В лирике И.А.Бунина 1903-1909 годов заметное место занимает стихотворение "Вечер"(1909 г.) - образец пейзажной лирики, отмеченной четкостью рисунка, пластичностью в сочетании эпического и лирического начал, глубокой философичностью. Стихотворение, написанное в форме сонета (два катрена, два терцена), предполагает наличие глубокой философской направленности. По Бунину, "...у писателя форма неразрывно связана с содержанием и рождается сама собой из содержания". "Вечер" - это не просто пейзажная зарисовка, а сплетение нравственно-эстетических и философских воззрений поэта. Ненасытное жизнелюбие, чувство органической причастности к миру природы, что составляет бунинскую философию единства бытия, желание поэта "вместить в созвучия и звуки" свое осмысление счастья с наибольшей полнотой отразились в данном стихотворении. Певец молодости и счастья, Бунин смог передать в нем многочисленные образно-чувственные переживания, ощущения эмоционального и духовного плана. Поэтому название стихотворения - "Вечер" - нельзя рассматривать как желание поэта зафиксировать временные моменты, задача в другом - показать состояние лирического героя, богатство его внутреннего мира, открытость его души ("окно открыто") для восприятия полноты счастья.
Что выделяет взгляд поэта в открывшейся перед ним картине? Осенний сад за сараем, бездонное небо, сияющие облака. Привычный, ничем особым не выделяющийся пейзаж, но четко обозначенный этими несколькими скупыми мазками. Два катрена раскрывают перед нами мир природы, данный в двух параллелях: мир Земли ("сад осенний за сараем") и мир Неба, чистого, "бездонного", с сияющим облаком. Третья строфа вводит в пейзажную зарисовку открытое окно и севшую на него птичку, а последняя открывает далекую перспективу: вверху - опустевшее небо, внизу - молотилку на гумне. Так создается в нескольких штрихах, сдержанных и неброских, целостный Мир - мир вещный, связанный с человеком (молотилка, гумно), мир природный (сад, небо, облако, птичка), построенный на параллели "небо-земля", и мир внутренний - мир лирического героя, вначале стороннего наблюдателя за окружающим миром, затем осознавшего себя неотъемлемой его частью. Поэтому и не случайным оказывается параллелизм внутри каждой строфы (мир внешний, конкретно-предметный - "я" лирического героя). Бунин не только хорошо видит и знает внешнюю оболочку бытия, но и отображает духовную глубину, которая скрывается за ней. Его влечет некая тайна, которую он желает постигнуть, исследуя зримый мир.
Интересными кажутся и временные рамки стихотворения. Время года- осень, на это указывают и относительное прилагательное "осенний", и "гул молотилки" "на гумне". По общепринятым представлениям, осень - пора зрелости человека, обретения им смысла существования, особого мироощущения, которое дается только богатством внутренней жизни. Время суток - вечер, что обозначено уже в названии стихотворения. Вечер - время постижения мудрости и истины, время, когда человек остается наедине с собой и с Богом и перед ним открываются врата в Царство Божие. Весь лексический строй стихотворения убеждает нас в этом: воздух - "чистый", небо - "бездонное", облако встает "легким белым краем". Чистый, бездонный, легкий, белый... По семантической наполняемости эти слова можно приблизить к одному значению: прозрачный, открытый для постижения и восприятия. Однако картина наступления вечера дается поэтом только во втором терцене: "День вечереет". Так в стихотворении совмещаются разные временные планы (прошлого, настоящего, сиюминутного), которые создают ощущение полноты бытия, полноты счастья. И вся жизнь - ожидание этого момента.
На наш взгляд, композиционно стихотворение можно разделить на три части. Логика композиционного членения такова: философское размышление - образы конкретно-предметного мира. Каждая часть открывается размышлениями лирического героя о постижении счастья, поэтому не случайно слово "счастье" и его однокоренной аналог "счастлив" проходят рефреном через все стихотворение. Своеобразной границей между частями является многоточие, которое грамматически выражает прием умолчания, указывающий на размышления героя. Первая часть содержит сетования о невозможности человека увидеть счастье, которое находится "всюду". Движение в художественном пространстве первой части идет как бы снизу вверх, от осеннего сада к бездонному небу.
О счастье мы всегда лишь вспоминаем.
А счастье всюду. Может быть, оно
Вот этот сад осенний за сараем
И чистый воздух, льющийся в окно.
В бездонном небе легким белым краем
Встает, сияет облако. Давно
Слежу за ним...
Во второй части к сетованиям прибавляется сознание того, что "счастье только знающим дано". Движение стремится еще выше: "небо опустело", раздвигая необъятную ширь для поэтического восприятия и познания мира. К образам природного мира добавляются предметы вещного мира человека: книга, молотилка, гумно. Так во второй части создается пантеистически-объемный образ мира, намечается слияние двух сфер: природной и человеческой, в полной мере осуществленное в последней строке стихотворения.
... Мы мало видим, знаем,
А счастье только знающим дано.Окно открыто. Пискнула и села
На подоконник птичка. И от книг
Усталый взгляд я отвожу на миг.
День вечереет, небо опустело.
Гул молотилки слышен на гумне...
Третья часть, состоящая из одной последней строки, несет на себе основную идейную нагрузку. Мгновение остановилось. Чувство обретения счастья, возникшее при созерцании вселенской глуби, пронзило душу лирического героя, охваченного восторгом ("Все во мне"), обнажая еще один важный мотив в творчестве Бунина - мотив памяти. "Все во мне" - это и прошлое, и настоящее, сиюминутное, и будущее. Человек растворяется в природе, а природа с ее тайнами вмещается в большее человеческое сердце.
Ритмическая и звуковая организация стихотворения обусловлена сверхзадачей поэта - "найти звук". "Как скоро я его нашел, все остальное дается само собой",- писал Бунин. Поэтому звукопись "Вечера" наполняется полифоничными переливами: здесь и льющееся "л" ( "Гул молотилки слышен на гумне"), и милое "м" ("Мы мало видим, знаем..."), и плавное "п" ("Пискнула и села На подоконник птичка"). Но все эти аллитерационные переливы оттеняют звуки ключевого слова "счастье", например, звук "с": "...сад осенний за сараем", "Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне ". В этом не только оригинальность звукописи, но и отличительное свойство стихотворения - "мотив", "напевность", "лиричность". В немалой степени созданию этого музыкального фона способствует и ритмика сонета. О.Н.Михайлов отмечал: "Бунин вскрывает неизведанные возможности, заложенные в "традиционном" стихе, не в ритмике, нет - чаще всего это пяти- или шестистопный ямб..." Стихотворный размер - ямб, перекрестная рифма, разностопность
6-5-6-5
6-5-6-5
6-5-5
6-5-5,
пропуски ударений (наличие пиррихия) придают интонации легкость, непосредственность, простоту. Раскованному течению стиха во многом способствуют и переносы, к которым Бунин прибегает в каждой строфе. Они придают поэтической речи необходимую для данного момента внутреннюю взволнованность, а главное - частично разрушая метрическое членение стихотворной речи, приближают ее к эпическому повествованию. Это вполне оправдано: за предметным изображением скрыта работа мысли лирического героя, процесс постижения Божественного в себе.
Может быть, оно
Вот этот сад осенний за сараем...
Давно
Слежу за ним...
И от книг
Усталый взгляд я отвожу на миг.
Плавность нарушается только во втором терцене, когда в первые стопы врывается хорей: лирический герой постигает тайну счастья. А последняя строка звучит опять ровно и плавно, звучит заключительным аккордом радости бытия, сливаясь в возглас: "Все во мне". Короткие слова последней строки ("Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне") не только оттеняют глубокую задумчивость героя, но и создают звуковой образ счастья как прочного чувства, наполнившего душу героя небывалым восторгом и вселенской гармонией. Бунин нашел звук, олицетворением которого может служить "молотилка", издающая, как известно, не монотонные звуки, а гул, включающий в себя все разнообразие существующих тонов: от высоких до низких, от глухих до звонких.. Это разноцветье звуков мира услышал и лирический герой стихотворения (а слух у него особый: точный, острый), вот почему он бесконечно счастлив.
Особое место в смысловой и ритмической организации стихотворения занимает синтаксический уровень поэтической речи, который несет в себе не только ритмико-интонационную, но и идейно-содержательную нагрузку. Простые предложения, составляющие основу синтаксического строя стихотворения, приближают поэтическую речь к разговорной, к эпическому повествованию, это обусловлено задачей Бунина - показать, что за простотой скрывается глубокая философская сущность бытия. Эту же смысловую нагрузку несут и неполные предложения: "А счастье всюду", "Все во мне". Прямой порядок слов не вызывает волнения у читателя так же, как и спокойная перечислительная интонация в ряде предложений с однородными членами ("Мы мало видим, знаем...", "Я вижу, слышу, счастлив"). Второй катрен рисует образ бездонного неба, этот образ воспринимается лирическим героем на зрительном уровне. Именно здесь лирическое "я" обрело, хотя еще робко и несмело, явное грамматическое выражение в форме глагола 1 лица ( в определенно-личном предложении "Давно Слежу за ним"). В дальнейшем лирическое "я", оторвавшись от безликого "мы", зазвучит отчетливо и ясно: "Я вижу, слышу, счастлив".
Обращает на себя внимание и словесное наполнение сонета. Бытие в его сиюминутном и беспредельном течении, человеческое стремление овладеть этим феноменом - вот какими духовными запросами наделено и стихотворение, и каждое его слово.
Первая часть рисует картину, открывшуюся из окна взору лирического героя, а взгляд его останавливается на предметах, находящихся вблизи: сад, сарай. Льющийся из окна воздух заставляет расширить пространственные рамки и увидеть "бездонное небо" и белое, сияющее облако. В двух строках - основные образы поэзии Бунина. Один из них - небо, "бездонное", открывающее двери во Вселенную, связывающее Космос и душевный мир лирического героя. Второй - сияющее облако. Сияние, блеск - эти слова можно назвать ключевыми в творчестве поэта. Вся поэзия Бунина освещена сиянием, сверканием, блеском ("Повсюду блеск, повсюду яркий свет...") А что же скрывается за сияющим облаком в стихотворении "Вечер"? Солнечный блеск? Яркие сполохи? А может быть, нимб? Пока ответа на этот вопрос во втором катрене не дано, но лирический герой следит за облаком "давно". Слово "давно" заставляет задуматься. Какой временной промежуток скрывает оно в себе? Вечер, день, сутки, месяцы, годы? Наверное, жизнь. Не случайно используется прием умолчания в середине третьей строки, выраженный многоточием. Канонически прием умолчания используется для указания на размышления и раздумья лирического героя. "Давно" рождает воспоминание об облаке, сопровождающем всю жизнь и таящем в себе загадку, открывающуюся не сразу, а только "вечером" - в период зрелости и постижения мудрости, когда все бездонно и прозрачно. Прозрачны у Бунина и поэтические тропы. Эпитеты настолько просты, что кажутся лишь обычными определениями: "осенний" сад, "чистый" воздух, "бездонное" небо, "легким белым" краем. Может создаться обманчивое чувство, что все это известно, знакомо, все это легко увидеть.Но именно за этой простотой скрывается глубинная сущность миропонимания Бунина: чистота, просветленность, способность "видеть, слышать" нечто таинственное, недоступное обычному взору. Единственное сравнение - "легким белым краем" встает облако - не только усиливает атмосферу таинственности (какой "край"? чей "край"?), но и стирает границы между небом и землей. Так от конкретики природного мира лирический герой переходит к философским размышлениям. Почему взор человека охватывает огромное пространство, но в то же время это оказывается недостаточным для "знания"? В этом своеобразная антитеза между "видением", "слухом" и "знанием", "пониманием" счастья. Примечательно во второй строфе повторение однокоренных слов в непосредственной близости друг от друга, что характерно больше для устной речи: "Мы мало видим, знаем, а счастье только знающим дано". Значимость этих строк в стихотворении велика. Они являются итогом размышлений о счастье, возникших у лирического героя после созерцания незатейливой картины бездонного неба со встающим на нем облаком, и одновременно началом постижения таинственной связи природы и человека.
... Мы мало видим, знаем,
А счастье только знающим дано.Окно открыто. Пискнула и села
На подоконник птичка. И от книг
Усталый взгляд я отвожу на миг.
День вечереет, небо опустело.
Гул молотилки слышен на гумне...
Третья строфа предельно проста и ясна по своей лексической наполняемости. Казалось бы, что может быть проще: "Окно открыто. Пискнула и села на подоконник птичка"? Но именно в этих строках заключается бунинский идеал словесного обрамления: "Существительное, глагол, точка, ну, - может быть! - самое необходимое придаточное предложение, по-детски ясное". И сразу понятно, что именно так, по-детски ясно и просто, человеку открывается Божественное. Конкретно - предметный мир наполняется глубоким философским содержанием, в стихотворении возникает мотив поиска, неостановимого движения к тайнам бытия. Открытое окно - это не просто предмет вещного мира; оно становится окном в Космос, путем слияния макрокосма (Вечности) и микрокосма (внутреннего мира человека). Образ окна встречается и в первой части стихотворения, через него в комнату льется (именно "льется", а не "врывается", что говорит о гармоничности, умиротворении в душе лирического героя) "чистый воздух". В этом - чувство органической причастности к миру природы, понимаемом в широком, вселенском смысле. Бунин был убежден, что "каждое малейшее движение воздуха есть движение нашей собственной жизни", тем самым подчеркивая философию единства бытия, которую он воплощал в конкретных образах. Во второй части стихотворения появляется еще один своеобразный символ - "птичка". Примечательно, что Бунин обычно редко пользовался родовыми понятиями - птица, дерево, цветок. В его произведениях поют, летают, порхают соколы, орлы, синицы и т.д. Везде определенность, конкретность. Но в стихотворении "Вечер" "птичка" превращается в обобщенное понятие, поднимая размышления лирического героя на философскую высоту. Птица - тварь Божья, посланник Бога, именно она несет в себе слово Божие, нужно только услышать его. Поэтому не случайно использование уменьшительно-ласкательного суффикса -к- в слове "птичка", а также глагола "пискнула". Как порой незаметны в нашей жизни проявления Божественного начала! Нужно только увидеть маленькую птичку, услышать ее слабый писк, но ..."мы мало видим, знаем", "слышим". Здесь необходимо остановиться и проследить, как употребляются личные местоимения в тексте. В первой части лирическое "я" героя сливается с "мы": "О счастье мы всегда лишь вспоминаем", "Мы мало видим, знаем". В этих строках Бунин воплощает ту роковую неспособность человека разобраться в себе и окружающем мире, которая с особенной силой проявится в его прозе ("Сны Чанга", "Петлистые уши"): "... все мы говорим "не знаю, не понимаю" только в печали, в радости всякое живое существо уверено, что оно все знает, все понимает". "Все мы" - это круг обреченных на непонимание. Поэтому не случайно Бунин завидовал герою средневековых легенд Агасферу, обреченному на вечные скитания, и утверждал, что счастливее человека, чем этот вечный странник, нет: он все видел, все знает, будет знать. Отсюда желание поэта выделить лирическое "я" из многоголосого "мы". В своем незнании мира лирический герой вначале отождествляет себя с безликой толпой, неспособной понять и воспринять таинственное проявление Божественного в природе и человеке. Но постепенно уставший от книг лирический герой (может быть, в них он пытался постичь сокровенное?) приходит к осознанию своего "я", уловив тот самый миг, когда окно в Космос открыто и "душа с душою говорит". Так Бунин утверждает неповторимую ценность всякой минуты, прожитой человеком наедине с природой. В конце стихотворения лирическое "я" звучит мощно и свободно, повторяясь неоднократно: "Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне". В этом своеобразная антитеза: лирическое "я" и безликое "мы".
Что же открывается усталому, но просветленному взгляду?
День вечереет, небо опустело.
Гул молотилки слышен на гумне...
Темнота ("день вечереет")? Пустота ("небо опустело")? Нет, картина безмерного вселенского пространства, в которой выражено стремление поэта заглянуть за черту видимого, понять вечное, неуловимую поступь высших сил. Поэтому связь с конкретным миром заметно ослабевает. Даже предметы вещного мира ("молотилка", "гумно") только называются, но они не видны поэтическому взору, до лирического героя доносится лишь отдаленный "гул". Так появляется в стихотворении философски насыщенный мотив души, полной света, жизни и как бы возвращающейся на свою родину - в "бездонное небо". Лирический герой стремится прикоснуться к тайному, остановить миг, оторвавшись от книжной схоластики. Эти две строки передают ощущение сиюминутности, когда временные и пространственные границы раздвигаются и герой, отделяясь от вещного мира, постигает счастье "видеть, слышать". В этом органическая связь стихотворения Бунина с известными строками Пушкина: "Восстань, пророк, и виждь, и внемли".
Бунин мечтал об освоении вечных тайн человеком, повсюду искал восхождения к идеалу, но не находил его в многолюдном мире ("Мы мало видим, знаем"). Свои трепетные переживания: ожидание счастья, пробуждение души - он ярко и полно выразил в стихотворении "Вечер", в котором громко и впечатляюще (как итог просветления души) звучит последняя строка: "Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне ". В этой строке, которую можно воспринимать как отдельную композиционную часть стихотворения, заключены нравственно-эстетические ценности человеческого счастья, нашедшие затем отражение в рассказе "Братья" (1914 г.), в конкретно-авторском постижении сладостного пробуждения и расцвета души юного рикши. Молодой юноша чувствовал великую жажду "вместить в свое сердце весь зримый и незримый мир и вновь отдать его кому-то". В стихотворении "Вечер" эта мысль звучит мощно и глубоко. Лирический герой уловил миг приобретения счастья - полного слияния с природой, а счастье доступно лишь тем, кто проник в ее тайны, "только знающим". Себя поэт относил к числу счастливых, к числу тех, кто, отбросив все наносное, трепетно и терпеливо ожидал минуты полной гармонии души и космоса. Не случайно использование Буниным наряду с глаголами "вижу, слышу" формы краткого прилагательного "счастлив", которое, как известно, заключает в себе одномоментность чувства, непостоянный признак. Счастливым можно ощущать себя "всегда", лишь вспоминая о счастье ("О счастье мы всегда лишь вспоминаем"), а истинный момент его обретения дается в жизни только раз. Обращает на себя внимание использование видовременной категории глаголов: облако "встает, сияет", "слежу за ним", "видим, знаем", "отвожу", "вечереет", "вижу, слышу". Глаголы несовершенного вида настоящего времени указывают на незаконченный процесс познания тайн бытия, сопровождающий человека всю его жизнь. И только тот миг, в который лирический герой познал счастье, передается с помощью глаголов совершенного вида прошедшего времени: птичка "пискнула и села", небо "опустело". Смысловая нагрузка данных глаголов - показать быстротечность минуты слияния души и неба, невозможность уловить ее обычным взглядом. Лирический герой богатством внутренней жизни, способностью воспринимать тончайшие проявления Божественного в себе и в мире смог обрести счастье: "Я вижу, слышу, счастлив. Все во мне". Этот заключительный аккорд стихотворения созвучен библейской мудрости: "Царство Божие внутри вас". Глубина последней строки раскрывает нам смысл высокой духовной гармонии, которую несет бунинское стихотворение. А способность Бунина писать, по его определению, "из самого себя" во многом проясняет идейное своеобразие "Вечера" и сближает автора и лирического героя в желании приобретения и ощущения счастья. Видеть, слышать, чувствовать природу - величайшая радость для человека. Счастье.