Действующие лица
Рассказчик 1 – Здравствуй, дорогой зритель. Вот мы и снова встретились в этом зале. «Что нам предстоит узнать сегодня» - , спросишь ты. И я отвечу – мы будем говорить о человеческих судьбах, мы будем говорить об истинах.
Есть в истории науки конфликт, о котором до наших времен все говорят с особой осторожностью, ибо конфликт этот возник в результате недоразумения, раз и навсегда изменившего судьбу науки и людей, творивших эту науку.
Рассказчик 2 – Мы говорим о таких великих деятелях, как сэр Исаак Ньютон и Готфрид Вильгельм фон Лейбниц. Конфликт возник вокруг исследований о функциях. Раздор о первенстве в получении результатов привлек внимание всей общественности своего времени. Но было ли место для конфликта? Сегодня достоверно известно, что нет. Ведь каждый из них шел своим путем, и лишь один Бог ведает, как сильно могла уйти вперед наука, если бы эти мыслители встретились тогда в далеком прошлом.
Рассказчик 1 – Но тебе, мой зритель, наверняка хочется все увидеть своими глазами. Да, я покажу тебе все, как было, от колыбели до могилы. Смотри, во дворе январь. 4 числа этого сурового зимнего месяца в 1643 году в местечке Вулсторф Линкольншир, что в Англии, явилось нашему миру чудо из чудес.
(Звучит таинственная музыка)
Природа и ее законы были покрыты мраком;
И сказал бог: «Да будет Ньютон!»
И все стало светло.
1. Рождение Ньютона
Слышен плач новорожденного ребенка, который, впрочем, быстро затихает. Выбегают повитухи.
Повитуха 1 – Нужно идти в город за травами и мазями. Может нам удастся его выходить.
Повитуха 2 – Но вы же видите, надежды нет. Он и плакать перестал.
Повитуха 1 – И все-таки, пожалейте сироту. Пойдемте, попробовать стоит.
Рассказчик 2 – Несколько часов дитя молчало, и даже мать подумала, что он не выживет. А отправленные за лекарствами женщины совсем не спешили возвращаться. Но…
Плач ребенка усиливается. На сцену выходит мать Ньютона с ребенком на руках. Ее лицо усталое, вытирая лоб, она грустно улыбается.
Мать Ньютона – Значит, ты решил остаться со мной… Я назову тебя Айзек, что означает смеющийся. Видимо, у Бога свои планы на счет тебя, Айзек. Жаль лишь, что отца твоего нет со мной. И мне придется связать свою жизнь со старым священником из соседней деревни. Но я буду делать все, чтобы ты ни в чем не нуждался, сын мой.
На сцене появляется человек в одежде священника.
Священник (радостно подбегает, целует руку даме) – Миссис Ньютон, поздравляю вас с сыном. Приехал, как только смог. Мне передали также, что вы наконец-то, ответили согласием. Будьте уверены, ваш сын будет обеспечен и счастлив.
Мать Ньютона – Могу ли я приказать закладывать карету для себя и сына, чтобы завтра же отъехать с вами, сэр?
Священник (смущается и отходит в сторону) – На первых порах мы все поживем здесь, а после, когда ребенок немного повзрослеет и сможет обходиться без вас, мы с вами вдвоем уедем в мое имение. Оно не так далеко отсюда, вы сможете часто навещать сына.
Мать Ньютона – Айзек не будет жить с нами?
Священник – Да, миссис Ньютон. Но он будет объявлен моим наследником, а также усыновлен мною.
Мать Ньютона (минуту поразмыслив) – Да, сэр. Пусть будет так. Простите, вы не могли бы теперь оставить меня ненадолго. Мне нездоровится.
Священник с поклоном уходит.
Рассказчик 2 – В течение следующих лет отчим практически не общался с пасынком. Именно этим душевным надломом в детстве некоторые современные исследователи объясняют болезненную нелюдимость и желчность Ньютона, проявившиеся впоследствии в отношениях с окружающими.
Рассказчик 1 – Но время шло, зимы менялись веснами, и наш малыш рос на ферме. Он стал учиться в сельской школе. Не думайте, что он проявил свой гений тогда, нет, учился неважно. Но именно там произошло событие, которое можно ставить в пример многим современным ученикам, и которое, в свою очередь, переменило судьбу маленького Айзека.
На сцену выбегают два мальчугана.
Томми – А, ты опять плохо решил задачки, ты сельская бездарь, убирался бы на свою ферму.
Айзек – Да как ты смеешь?
Томми – Я самый лучший и в науках и в борьбе, а ты - слабак. (неожиданно ударяет Айзека головой в живот и, смеясь, убегает).
Огорошенный болью и обидой Ньютон долго не может прийти в себя. Затем тяжело встает и грозится вслед убежавшему:
Айзек – Мы еще посмотрим, кто умней! Мир еще узнает имя Ньютона, а несчастный Томми в безвестии сгинет… Я стану лучшим во всех науках, я, если надо будет, докажу все законы бытия. Бог на стороне настойчивого.
Рассказчик 2 – Вот таким он был упорным и честолюбивым с самого детства этот Исаак Ньютон! И обещание свое выполнил. И гений его проснулся и стал развиваться. В семнадцать лет он поступил в Кембриджский университет, где ему покровительствует учитель и друг - Айзек Барроу.
(необязательно -Но не все было гладко для малообеспеченного юноши. Чтобы бесплатно учиться в Кембридже, ему приходилось выполнять роль слуги для более богатых студентов. Так что уже в эпоху, когда к великому ученому пришла слава, многие богачи могли похвастать, что им чистил ботинки сам Ньютон.)
Рассказчик 1 – Рвение, с которым молодой человек постигал науки, можно было сравнить лишь с одержимостью. Один за другим он изучает труды Евклида, Декарта, Кеплера, Коперника. Не механически, а аналитически. Вскоре доказывает теорему о биноме, получившем впоследствии имя - бином Ньютона.
2. Доказательство теоремы о биноме – на экране.
Рассказчик 2 – Но наша история не только о нем. Отставая в возрасте от Ньютона всего на три года в Европе в это время живет еще один поразительный гений, оставивший глубокий след в истории человечества. Это был Готфрид Вильгельм Лейбниц.
Одаренный с самого детства всевозможными талантами, он поражал искусным умом своих учителей и сверстников.
Рассказчик 1 – Такой дипломатичности, вежливости, воспитанности, скромности, в сочетании с пытливым, всеобъемлющим умом, редко можно встретить в одном человеке. Своими блистательными работами он сразу стал заметен и привлекал внимание видных политических деятелей своей страны.
А вот и они... Видите, барон Бойнебург и архиепископ Майнцский ждут молодого Лейбница, которому доверят дипломатическую миссию в Париж.
3. Назначение Лейбница в дипломатический корпус в Париж
На сцене сидят барон Бойнебург и курфюрст архиепископ Майнцский. Входит Лейбниц.
Лейбниц – Приветствую вас, господа.
Барон – О, герр Лейбниц, прошу, садитесь. Господин архиепископ, имею честь представить вашей светлости юного гения, магистра философии и тонкого знатока юриспруденции – Готфрида Лейбница.
Лейбниц привстает и кланяется.
Архиепископ – О, сын мой, имя твое громом звучит в устах учителей твоих. Говорят, Лейбниц не любит ссор, но очень искусно умеет мирить спорщиков. Дипломатическая карьера открыта перед твоими стопами, сын мой.
Лейбниц – Я благодарю вас, ваша светлость. Но, по правде говоря, я сейчас сильно интересуюсь точными науками, нежели гуманитарными.
Архиепископ – Ты понимаешь, сын мой, что меня весьма волнует сохранение мира в границах Священной Римской империи, а также между Германией и ее соседями. Я прошу тебя всецело погрузиться в мои планы.
Барон – Быть может, твой пытливый ум найдет какой-нибудь ловкий план, чтобы отвернуть от нашей одряхлевшей после Тридцатилетней войны страны взор короля Франции.
Лейбниц – У меня есть размышления на этот счет. Если вы позволите, господа.
Архиепископ – Извольте, юноша.
Лейбниц – Я бы представил королю Франции разработанный мною подробный план завоевания Египта.
Барон – Египта?
Лейбниц – Да, господин барон, я настаиваю, что такое завоевание более приличествует величию христианского монарха, чем война с мелкими и незначительными европейскими странами.
Архиепископ (усмехается) –Умно. Я немедленно ознакомлюсь с вашим планом и напишу Людовику XIV письмо с просьбой о назначении вас в дипломатическую миссию в Париж. Это его немного отвлечет. Надеюсь, и вам поездка принесет множество успехов в дипломатической карьере.
Архиепископ уходит.
Барон – Вас ждет блестящее будущее, юноша. Ваши книги печатаются повсюду за границей. Германия гордится, что у нее есть такой славный ученый муж. Быть может, ты выведешь нашу страну из застоя в науке.
Лейбниц – Уверяю вас, не влечет дипломатическая деятельность. В Париж я еду, прежде всего, с целью познакомиться с видными учеными, и если мне посчастливится увидеть их и общаться с ними, то более я ничего и не желаю от Всевышнего.
Барон – Так или иначе, герр Лейбниц, езжайте. Пусть поможет вам Бог.
Рассказчик 2 – План Лейбница был настолько подробным, что в свое время сам Наполеон перед экспедицией в Египет ознакомился с ним в архивах. Но речь не об этом. Лейбниц прибыл во французскую столицу. Хотя ему и не удалось встретиться с королем, но четыре года, проведенные во Франции не прошли даром. Он познакомился с высшим светом французской ученой мысли своего столетия.
Рассказчик 1 – Мы точно знаем, что наибольшее влияние на научное мировоззрение Лейбница оказал Христиан Гюйгенс. Но знакомство их состоялось в результате курьезного случая. Итак, 1672 год Франция Париж Книжный магазин…
4. Курьез 1672 год Франция Париж Книжный магазин
На сцене имитация книжного магазина. Из салона выходят две дамы, им навстречу с поклоном входит Лейбниц, одет скромно, совершенно не внушительно. На одной из дам он некоторое время задерживает свое внимание.
Продавец – Прощайте, сударыни. Благодарю за покупку, надеюсь, мои печатные изделия придутся вам по душе. Приятного чтения.
Лейбниц проходит внутрь магазина. Продавец критически осматривает его, возвращается на свое место. Лейбниц берет со стоек книги о физике.
Продавец – Зачем вам картезианская философия? Разве вы способны читать и понимать написанное в таких книгах, господин?
Лейбниц – (молчит, берет другую книгу)
Продавец – Однако меня удивляет ваша настойчивость. Вы же решительно ничего не сможете понять. Это же Бенедикт Спиноза…
В магазин входят Роберт Бойль и Христиан Гюйгенс.
Бойль – Великому Лейбницу привет и уважение!
Лейбниц – Приветствую вас, месье Бойль. Как ваше здоровье?
Продавец (подбегает) – Как, месье Бойль, неужели я имел честь видеть в своем магазине самого Лейбница. О, господин Лейбниц, мои извинения. Я был непростительно высокомерен и груб. Ваши работы пользуются здесь особенным успехом. Юридические конторы, дипломатические деятели всенепременно покупают ваши труды. Я прошу прощения.
Лейбниц – Полно, сударь, я не в обиде.
В это время Гюйгенс перелистывает какие-то книги.
Бойль – Но, позвольте представить вам моего старого друга Христиана Гюйгенса. Этот человек в настоящее время пишет теорию маятников. Изучает колебания и волны. Уверяю, вам, непременно, нужно побывать в его лабораториях.
Гюйгенс – Весьма польщен, весьма польщен. Герр Лейбниц, буду рад видеть вас у себя.
Лейбниц – Не хочу показаться навязчивым, но мне известны некоторые разработки блистательного Паскаля. Я сейчас вполне мог бы заняться изготовлением счетной машины.
Гюйгенс – Если бы вы знали, насколько бы облегчился наш труд, если б отсутствовала рутина в выполнении арифметических подсчетов, не правда ли, коллега (обращается к Бойлю).
Все вместе выходят из магазина.
Гюйгенс – Я завтра же жду вас в три в своей лаборатории. Вот здесь написан адрес, вы легко найдете меня.
Рассказчик – Да, не прошло и двух лет, как первый вариант арифмометра был представлен Гюйгенсу.
6. Лейбниц в гостях у Гюйгенса
Лейбниц – Я восхищен вашим изобретением, Христиан. Ваши часы с маятником – дивное творение для нашего века. Теперь мы можем измерять время намного точнее.
Гюйгенс – Я изложил теорию колебаний, я считаю, что многие процессы можно описать в терминах этой теории.
Лейбниц – Знаете ли, дорогой друг, изучая ваши работы и наблюдая опыты, я выявил измеримые величины, которые сохраняются при движении. Я назвал это кинетической энергией маятника и потенциальной его энергией. И, самое главное, из всех опытов следует, что при колебаниях сохраняется сумма этих двух энергий. Мне вот что интересно, а можно ли этот вывод употребить в других системах.
Гюйгенс – Дайте-ка мне почитать ваши записи, герр Лейбниц.
Лейбниц (передает свитки с записями) –Я пришел к оригинальной гипотезе, мсье Гюйгенс, о строении Вселенной: мне кажется, вся она состоит из больших и малых "маятников" - замкнутых систем, внутри которых энергия переходит из одной формы в другую. Каждая такая система неограниченно сложна внутрь себя. Но есть минимальные системы, я их назвал - монады, на которые разлагается физический мир, подобно тому, как текст разлагается на буквы, или как любое логичное рассуждение разлагается на элементарные утверждения и выводы. Например, свет Солнца, вероятно, состоит из монад. Поэтому не имеет смысла спор о том, являются ли частицы света точками или волнами: они - и то, и другое!
Рассказчик – Только в 20 веке физики согласились с этой моделью Лейбница; "монады" теперь называют элементарными частицами и изучают их с помощью очень сложной математики. Но в начале 18 века никто из физиков или математиков не принял догадку Лейбница всерьез: ведь ее не удавалось проверить путем опыта или расчета, а девиз эпохи был таков: Nullius in verba ≈ "Ничего на словах"!
Гюйгенс – Как интересно вы рассуждаете, мой друг, но ведь все, что вы говорите – всего лишь слова, мы не можем никак ни доказать, ни опровергнуть ваши утверждения. У нас даже нет хороших счетных устройств, которые могли бы не только складывать и вычитать, но хотя бы умножать. Только машина господина Паскаля немного облегчает нам жизнь.
Лейбниц – Ну здесь вы недооцениваете вашего покорного слугу. Если я не могу доказать законы нашего бытия, это не значит, что я оставлю такого великого мыслителя без удобного устройства для счета. Я привез предварительный экземпляр моего арифмометра. Сейчас ваши слуги, наверное, внесли его в вашу гостиную, месье. Пройдемте.
Гюйгенс – Машина?... И что она лучше, чем машина Паскаля?
Лейбниц – Это мое творение. Я же говорил вам, что недостойно таким замечательным людям, подобно рабам, терять время на вычислительную работу, которую, безусловно, можно было бы поручить любому лицу при использовании машины.
Гюйгенс – Замечательно, коллега. И что же она может?
Лейбниц – Она, уверяю вас, бесконечно отличается от машины месье Паскаля. Она позволяет совершать и умножение, и деление над огромными числами мгновенно, причем, не прибегая к последовательному сложению и вычитанию. И единственная трудность, с которой я встретился – это, увы, трение механизмов. Главная причина сбоев… и, конечно, финансирование.
Гюйгенс – Сколько она стоила вам?
Лейбниц (задумчиво)– Я не мог рассчитывать на помощь моего короля. Пришлось отдать почти все мое жалование, заложить часть имущества, месье… В общем, в таком предварительном варианте я уже истратил на нее 20000 талеров.
Гюйгенс – Бог мой, но это же почти три годовых жалования министра Франции.
Лейбниц (в сторону зрителя) –Я служу науке, миру, людям. А на этом пути меня ничто не остановит.
Рассказчик – Лейбниц предложил совершенно новый принцип «ступенчатого валика». Этот принцип оказался настолько плодотворным, что сохранился в конструкциях арифмометров даже до наступления эпохи электронных компьютеров: например, завод «Счетмаш» в СССР уже в послевоенные времена выпускал арифмометры ВММ-2, построенные именно по этому принципу. Полное построение машины заняло у Лейбница 40 лет. Обошлась она ему более, чем в 40000 талеров личных средств, т.к. никакой из королей не согласился на ее финансирование.
Рассказчик 2 – А в это время в Великобритании дела развивались с не менее внушительной скоростью для своей эпохи. К концу 1660-х – началу 1670-х относится изготовление Ньютоном телескопа-рефлектора, за что он был удостоен избрания в Лондонское королевское общество (1672).
Основные интересы Ньютона в этот период лежат в области химии, в частности трансмутации золота и золотосодержащих металлов.
Рассказчик 1 – Но тайно он работает над своим фундаментальным трудом – Математические начала натуральной философии. И если для нас, читатель, это уже стало чем-то обыденным, то в те времена, скажу я тебе, наука встала перед этой проблемой, как перед стеной, и кто-то должен был представить эту теорию. Наш упорный Ньютон работает день и ночь, до того усердно, что порой забывает о еде.
Я приподниму завесу времени, и ты, мой зритель, увидишь, какие курьезы случались в доме нашего гения.
5. Курьез Ньютон за обедом
Стол накрыт на сцене. Ньютон ходит в ожидании, наконец, входит его друг Кристофер Рен.
Ньютон – Сударь, поистине вы заставили меня ждать. Прошу садитесь. Эмми, не медлите, несите горячее.
Экономка суетно уходит, возвращается с курицей.
Эмми – Сэр, но куда же вы? (Изумленно смотрит вслед уходящему Ньютону) Я же все подала. А как же ваш гость?
Ньютон – Я прошу простить меня, но я внезапно понял одну замечательную идею… Я вернусь через пять минут, Рен. Я думаю, вы не в обиде на меня. Я ненадолго.
Рен разводит руками. Ньютон уходит. Эмми и Рен переглядываются.
Рен – Эмми, я прошу вас, накладывайте мне. Раз он ушел в лабораторию, то я вас сейчас рассмешу. Давайте вашу курицу, по крайней мере, не оставаться же мне голодным.
Рен доедает.
Рен – А сейчас мы переложим обглоданные кости в тарелку нашего гения. Он до того рассеян, что должен поверить, что уже отобедал со мной. Впрочем, рассеянность, как известно, - высшая степень сосредоточенности. … Так, накроем салфеткой.
Эмми (в изумлении) – Что вы, сэр… делаете?
Рен – Сейчас увидите, Эмми. Совсем не беспокойтесь. Сколько времени он отсутствует?
Эмми – Уже более получаса.
Рен – Этого достаточно, чтобы он и не вспомнил. Ага… вот он идет.
Входит невозмутимый Ньютон. Он садится, как ни в чем не бывало, за стол.
Ньютон – Так так, о чем это мы с вами говорили, Рен, я так задумался, что потерял мысль.
Рен – Вы утверждали, сэр, что должна существовать некая сила, которая удерживает планеты друг возле друга, не давая им разлететься…
Ньютон – Ах, да, я вас уверяю, что мне удалось доказать, что величина этой силы как-то связана с расстоянием между планетами и их массами. (Ньютон берет салфетку, смотрит на тарелку). Интересно, оказывается, я уже пообедал. (Оглядывается на Рена, Эмми. Те оба пожимают плечами). Вот ведь как можно ошибиться! Эмми, все было великолепно, вы, как всегда, на высоте. Ну, впрочем, пройдемте, Рен, продолжим у меня в лаборатории.
Рен и Эмми улыбаются друг другу.
В лаборатории Рен и Ньютон рассматривают записи на столе.
Рен – Я знаю, вы расстроитесь, услышав это от меня, но я беру на себя смелость сказать, вы должны встретиться с Робертом Гуком.
Ньютон – Ни за что. Вам известна моя неприязнь к этому человеку. Я вообще нелюдим.
Рен – Но нельзя же допустить, чтобы два виднейших ума не поделились идеями, о которых размышляют одновременно.
Ньютон – Что вы имеете в виду, Рен?
Рен – Гук опубликовал свои представления о солнечной системе. И он назначен секретарем Королевского общества. Гук хочет предать забвению все прежние распри и приглашает нас, а, прежде всего вас, собраться и поговорить о законах движения тел.
Ньютон – Не знаю, смогу ли я простить ему. Я подумаю и скажу вам после.
Рассказчик 2 – Если бы ты знал, зритель, как сильно не любил Ньютон Гука, то понял бы почему ему так не хотелось идти на это собрание.
Рассказчик 1 – Ну, сказать по правде, мне тоже не понравилось бы, если меня публично стали обвинять в некомпетентности в научных исследованиях. Да, Ньютон, однажды имел случай нарваться на полемику с Гуком по поводу своей новой теории света. Этот спор привел к тому, что Ньютон долго не опубликовывал подготовленную Оптику, дожидаясь смерти Гука целых 30 лет. И самое главное, с тех пор Ньютон боится публичных выступлений.
Правда на собрание он все таки пошел.
6. Сцена Гук и Ньютон
Рассказчик 2 – Итак, на сцене вся научная элита Лондона. Роберт Гук, Исаак Ньютон, знаменитый астроном Галлей, и уже знакомый нам королевский архитектор Кристофер Рен.
Гук – Очень хорошо, что все мы сегодня собрались здесь, забыв наши старые распри. У меня для вас несколько новостей. Во-первых, заинтересованный работами нашего Ньютона, а в первую очередь его телескопом, в Лондон хочет ехать Готфрид Лейбниц.
Ньютон – Я сразу же отказываюсь от всяких личных встреч с ним. Меня не интересуют досужие иностранные туристы, господа, которые без разбора суют нос в дела, в которых не мыслят ничего.
Халли – Вы, слишком резки, мой друг. Лейбниц везет с собой свой арифмометр. Эта машина, поговаривают, может даже возводить в степень и извлекать корни. Так что я обязательно буду в этот день при дворе, чтобы собственными глазами увидеть чудо современной мысли в вычислительных машинах.
Рен – Да и мне, как архитектору, не мешало бы посмотреть на это. Королева Анна весьма благосклонно относится к этому дипломату, с которым ведет активную переписку. Думаю, мы не пожалеем.
Гук – Но, позвольте же мне закончить. Кто-нибудь из вас, коллеги, знаком с его научными гипотезами? Они удивительны. Лейбниц ищет абсолютную гармонию в мире. Он сравнивает все порядки бытия с арифметическими действиями.
Ньютон – Этот провинциальный немец хочет научить нас считать?
Гук – Нет, он мыслит намного глубже, господа, он хочет применить такие же правила к человеческим умозаключениям. Всякую истину он обозначает единицей, а ложь – нулем.
Единица – божественна, тогда как ноль – небытие. И всякий раз, когда мы прибавляем к нулю один, мы совершаем акт божественного творения всего сущего из ничего.
Халли – Несомненно, красивая теория.
Ньютон – Да, но где ее применить? К чему приурочить двоичность мира, представляемую этим романтиком с континента. Определенно, я не стану с ним встречаться, даже, если он и будет желать видеть меня сам, я уклонюсь. Меня более волнует устройство нашей Солнечной системы, господа.
Гук (усмехается) – И что же вам пришло на ум?
Ньютон – Я рассудил, что траектории планет солнечной системы похожи на трилистник.
Гук (торжествуя) – Нет. Нет, нет и нет. Свойства кривой линии, любезный Айзек, обусловлены притягательной силой, под действием которой падающие тела на Землю отклоняются к юго-востоку. И я думаю, что траектории планет – эллипсы.
Ньютон (непримиримо вскакивает) - Я согласен с вами, что тело на нашей широте будет падать больше на юг, чем на восток … Но … тело не будет описывать эллипсоидальную кривую.
Гук (раздражаясь) – Вы даже не вникли в то, что я говорю вам. Та самая притягательная сила, о которой вы так много пишите в своих работах, связана с квадратом расстояния между планетами. И я не сомневаюсь, что при помощи вашего замечательного метода вы легко установите, что это должна быть за кривая и каковы ее свойства …
Ньютон – Пожалуй, мне пора. С вашего позволения господа. (Идет к выходу, произносит в сторону зала). Этот чертов Гук, опять публично указывает мне на место. Но все таки он прав. Мне необходимо пересчитать все выводы.
Рассказчик – Что и в какой последовательности происходило в последующие четыре года, нам точно неизвестно. Дневники Гука за эти годы (равно как и многие другие его рукописи) впоследствии странным образом исчезли, а Ньютон почти не выходил из своей лаборатории. Раздосадованный своей оплошностью, Ньютон, конечно, должен был сразу же взяться за анализ четко сформулированной Гуком задачи и, наверное, вскоре получил свои основные фундаментальные результаты, доказав, в частности, существование центральных сил при соблюдении закона площадей и эллиптичность планетных орбит при нахождении центра притяжения в одном из их фокусов. На этом Ньютон счел, по-видимому, разработку основ развитой им позже в Началах системы мира для себя завершенной и успокоился.
Рассказчик –Пока Ньютон уединился в своем поместье, разрабатывая свой главный научный труд, в издании которого принимал участие сам Халли. В Лондон под предлогом очередной дипломатической миссии прибыл Лейбниц. Королевское общество приняло его хорошо, терпимо и благосклонно. И даже, несмотря на то, что большинство идей Лейбница оставались для всех лишь непонятным набором слов, туманный Альбион был приятно обрадован результатами его практических работ.
8. Сцена Лейбниц при дворе королевы Анны
На сцене бал.
Королева и ее придворные танцуют менуэт. Лейбниц в стороне наблюдает.
По окончании танца королева подходит к великому ученому и усаживается на кресло, приглашая жестом ему сесть также.
Анна – Как вы проводите время, герр Лейбниц?
Лейбниц – Благодарю вас, ваше величество. Я польщен вашим вниманием ко мне и приглашением на этот восхитительный бал.
Анна – Я думаю, герр Лейбниц, вы заслужили такой прием. Ваши маленькие дипломатические идеи были воплощены в жизнь, и, уверяю вас, вы дальновидный политик и искусный дипломат. Думаю, ваш король должен гордиться вами.
Лейбниц – Благодарю вас, ваше величество.
Анна – Но, милый друг, вы преуспели не только в дипломатии, но и во всех науках. Я не побоюсь этого слова. Вы занимаетесь физикой, химией, предлагаете идеи эволюции, устройства научных академий многих европейских стран. Я слышала, что вы вступили в активную переписку с русским царем Петром.
Лейбниц – О, ваше величество, какая восхитительная осведомленность моими скромными деяниями. Я, действительно, сейчас ищу встреч с русским царем. Мне кажется, что Россия в настоящее время подобна чистому листу и на этом чистом листе, не боясь совершить старых ошибок, можно написать красивейшее обустройство как государственной, так и научной судьбы этой поистине удивительной страны.
Анна – Молодой царь обязательно должен встретиться с вами. Но перейдем к вашей машине. В Лондоне только о ней и говорят. Все ее возможности – настоящий вызов современным мыслителям.
Лейбниц – Неужели вы хотите купить ее для вашего Королевского общества?
Анна – О, герр Лейбниц, вынуждена огорчить вас. Англия сейчас не располагает такой суммой, которую вы назначили своему детищу. Возможно, в будущем году мы сделаем заказ на изготовление арифмометра. Но, чтобы вы не уезжали расстроенным, я приняла решение, и наш секретарь Роберт Гук считает это решение вполне справедливым…
Лейбниц – Ваше величество, о каком решении вы говорите?
Анна – Герр Лейбниц, отныне вы законный член Английской королевской Научной Академии. Великобритания гордится добрыми дружескими отношениями с вами.
Публика аплодирует.
Лейбниц (кланяется, целует руку) – Боже, я и мечтать не мог. Благодарю вас, ваше величество, какая честь.
Анна – Давайте, господа, выпьем за великого Лейбница!
Все поднимают бокалы.
Рассказчик 1 - Для Лейбница было так важно познакомиться лично с гением английской науки. Ах, нелюдимый Ньютон, зачем ты отказался от встречи. Сожалел ли ты? А что оставалось Лейбницу, как только дипломатическая работа закончилась, он едет обратно домой в Германию, где поступает на службу курфюрсту Ганноверскому – будущему королю Англии. Может в этом он снова видит шанс встретить Ньютона.
Рассказчик 2 – Не думайте, что надежды его сбылись. Потому что мы подошли вплотную к нашему конфликту. Наука XVII в. встала перед проблемой создания теории функций, над которой вот уже 10 лет трудится Ньютон. Свои разработки он никому не показывает, но ведет активную переписку со своим другом, который одновременно получает письма и от Лейбница.
Умный, проницательный Лейбниц, тоже ищет свое решение. Опираясь на работы Гюйгенса, Лейбниц создает собственную теорию исследования функций, их производных, первообразных. И первым опубликовывает свои результаты, опередив самого Ньютона,
Рассказчик 1 – На сцене знаменитый астроном Галлей и Исаак Ньютон ведут важную беседу. Давайте послушаем, о чем она. И сделаем выводы о характерах наших героев.
9. Сцена Халли и Ньютон беседа о научных изысканиях
Халли – Я бесконечно горд тем, что королева возвела вас в рыцарский сан, Айзек. Я принял непосредственное участие и финансировал полностью все издания ваших книг. И нисколько об этом не жалею. Я уверен, что вы – гениальный ученый, но прошу вас, отметьте роль Гука в установлении закона всемирного тяготения.
Ньютон – Я, не могу этого сделать. Труд Математические Начала целиком и полностью был создан мой. Я непрерывно работал над ним несколько лет, я не ел, не спал, не ведал покоя. Вы думаете, после этих бессонных ночей, я так просто напишу, что все идеи принадлежат Гуку?
Халли – Я не говорю о всех идеях. Но вы везде акцентируете свой собственный авторитет. Вы не признаете заслуг Гука вообще. Ведь я лично присутствовал при ваших беседах, и я свидетель, что план ваших Математических начал, по существу, набросал Гук в тех письмах, что он отправлял вам.
Ньютон – Скажу вам так, вы заблуждаетесь. Все идеи, которые я смог доказать – мои. Более того, я не только не признаю заслуг Гука в формулировке закона всемирного тяготения, но и те два предложения, о которых говорит Кеплер, также считаю своими. Ему я оставляю лишь третий закон – это, действительно, его открытие.
Халли – Но Иоганн Кеплер пишет об этом давно. Это уж чересчур.
Ньютон – А доказательство его работ все равно в моих руках. Все следует из моей теории. И мне странным кажется, почему это работы Лейбница нигде в мире, кроме Англии, не считают плагиатом. А я должен отчитываться за каждое слово, о котором говорил с кем-либо.
Халли – Помилуйте, сударь, но Лейбниц – умный человек, весьма благородный и, мне кажется, вы зря устроили на него травлю. Его выводы, конечно, похожи на ваши, но пути, по которым он пришел к ним, разительно отличаются от тех, по коим шли вы.
Ньютон – Хватит об этом. Я даже пересмотрел Библию, Халли. Вы понимаете, что все, что там написано – вымысел, если судить по моей теории.
Халли (испуганно) – Вам не стоит рассуждать об этом открыто, сэр.
Ньютон – Но я уже допустил оплошность. И сегодня мне предстоит еще беседа с архиепископом. Мир разделился надвое для меня. В одной половине все по-старому, покрыто мраком неведения. А в другой половине находится мир моих сомнений. Я готов отречься от религии, Халли. Моя собственная теория отрицает существование Бога. И это противоречие сводит меня с ума.
Халли – Помните, Ньютон, я всегда с вами. Я буду оставаться вашим сторонником, что бы ни случилось.
Ньютон – Идите домой, Халли. Вам не нужно часто наведываться ко мне. Церковь вновь начинает травлю.
Рассказчик – Астрономические открытия Ньютона нанесли сокрушительный удар по авторитету церкви и обнаружили полную несостоятельность церковных догматов. В своем капитальном труде «Математические начала натуральной Философии» (1687) он доказал, что движение небесных тел происходит строго по закону всемирного тяготения, носящему универсальный (всеобщий) характер. Церковь встретила выводы Ньютона касательно религии яростно и временно добилась успехов.
10. Сцена Ньютон беседа о религии
Архиепископ 1 – Мы неоднократно предупреждали вас, сын мой, что вам не нужно публиковать свою теорию в таком свете, чтобы наносить урон церкви и ее догматам. Ваш авторитет при дворе королевы Анны велик, несомненно. Но власть церкви вы недооценили. Вас могут обвинить в еретических идеях, и вы последуете за Бруно в костер. Неужели вы этого желаете после столь славной жизни.
Ньютон (с иронией) – Почему вы решили, что я еретик? Да, я сторонник гелиоцентрической теории Коперника. Теперь в ее справедливости нет сомнений, святой отец. И я еще раз доказываю ее через свою собственную теорию.
Священник 2 – Но вы, начинаете мутить воду в озере. Вы делаете богопротивные выводы.
Ньютон – Я всего лишь утверждаю, что закон всемирного тяготения одинаково справедлив на земле и на небесах. Пора положить конец басням о коренном различии «земного» и «небесного».
Архиепископ 1 – Вы играете своей судьбой, Айзек Ньютон. Вы не посмеете говорить об этом на публичных выступлениях. Тем более учить этому молодое поколение.
Ньютон – Моя теория сама говорит за меня. Если бы вы менее предвзято читали мои труды, то смогли бы заметить, что Иисус Навин не мог бы никоим образом остановить на время Солнце, чтобы при дневном свете закончить сражение с аммонитянами. А хождение Христа по поверхности воды, или его вознесение «во плоти» и другие мифы, которые, я уверен лишь приписаны темными людьми, не более чем несуразности.
Священник 2 – Значит, несуразности. Вы – еретик, Ньютон. Что же ваша гордыня вознеслась до такого уровня, что вы заново хотите переписать бытие? И смеете сомневаться в величии Бога на земле?
Ньютон – Повторяю вам, я не атеист. Более того, я очень набожен. Но в отличие от вас считаю, что Вселенная подобна большому «часовому механизму», этот механизм раз и навсегда когда-то заведен «Богом» и Им же был дан «первый толчок», в результате чего механизм «сработал», и только после этого все небесные тела пришли в вечное движение.
Архиепископ – Вы сами положили конец своей так горячо взлелеянной теории, Ньютон. Вы получаете отказ на публичное представление ваших взглядов. На чтение лекций, составленных на основе «Математических начал натуральной Философии». И, благодаря единству церкви, мы будем иметь влияние на распространение вашего учения в европейских университетах. Небесная механика, основанная на вашей гелиоцентрической системе, преподаваться в Европе не будет, также как и в Англии.
Рассказчик 1 – Под воздействием сил церкви во многих университетах Европы вплоть до XIX века было запрещено преподавание небесной механики Ньютона и его гелиоцентризма на основе закона всемирного тяготения.
Рассказчик 2 – Но вернемся к Лейбницу. Этот скромный человек верно нес службу во дворце курфюрста Ганноверского. Курфюрстины Софья и ее дочь королева Пруссии Шарлота были благосклонны к нему.
Он лично продумал и организовал в Пруссии Академию наук и стал первым ее президентом, также разработал проект Берлинской Академии наук, но она стала работать лишь в середине 18 века.
Рассказчик 1 – Но ты, мой зритель, наверное, хочешь знать, а как обстояли дела на личном фронте. Я почти разочарую тебя. Лейбниц, как и его невольный противник – Ньютон, были холостяками. Известен случай однако, когда Лейбниц чуть не женился. Это случилось на балу у курфюрстин Софьи и Шарлоты.
11. Сцена предложение Лейбница
На сцене бал у курфюрстин Софьи и Шарлоты.
Танцуют менуэт.
Лейбниц приглашает одну из дам на танец.
Танец заканчивается. Всеобщий поклон.
Лейбниц (своей даме) – Позвольте, сударыня, я должен с вами серьезно поговорить.
Маргарет – Герр Лейбниц, у вас все разговоры исключительно на серьезные темы.
Они отходят в сторону. Курфюрстина Софья говорит дочери.
Софья – Наконец-то, Лейбниц увлекся беседой с дамой. Я рада за него.
Шарлота – Да, мама, может быть, это увлечение приведет к более серьезным отношениям.
Софья – Я буду рада, если он сделает ей предложение.
Лейбниц и Маргарет наедине.
Лейбниц (целует руку) – Вы знаете, как сильно мне нравитесь. Я всегда смотрю только на вас.
Маргарет – Но лишь сегодня вы пригласили меня на танец, герр Лейбниц.
Лейбниц – Вы можете называть меня просто Готфрид. Не удивляйтесь, до этих пор я считал, что мне рано еще жениться. Но теперь думаю иначе. Вы может быть обвините меня в том, что я так долго молчал… мне нужно сказать вам… попросить у вас. (садится на колени)
Маргарет – О, Готфрид, вы такой романтик?
Лейбниц – Дорогая Маргарет, согласны ли вы осчастливить простого философа и стать моей женой? (смотрит доверчиво в ее глаза)
Маргарет (крайне удивлена) – Право же, вы слишком быстро принимаете решения, сударь.
Лейбниц – Вы не согласны? Я вам чем-то не по нраву?
Маргарет – Позвольте мне обдумать ваше предложение, Готфрид. Здесь в Пруссии мы, женщины, не принадлежим сами себе. Есть обычаи.
Лейбниц – Да, конечно, да…
Маргарет – Встаньте же. Я подумаю и скажу вам свое решение.
Лейбниц – Возвращайтесь к гостям, Маргарет, я догоню вас.
Оставшись один, Лейбниц задумчиво смотрит на небеса.
Лейбниц – Как мог я думать, что такая красавица Маргарет сможет полюбить меня. Она слишком уважает общественное мнение. А меня не воспринимают всерьез. Увы, если раньше я думал, что жениться мне рано, моя милая Марго, то теперь уверен – поздно. Пожалуй, пора мне уходить.
Рассказчик 1 – Лейбниц вернулся к работе. Я напомню тебе, мой зритель, что Лейбниц испытывал сильный интерес к России еще 1690 года. Он так сильно хотел участвовать в ее политической, научной жизни, что вступил в переписку с русским царем Петром Великим. В преобразованиях молодого царя в России Лейбниц видел важное преимущество. «Строить там — не значит перестраивать, а значит возводить согласно единому разумному замыслу», - так думал великий ученый о России.
Рассказчик 2 – В 1710 году состоялась первая встреча с русским государем в Торгау. В последствии они активно переписывались, а год спустя Лейбниц получает на русской службе должность тайного юстиц-советника с окладом в 1 000 талеров с целью, выражаясь словами петровского указа, употребить его «к имеющемуся нашему намерению, чтобы науки и искусства в нашем государстве вящий цвет приобрели».
Быть может, мы не в той последовательности осветим основные темы бесед и содержимое писем Лейбница и Петра Великого, но весьма возможно, что такая встреча была.
11. Сцена Петр Великий и Лейбниц Разговор о судьбах России
На сцене стол, сидят Лейбниц, Меньшиков, Петр Великий ходит по сцене со свитком в руках.
Лейбниц – В одном из своих писем, герр Питер, я просил вас оказать мне содействие в получении филологических и этнографических сведений о Вашей стране.
Меньшиков – Вы нам более нужны, как дипломат, герр Лейбниц. Ваши политические связи – самое ценное сейчас для России.
Лейбниц – Но, помилуйте, сударь, неужели трудно прислать образцы текстов на языках тех народов, которые населяют вашу страну. Мне это нужно для уточнения ее этнографической карты и вопроса о происхождении народов. Не удалось даже получить перевод «Отче наш» и «список самых обыкновенных слов».
Петр (ударил кулаком по столу) – Московский народ не станет откликаться на подобные просьбы, ибо не видит в этом пользы и денежной выгоды. И все-таки, чем вас не устраивает быть дипломатом и вести переговоры от имени России с другими державами?
Лейбниц – Я, как всегда, к вашим услугам, герр Питер. Вы знаете, что знатные государи пользуются моими советами, но я предпочитаю науки и художества. Ведь именно они отличают цивилизованные народы от варварских. Я не находил только могущественного государя, который достаточно интересовался бы этим. Надеюсь, что нашел такового в вашем величестве.
Петр – Хорошо говоришь, герр Лейбниц. Я сейчас занят созданием коллегий для управления государством.
Лейбниц – А как в сфере образования обстоят дела?
Петр – Планируемая в ваших записках система российского образования практически воплощена в жизнь. Мы откроем школы для детей, университеты для юношества и академии для взрослых людей, самостоятельно разрабатывающих науку. Все, как вы писали.
Лейбниц – Я доволен. Но, Питер, упрочните научную мысль, вкладывайте деньги, дайте хорошее финансирование. Профессоров ставьте наравне с высшими чиновниками в главных городах и при дворе. А учителей уравняйте во всем с высшими чиновниками в провинции.
Петр – Ну, здесь вы слишком романтичны, герр Лейбниц.
Лейбниц – Зря вы так. Откройте университеты не в Казани, а в Астрахани. Так вы сможете притягивать к себе умственные силы не только приволжского, но и всего кавказского края. Вот вам истинный рассадник русского просвещения на востоке.
Меньшиков – Ну это уже решать потомкам. Не правда ли, мин Херц?
Петр – Однако, вы Лейбниц, пожалуй, единственный в Европе, а может и во всем мире, кто так хорошо изучил государство российское. Право же, мы общаемся с умнейшим человеком. Может у вас еще есть что сказать, герр Лейбниц?
Лейбниц – Это сугубо научная разработка. Я бы хотел, чтобы ваша Академия наук занялась вплотную вопросом наблюдений за магнитным полем земли. К тому же не мешало бы заняться вопросом о границе между Азиатским и Американским материком, герр Питер.
Петр – Будьте спокойны, в том, что касается морей, нас ничто не остановит.
Рассказчик 2 – Этот вопрос был решен в 1728 году посланной по указу Петра экспедицией Витуса Беринга. Но как кончилась наша история? Курфюрст Георг Людовик Ганноверский приглашен править в Англию. Непримиримые англичане требуют от Георга не брать с собой Лейбница, который верой и правдой служил ему почти 20 лет. Не желая огорчать своих новых самоуверенных подданных Георг согласился с ними.
Рассказчик 1 – Лейбниц остается в провинции, где умирает в возрасте 70 лет, забытый всеми. Большая часть его трудов, не понятая современниками, заново была раскрыта лишь спустя 2 столетия. Человек, который обладал энциклопедическим умом, вел переписку чуть ли не с половиной мира, включая Китай, был забыт этим миром почти на 200 лет.
Но никто не вечен, мой зритель. И через 14 лет умер и Ньютон.
12. Сцена заключительная смерть Исаака Ньютона
На сцене Ньютон умирает.
Эмми (плачет) – Сэр, почему вы покидаете нас?
Ньютон (слабым голосом) – Эмми, смерть есть для всех нас. Жизнь моя подошла к концу. Видишь ли, в конце своей жизни я не сделал ни одного открытия. Вот уже тридцать лет Божественное провидение оставило меня.
Эмми – Но ваше имя славят во всем мире. Королева и все общество только и говорят о вас и ваших открытиях. Вы столько сил отдали Англии, сэр. Господь всегда покровительствовал вам.
Ньютон – Помнишь, Эмми. Тогда я оставил горящую свечу и ушел прогуляться. Мой пес Дик опрокинул свечу… все сгорело, там были мои главные мысли… ты не поверишь, но я до сих пор ничего не могу вспомнить, я виню себя. Виню …
Эмми – Сэр, не уходите, сэр… (Эмми тяжело встает и выходит за кулису)
Голос Лейбница (из-за кулис) - Позволь мне встретить его на пороге Твоего мира, Господи.
Голос – Позволяю.
Ньютон встает. Ощупывает себя, оглядывается. Входит Лейбниц.
Ньютон – Кто вы?
Лейбниц – Я тот, о ком вы знаете больше всего. При жизни там (показывает на зрительный зал) меня звали Готфрид Вильгельм фон Лейбниц.
Ньютон – При жизни?.. Я умер… да, да… я умер…
Лейбниц – Нет. Вы только что родились в новом мире, сэр Ньютон.
Ньютон – Почему же мы с вами не встретились в той жизни?
Лейбниц – Я всегда об этом мечтал. Но там много препятствий для правильного общения. Деньги, власть, общественное мнение, так они называются. Наука – единственное, чем можно было заниматься, не боясь ничего.
Ньютон – Но мы из-за науки и не встретились. Почему так вышло?
Лейбниц – Я не стал бы подличать никогда, я пришел к своим выводам другим путем. Но кто стал разбираться тогда? У нас здесь много времени, чтобы решить наш спор.
Ньютон – Как же я оставил на земле такой конфликт нерешенным.
Лейбниц – Уверяю вас, время, то, в чем вы не смогли разобраться в своих трудах, все рассудит. Еще зазвучат рядом, примиренные имена Ньютона и Лейбница. Пойдемте. Нас ждут.
Ньютон –Где мы? В каком времени, в каком измерении? Куда мы пойдем?
Лейбниц – Куда захотите. Понятие пространства и времени нам раскроют другие великие имена.
Ньютон – Я при жизни был прославлен и умер в апогее своей славы. А о вас. Будут ли помнить о вас?
Лейбниц – О, не волнуйтесь. Вот послушайте, какие слова напишет Валерий Брюсов обо мне, спустя некоторое время.
Голос читает В. Брюсов Лейбниц
О Лейбниц, о мудрец, создатель вещих книг!
Ты выше мира был, как древние пророки.
Твой век, дивясь тебе, пророчеств не постиг
И с лестью смешивал безумные упреки.
Но ты не проклинал, и тайны от людей
Скрывая в символах, учил их, как детей.
Ты был их детских снов заботливый хранитель.
И после — буйный век глумился над тобой,
И долго ждал ты час, назначенный судьбой...
И вот теперь встаешь, как Властный, как Учитель!
Ньютон и Лейбниц вместе спускаются по лестнице.
Презентация — Приложение 1.