И. И. Козлов и его стихотворение «Вечерний звон» (заранее подготовленное сообщение учащегося с демонстрацией слайдов)
Иван Иванович Козлов (1779–1840) родился в Москве, в
родовитой и богатой семье, он получил хорошее
домашнее образование, в совершенстве изучил
иностранные языки, блестяще знал литературу.
Достигнув совершеннолетия, определился на
военную службу, затем на гражданскую. Обладал
счастливой внешностью, веселым нравом, образ
жизни его был рассеянным. О литературной
деятельности он и не помышлял. Однако в 1816 году
Козлова внезапно поразила тяжелая болезнь
(паралич ног), а три года спустя начал он терять
зрение и к 1821 году ослеп. От наследства у него в ту
пору ничего не осталось, и он оказался в
бедственном материальном положении. Слепота
резко изменила образ жизни Козлова и определила
его дальнейшую судьбу. Будучи слепым, он, знавший
в совершенстве французский и итальянский языки,
выучился английскому и немецкому. Он обладал
замечательной памятью, и все, что он читал на этих
языках, осталось врезанным в его память. Козлов
начал переводить из иностранных поэтов и на
сороковом году жизни стал писать собственные
стихи.
Больному Козлову покровительствовал В. А.
Жуковский и другие поэты и журналисты. С годами
Козлов работал все больше и больше, редкий журнал
и альманах обходился без его стихов. Несмотря на
напряженную литературную работу и помощь друзей,
Козлов сильно нуждался, жизнь его протекала в
тяжелых физических страданиях. Он терял речь и
слух, но продолжал трудиться, диктуя стихи
дочери. Умер он в Петербурге 30 января 1840 года. (Звучит
песня в исполнении трио «Реликт»)
Слово учителя
…Вечерний звон, звуки которого плывут над
миром, созывают людей во храм Божий, благовествуя
о начале вечерней службы, совершаемой в
благодарность Господу за проходящий день,
возглашая тем, кто не присутствует в это время в
храме, о происходящем там. Слышит эти звуки
человек, и отзывается его душа на них, даже если
доселе была погружена в глубокий сон, не дающий
за временным и суетным увидеть и услышать вечное,
нетленное, истинное.
«Как много дум наводит он..»
Какими же думами отзывается на вечерний колокольный звон лирический герой стихотворения Козлова И.И.?
Мы не будем забывать, что перед нами перевод.
Хотя, по мнению специалистов, перевод блестящий,
при котором во многом сохранен и звуковой, и
ритмический облик оригинала, сохранены малейшие
нюансы смысла. Поэтому нужно очень осторожно
говорить здесь о соответствии мировосприятия,
отраженного в стихотворении, мировосприятию
самого поэта-переводчика. Особенно когда речь
идет о глубоко верующем Козлове, перу которого
принадлежат одни из лучших переложений псалмов,
прекрасные стихи на библейские темы. Итак, еще
раз зададимся нашим вопросом. О чем же эти думы? «
О юных днях в краю родном, // Где я любил, где отчий
дом, // И как я, с ним навек простясь, // Там слушал
звон в последний раз!»
Колокольный звон устремляет душу героя к юным
«дням в краю родном».
Чем были полны для лирического героя эти дни?
Там был свет («светлые дни»). И это не просто
светлые дни весны, когда дни становятся длиннее,
а ночи короче и лучи солнца согревают землю. Это
может быть в внутренний свет юной души героя,
незамутненной, чистой, с волнением отзывающейся
на звуки пасхальных колоколов, возвещающих о
наступлении Светлого Христова Воскресения.
Там была любовь («где я любил...»), которой так
полно юное, трепетное сердце, там «отчий дом»,
воспоминания о котором так драгоценны, «ибо нет
драгоценнее воспоминаний у человека, как от
первого детства его в доме родительском, даже
если в семействе хоть чуть-чуть любовь да союз»
(Ф. М. Достоевский).
Там «веселыми, молодыми» были и он сам, и его
сверстники и друзья. Веселье, радость сердца
– драгоценнейшее сокровище человека. «Други
мои, просите у Бога веселья! Будьте веселы, как
дети, как птички небесные... Бегите, дети...
уныния!» – учит собравшихся учеников своих
старец Зосима в романе «Братья Карамазовы» Ф. М.
Достоевского.
Там и тогда... А сейчас и здесь?
«Уже не зреть мне светлых дней...» Ребятам
вспоминается слепота самого поэта Козлова: при
этом строка стихотворения обретает и буквальный
смысл. Видимый мир с утратой зрения погрузился во
тьму. Но можно прочесть и иначе: ушел свет из души.
Ушла любовь, веселые сердца; расставание с отчим
домом произошло навеки, возвращаться не к кому –
«крепок их могильный сон», надежды оказались
обманутыми. И его самого ждет та же упасть, что и
всех: «лежать и мне в земле сырой».
Чем же отозвались эти воспоминания в душе героя?
Светом, благодарной радостью, тихими
умиленными слезами? Скорее здесь преобладает
грусть о скоротечности земного бытия, скорбь об
утраченном навеки, о невозможности вернуться к
тем дням, наполненным светом радости, веры,
надежды и любви.
А колокольный звон, созывающий на вечернюю
службу, прославляющую величие Творца, Создателя,
дивно и премудро устроившего все сущее, не миром,
не благодатными слезами и радостью отзывается в
душе, а звучит – «унылым напевом», скорбным
напоминанием о проходящей жизни и
предстоящей кончине. А луч светлых воспоминаний
юности, «едва пробившись из-за туч», только
усиливает его тоску и уныние.
Но есть и еще одна, звучащая здесь тема: «Другой
певец... пройдет» некогда по земле, в которой
сокрыт певец нынешний, по земле, над которой все
так же будет звучать колокол. Волны вечернего
звона отзовутся еще в чьей-то душе, и что они в ней
всколыхнут?
Вскоре это стихотворение И. И. Козлова
превратилось в песню, которую, хоть в какой-то
степени, знают почти все русские люди с детства
знакомый мотив.
(Обычно мы с ребятами тихонько поем сами песню «Вечерний звон»)
А теперь подумаем вместе о том, каким она наполнена чувством, соответствует ли оно тому, о чем мы только что говорили.
Ученики замечают, что песня звучит иначе. Главное – она светлее, и если есть в ней раздумье и грусть, то они несут в себе свет, а не уныние и тоску.
За счет чего это получается?
Песня звучит в мажоре, и потому остается
впечатление волн тихого света, наполняющего
душу.
Есть еще одно: почему-то часто получается так,
что, перелагая стихи на музыку и создавая песни,
народ безошибочным каким-то чутьем отбирает для
песни отвечающее внутренней правде жизни и
принятому у народа мироощущению. Последняя
строфа не поется, а завершается песня
повторением первых четырех строк! Таким образом,
усиливается и становится главным дорогое
воспоминание о родительском доме, где человек
получил первые уроки любви и веры, о приходском
храме, стоящем на горе над рекой, о звоне его
колоколов вечером, на закате, и о несказанной
радости, с которой детское сердце отзывалось на
него.
И. И. Левитан «Вечерний звон»
Есть в русском изобразительном искусстве
пейзажи, полные великой скромности и тихой силы.
Изображенные на них уголки России – подчас самые
привычные взгляду; « В ней есть душа, в ней есть
свобода, // В ней есть любовь, в ней есть язык...»
(Тютчев)
Замечательно и радостно, что есть художники
милостью Божией, в чьих картинах живет Россия,
ясно чувствуется ее дух; одухотворена и сама
кисть живописца. Взглянешь на них и видишь лик
родины в предстоянии перед вечностью; неброский,
без вычурности, понятный тому, для кого это
родное и принято в сердце. По-тютчевски: «Не
поймет и не заметит//Гордый взор иноплеменный,//
Что сквозит и тайно светит// В наготе твоей
смиренной»
В исполнении заранее подготовленного ученика звучит история замысла картины И.Левитана «Вечерний звон»
«Мы пошли по берегу пруда вдоль монастырской горы. Вечерело. Солнце близилось к закату, оно обливало монастырь горячим светом последних лучей. И эта красивая картина не разбудила сначала ничего в душе Левитана. Но вот солнце стало заходить совсем. По склонам горы побежали тени и покрыли монастырскую стену, а колокола загорелись в красках заката с такой красотой, что невольный восторг захватил и Левитана. Зачарованный, стоял он и смотрел. Вот погасли, померкли багровые краски заката, а стены слегка розовели в мерцающем свете. Левитан задумчиво сказал, что этот мотив даст ему новую картину...» (С. Кувшинникова, художница, ученица Левитана). Так родился замысел картины «Вечерний звон».
Почему картина названа «Вечерний звон»? Как изображен звук на картине? Возможно ли, это?
Ответы на эти вопросы связаны, во-первых, с умением ученика внимательно рассмотреть живописное полотно, войти в его мир, почувствовать состояние человека в нем; во-вторых, с навыком логического мышления и степенью развития художественной интуиции, которые помогут обнаружить иные средства передачи, выражения звука, свойственные живописи искусству «беззвучному». И, конечно же, незаменимым окажется тот малый опыт созерцательного освоения мира, который уже есть у учеников.
Конечно же, вначале ребята ищут и находят внешние приметы, оценивают сюжет картины, связывают предметный видимый мир с явлением невидимого предметного мира – колокольным звоном.
…Наступило время вечерней службы в храме – в монастыре, стоящем на берегу реки. День уже клонится к ночи: солнце почти село, лучи его освещают картину из-за горизонта, для зрителя как бы снизу вверх. К вечерней молитве (а может быть, ко всенощной службе) плывут люди, видимо, из деревни, стоящей на этом (ближнем к зрителю) берегу; видны только их фигуры на пароме, детально они не различимы. И мы уже знаем, что ко времени начала службы в храме раздается колокольный звон, сзывающий людей во храм; и здесь он, очевидно, раздается с противоположного берега – от монастыря, со звонницы, видной издалека (на картине – самого высокого из всех изображенных объектов, не считая, конечно, неба!). Этот временной момент перед началом службы и запечатлен художником.
Это, конечно, правильно. И теперь, после описания сюжета картины, постараемся углубить впечатление от нее за счет не столь очевидных деталей, подробностей, образов; словом, постараемся пойти дальше.
Как можно подчеркнуть звучание колоколов, присутствие в мире их далеко разносящегося звука?
Картина удивительно прозрачна и тиха. Мир,
видимый на ней, не шелохнется, не поколеблется.
Четко прорисовывается высокая трава на переднем
плане; здесь, на этом берегу и у земли – затишье.
Спокойно, невозмутимо и на противоположном: и
поднебесная высь не колеблет вершины деревьев.
На воде, на реке – лишь легкая рябь от
плывущего парома. Безветренно в мире, тихо. Все
будто слушает.
И в этом прозрачном пространстве (на картине
зрительно большую часть занимают небо и вода!)
спокойно и медленно плывут в небе облака, как
волны легкой зыби, идущей от горизонта, оттуда, от
той линии, откуда исходят и солнечные лучи и где
расположен монастырь. Словно сама небесная высь
живет волнами звука и света, несет их в себе. А
потом все это – и небо, и храм со звонницей –
отражается в реке, и пространство картины
становится безграничным: небо – высота
бесконечная, на земле – отражение его, земное
подобие и отражение бесконечности и глубины
небесной. Если в мире картины сейчас есть звук, то
разносится он далеко во все пределы – по глади
спокойной реки, над затихшим предвечерним миром,
в небесной выси и достигает едва ли не самых
глубин.
Вновь возвращаемся к вопросу о том, каким образом может быть отображен звук на картине, ищем его приметы дальше.
Некоторое знание о символическом значении колокольного звона, о его воздействии на человека – особенном разговоре с его душой позволяет ученикам облегчить путь к пониманию следующей мысли: вместо изображения самого предмета можно показать реакцию на него, взаимодействие с ним других объектов. Вспомним, к примеру, художественный замысел картины А. А. Иванова («Явление Христа народу: важным было не явление само по себе («для себя»), а явление для других – каждого. И потому главным в картине были лица человеческие, а не лицо Господа. В «Вечернем звоне» подобным образом о явлении невидимого мира мы можем судить по восприятию его, отзыву на него мира видимого.
Это касается как природы (о ней уже шла речь), так и человека.
Теперь мы и обратимся к человеку – тому, кто
пребывает в мире картины, чьими глазами мы
смотрим на него. Это, конечно, сам художник.
Поясним ученикам, что между человеком,
глазами которого мы видим мир в стихах
(лирическим героем), и человеком, «живущим на
полотне», есть существенная разница. Лирический
герой далеко не тождествен самому автору (поэту),
и их принято различать. Картина же, как правило,
отображение видения мира самим художником,
перенесенное на полотно мира, преображенного его
художественным сознанием. Было бы крайне
странно, если бы художник постоянно изображал
мир так, как его видит кто-то, а не он сам, в то
время как в литературе «перевоплощение» автора
– явление обычное.
Поставим вопрос (опять же если ответ на него еще не был дан): какое чувство, на взгляд учеников, вызывает колокольный звон у Левитана? С каким чувством (и как оно обнаруживается) написана картина?
Ребята оценивают колорит картины и делают
заключение о легком (может быть, даже радостном)
состоянии души художника. Но, пожалуй, сам закат и
еще фигура лодочника вносят в картину ноту
печали, впрочем не доминирующую. Самым точным
ответом, очевидно, будет ответ о задумчивом
настроении художника, состоянии раздумья –
светлого, небеспечального.
И здесь мы выходим к еще одному, может быть
важнейшему, вопросу – о мироощущении художника.
Можно сразу спросить о содержании раздумий автора картины («О чем задумался художник?), можно оставить этот вопрос вспомогательным, а речь повести о символическом прочтении картины, о смысле ее, увиденном созерцательным взглядом. Но обычно интересно и продуктивно получается такое начало:
Что вы можете сказать о художнике, о его
возрасте на основании его произведения? В какой
период жизни и творчества художника была создана
картина; ближе к началу творческого пути или,
напротив, ближе к концу? Докажите свое суждение.
Работа над этими вопросами поведет учеников к
символическому прочтению картины, к пониманию
мироощущения самого художника. Мы же будем
помнить о том, что «раннее» и «позднее» в
отношении Левитана находятся настолько рядом,
что стоит понимать под этим меру полноты
раскрытия таланта, но не возрастные рамки и
периоды жизни самого художника. Иначе говоря, не
было старого Левитана, но Левитан зрелого
мироощущения – перед нами.
Ученики, впрочем, понимают это по-своему, они
говорят о... пожилом художнике. Почему? Потому что
так представлен в картине его путь. Будучи
знакомы с этой категорией в искусстве, культуре,
они обычно справедливо замечают или отыскивают в
словесном и живописном произведении образ пути,
дороги и пытаются раскрыть его символический
смысл.
Взгляните же на картину Левитана под таким углом зрения.
Обрывается земная дорожка у самой реки, совсем
небольшой кусочек ее виден. Буквально у самой
реки стоит художник. Что ж дальше? Переправа. Река
словно бы отделяет этот берег от того. И для того,
чтобы попасть туда, нужна помощь. Буквально:
паром, лодка. На том, отплывшем уже пароме, к
святой обители, к храму Божьему направились люди
и уж достигли середины пути. Он, художник, –
здесь. Еще? Пока? Не успел, не смог, не захотел? Не
поспешим с выводами.
А что же дальше, там, за рекой? А там продолжается
путь, и ведет он вверх, во святую обитель; там уже
ждут паром с людьми. И все выше скользит наш
взгляд – туда, к главам храма, к небу, такому
просторному, светлому, радостному, где сейчас
звучит колокольный звон в благодарность Богу за
прожитый день.
Слышит этот звон художник: он стоит лицом к храму.
Слышен звон и перевозчику-лодочнику, печально
согнувшемуся в ожидании… кого? Того кто еще не
подошел, или кто может подойти? Есть кто-то на
этом берегу, кому дорога тоже лежит в тихую
обитель, и вскоре он тоже сядет в лодку.
А если этот человек не придет? Не все же время
ждать перевозчику: время и место
добропорядочному христианину быть в храме... Что
если не дождаться лодочнику?
И тогда опустеет берег, и не будет на этом берегу
ни одного человека. Но останется еще одна,
последняя лодка – для того или для тех, кто вдруг
захочет успеть к совместной молитве Богу. В
символическом плане: и до последнего мгновения
подается человеку помощь, чтобы каждый мог
успеть переправиться к обители света...
Ученики, раскрывая символическое содержание
картины, часто вспоминают о языческой (античной)
символике ладьи (лодки), реки и даже перевозчика
(Харона), забиравшего тех, кому пришел час, т. е.
мертвых, в царство, откуда возврата не было
никому.
Тут и придет время уточнения, которое вновь
напомнит разницу между языческим и христианским
миропониманием: для Бога нет мертвых, и переправа
к святой обители не может связываться с такой
темной печалью. Взглянем, впрочем, еще раз на
полотно Левитана. Как уходит наш взгляд от
перевозчика дальше, за реку, к обители и вверх – к
небу; как забываем мы его печальную фигуру!
Забываем, но не можем забыть, не можем совсем
отрешиться от ее присутствия, она – словно
напоминание о времени, времени земном на этой
пронизанной радостным покоем картине.
Думается, если раскрыть символический смысл
приведенного выше образного прочтения картины,
обратив особенное внимание на выделенные
фрагменты и понятия, то можно будет говорить с
учениками уже о философском, обобщенном ее
звучании. В котором есть нее: размышление о
собственной жизни; память смертная и
предчувствие вечности; есть выражение пути
русского человека в мире, как он был им понят.
Н. М. Рубцов. «Левитану» (упражнение из учебника С.И. Львовой № 363)
Стихотворение Н. М. Рубцова рождено впечатлением от картины И. И. Левитана «Вечерний звон», возле которой однажды остановился замечательный русский поэт и, войдя в мир этой картины, отозвался на нее стихами.
Глядя на картину «Вечерний звон», перечитаем стихотворение Рубцова. Попробуем определить то место на картине, на котором себя ощущает поэт.
Это берег, противоположный храму. Поэт стоит посреди луга, полного колокольчиков.
Каким образом, через что поэт приобщает нас к тому, что происходит в мире картины Левитана?
Вслушаемся в звучание мира стихотворения: «Над колокольчиковым лугом // Собор звонит в колокола!» (звучит Пасхальный Благовест) В монастыре за рекой благовестят, мерно ударяя в колокол, возвещая о начале всенощной, наполняя сердца людские великой праздничной радостью. Сначала три редких, протяжных удара, а затем – мерные, частые удары возвещают благую весть. А дальше – ведь перед началом всенощного бдения благовест всегда заканчивается трезвоном, выражающим христианское торжество, особую радость, – звонят сразу во все колокола; затем маленький перерыв и второй звон во все колокола; снова перерыв – и третий.
Перечитаем еще раз стихотворение Рубцова и удивимся: мало того, что оно наполнено колокольным звоном, но и замечательно верно отвечает тому, как звонят ко всенощной. Вначале – протяжные удары, а потом все чаще, чаще и радостней
Просим наших учеников проанализировать, как, с помощью чего поэт достигает подобного соответствия звону колоколов. Всматриваемся в звуковой состав слов: «-оло-», «-около-», «колокол-», «-окон-», «эвон». Мы наблюдаем явление, на языке «сухого» литературоведения называющееся ассонансом. (С данными понятиями учащиеся знакомились на словесности)
В стихотворении Рубцова хорошо слышны повторяющиеся гласные звуки «о», создающие ощущения раскатистого, полнозвучного колокольного звона. Повторяются, впрочем, не только гласные – повторяются целые сочетания звуков, из которых состоят слова «колокол » и «звон»
Ну а теперь вернемся к содержанию стихотворения «Над колокольчиковым лугом собор звонит в колокола». Что же? Собор стоит на колокольчиковом лугу?
Он ведь за рекой... Нет, он звонит и над
колокольчиковым лугом; река делает удары
колоколов еще сильнее, еще звучнее. Смотрим, как
разносятся в мире эти звуковые волны:
«Звон заокольный и окольный, у окон...» – по всему
берегу разносится звон, по всей деревне
до самой околицы, и за околицу он уносится.
Но не только это важно. Звону колоколов вторят хрупкие колокольчики, растущие на лугу, их милый, чистый звон. И звону, идущему сверху, с неба, вторит земля простыми луговыми цветами – нежным и трепетным своим украшением.
Кстати, особенно наблюдательные заметят, что на
картине Левиана нет никаких «бревенчатых лачуг».
Картина начинается» с берега. Вспомним, как мы
определили, где находится лирический герой: на
берегу, а за ним, видно, деревня, в окнах которой
отражается вечерняя заря. А в этих »бревенчатые
лачугах» живут крестьяне (крестьяне,
христиане). И по всей крещеной Руси звонят
колокола: колокола православных храмов,
ежедневно и еженощно вспоминающие о Боге и о
Царствии Небесном, и колокольчики Русской земли,
как всякие цветы («остатки рая на земле», по
выражению св. Иоанна Кронштадтского), призванные
напоминать человеку о земле обетованной и о
жизни вечной.
И замечательно тонкой и правдивой по своей
глубинной сути оказывается древняя легенда о
том, как полевые колокольчики послужили
прообразом церковных колоколов!
«До новых радостей и сил» будет раздаваться этот
звон, пробуждая души от духовного сна.
Что же нонимать под этими словами? «До новых радостей и сил» – того времени, когда минует «прежнее» небо и «прежняя» земля и «новое» небо и «новая» земля (Откр. 21, 1) будут приготовлены для достойных вечного блаженства во Царствии Христовом.
Домашнее задание: прочитать рассказ В.Г.Короленко «»Старый звонарь». Выписать непонятные слова, постараться найти их толкование.