Через 18 лет, осенью 1833 года, Пушкин в письме к жене рассказывает, как проводит время в селе Болдино: “Просыпаюсь в семь часов, пью кофей и лежу до трех часов”… (Он любил работать лежа, в постеле). “Недавно расписался, и уже написал пропасть. В три часа сажусь верхом, в пять ванну и потом обедаю картофелем, да грешневой кашей. До девяти часов – читаю. Вот тебе мой день, и все на одно лицо”.
3 чтец.
В дни и часы необыкновенного творческого напряжения, творческого подъема Пушкин не только сочиняет сам, но непременно читает. Собственная работа и чтение всякий день соседствуют.
(Отрывок из стихотворения “Осень” 9–11 гл.)
…Но гаснет краткий день, и в камельке забытом
Огонь опять горит-то яркий свет мнет,
То тлеет медленно – а я пред ним читаю
Иль думы долгие в душе моей питаю.
И забываю мир – и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет, и звучит, ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем –
Знакомцы давние, плоды мечты моей.
И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута – и стихи свободно потекут…
3 чтец.
Люди, встречаясь с Пушкиным, поражались его начитанности. Однако знания, почерпнутые из книг, не оставались в памяти поэта ценным, но неподвижным грузом. Пушкин употреблял их “ в дело”: они питали его думы, становились необходимой частью его творчества.
4 чтец.
Чтение творческое, когда читатель не глазами скользит по строчкам, а умом и чувством вбирает в себя всякое слово автора, когда книга пробуждает его к глубочайшим размышлениям, рождает в его воображении яркие картины, - только такое чтение вместе с удивительным природным дарованием могло воспитать у Пушкина эту способность перевоплощения.
Иногда у Пушкина являлось желание пересказать прочитанное. Но всякий раз он далеко уходил от книги, которой намеревался следовать. “Чужой ум меня стесняет”,- говорил он. Рассказ другого автора вызвал у него собственные мысли и образы, в итоге рождалось произведение ни в чем не подражательное, непременно самобытное, ни на какое иное не похожее.
Ведущий.
Одни и те же литературные и архивные материалы о крестьянской войне 1773–1775 гг. вызвали появление на свет “Истории Пугачева” и повести “Капитанская дочка”. “История Государства Российского” Карамзина помогла Пушкину погрузиться во времена царя Бориса и Лжедмитрия. А как много дали Пушкину в этой работе драматические произведения Шекспира! Великий англичанин не писал о Годунове, но глубокое изучение его творчества помогло Пушкину постигать законы создания трагедии.
В основу “Каменного гостя” Пушкин положил старинную легенду. На эту тему до него писали замечательные поэты и драматурги: Мольер и Байрон. Но маленькая трагедия не похожа ни на комедию, ни на роман его предшественников.
Случалось, что размышления над книгой толкали Пушкина к созданию собственного произведения, очень далекого от того, что читал поэт. Замысел “Графа Нулина №” родился во время чтения поэмы Шекспира “Лукреция”.
1 чтец.
Пройдут годы, Л.Н.Толстой расскажет: однажды он взял том прозы Пушкина и “перечел всего, не в силах оторваться, и как будто вновь читал”. “И там есть отрывок “Гости собирались на дачу”. Я невольно, нечаянно, сам не зная зачем и что будет, задумал лица и события, стал продолжать, потом, разумеется, изменил, и вдруг все завязалось так красиво и круто, что вышел роман…” Вышла “Анна Каренина”.
2 чтец.
Пушкин радовался всякой новой книге, которую ему удавалось приобрести. Постоянно стесненный в средствах, на книги он не жалел денег. Друг поэта Петр Александрович Плетнев рассказывает: “Едва ли кто наших литераторов успел собрать такую библиотеку, как он. Не выходило издания почему-либо любопытного, которого он бы ни приобретал. Издерживая последние деньги на книги, он сравнивал себя со стекольщиком, которого ремесло заставляет покупать алмазы, хотя на их покупку и богач не всякий решается”.
До нас дошло 3560 книг Пушкина на 14 языках. Литература, путешествия, история, медицина – все области науки и культуры – представлены в этой библиотеке. При жизни поэта она была еще обширнее.
Книга для Пушкина – важнейшая часть его вдохновенного труда.
3 чтец.
Всякая книга в библиотеке внимательно просмотрено поэтом. Многие страницы хранят следы этого изучения, черты пушкинского карандаша. “Прекрасно”, “прелесть”, “прелесть и совершенство – какая гармония!” - оставляет Пушкин пометы на книге стихов своего старшего друга Батюшкова. Но тут же: “дурно”, “вяло” и даже “черт знает что!”. Возле строк, где у Батюшкова ландыш склоняет голову “под серпом убийственным жнеца”, Пушкин пишет: “Не под серпом, а под косою: ландыш растет в лугах и рощах – не на пашнях засеянных”. Какая точность чтения!
4 чтец.
Каждая прочитанная, просмотренная книга становилась частицей внутреннего мира поэта.
“Прощайте, друзья!” - сказал он, обращаясь к книгам, когда смертельно раненного, его принесли домой и уложили на диван в кабинете среди библиотечных полок.
Заключительные слова ведущего:
“Чтение – вот лучшее учение”, - написал Пушкин еще в молодости. И с этим убеждением прожил всю жизнь.