Классный час "Да будет мерой чести Ленинград"

При проведении классного часа заранее раздавались некоторые тексты детям (они выделены курсивом). Остальную часть текста читает учитель.

Звучит фонограмма песни «Священная война». Первый куплет звучит полностью. На фоне второго куплета:

Из секретной директивы 1-а 1601/41 немецкого военно-морского штаба «О будущности города Санкт-Петербурга» от 22 сентября 1941 года: «После поражения Советской России нет никакого интереса для дальнейшего существования этого большого населенного пункта. Предложено тесно блокировать город и путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сравнять его с землей. Если вследствие создавшегося положения будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты. С нашей стороны нет заинтересованности в сохранении хотя бы части населения этого большого города».

Звучит припев. На фоне третьего куплета:

Из радиопередачи «Говорит Ленинград», сентябрь 1941 года: «Мы, Ленинградцы, будем биться с врагом так, чтобы наши дети могли гордиться делами своих отцов, которые не только строили и украшали свой город, но и защитили его смело и отважно, жертвуя всем на благо Родины. Мы победим, ибо хотим жизни, свободы, счастья».

Музыка заканчивается.

Никто не забыт – разве может человек такое забыть, даже если бы и хотел. Мы многого не знали и не знаем, какие жестокие вещи стоят за привычными словами "Ленинградская блокада".

Слайд 1.

Едва ли не каждый десятый, живший в блокаду в Ленинграде, писал и продолжает писать дневники, воспоминания, стихи. И сегодня мы с вами перелистаем некоторые из этих дневников.

Слайд 2.

Отрезанный, блокированный город, неслыханные жертвы, немыслимые испытания, о которых рассказывают блокадные дневники, просветлены чувством гордости за себя, за свой город. Ленинград устоял! Мы выстояли! Жизнь продолжается!

Вот так настал, одетый в кровь и лед,
Сорок второй необоримый год.
О, год ожесточенья и упорства!
Лишь насмерть, насмерть всюду стали мы.
Год Ленинграда, год его зимы.

Слайд 3.

В первые три месяца блокады отголода умерлоболее 11 тысяч человек. Голодная смерть косила людей, несмотря на увеличение продовольственных норм.

Слайд 4.

20 ноября 1941 года суточная норма хлеба на человека составляла ­рабочие 250 гр, служащие и дети по 125 гр.

Слайд 5.

Нам выдали талончики. На них дадут немного жидкой – жидкой каши, а мы еще подходим и разбавляем кипятком, чтобы ее было побольше, вроде впечатление, что больше поел. Потом у нас без карточек так называемый дрожжевой суп давали. Ну, в то время что только в рот лезло, то и ели. Вот потом мужчины, которые остались по возрасту, – сидит в столовой за столом, и видишь, упал и умер.

Из меню столовой лета 1942 года:

• Щи из подорожника
• Пюре из крапивы и щавеля
• Котлеты из свекольной ботвы
• Шницель из лебеды
• Оладьи из казеина
• Суп из дрожжей
• Соевое молоко

Набрали полные мешки лебеды, конского щавеля – он считался деликатесом, набрали всякой травы. И вот у меня было чувство, что хотелось лечь на землю и целовать ее только за то, что только земля может спасти человека. Свет. Солнце. Где-то в небесах жаворонок поет. А здесь мы просто этой травы наелись досыта.

Слайд 6.

Когда замкнулось блокадное кольцо, в Ленинграде оставалось помимо взрослого населения 400 тысяч детей от младенцев до школьного возраста и подростков. Детей надо было учить.

3 ноября. Сегодня мы пошли учиться, как я рада! Обещали кормить обедом и давать 50 гр. хлеба в день без карточек. Учителя все новые.
8 ноября. Пока учусь. По геометрии получила 4. Учительница по русскому все время нас ободряет. Она говорит, что к Новому году война кончится. А правда ли? Сейчас очень тяжело.
12 ноября. Обед в школе давать прекратили. Все по карточкам. Положение тяжелое. учителя советуют подтянуть кушаки.
15 ноября. Пока с учебой все благополучно. Имею две пятерки и одну четверку. С едой очень плохо. Сегодня во рту не было ни крошки.

Слайд 7.

Одним из самых известных документов является дневник девочки Тани Савичевой, он хранится в музее на Пискаревском кладбище в Санкт-Петербурге

На берегу Невы в музейном зданье
Хранится очень скромный дневничок.
Его писали Савичева Таня
Он каждого пришедшего влечет

Пред ним стоят сельчане, горожане
От старца до наивного мальца
И письменная сущность содержанья
Ошеломляет души и сердца

Это всем живущим в назиданье,
Чтоб каждый в суть явленья вник.
Время возвышает образ Тани
И ее доподлинный дневник

Над любыми в мире дневниками
Он восходит, как звезда с руки
И гласят о жизненном начале
Сорок две святых его строки

Слайд 8.

В каждом слове емкость телеграммы
Глубь без текста, ключ к людской судьбе
Свет души, простой и многогранный
И почти молчанье о себе

Это смертный приговор убийцам
В тишине Нюрнбергского суда.
Это боль, которая клубится,
Это сердце, что лежит сюда

Время удлиняет расстоянье
Между всеми нами и тобой.
Встань пред миром Савичева Таня
Со своей немыслимой судьбой

Слайд 9.

Голод и дети. Блокада и дети. Самое большое преступление фашистов перед Ленинградом.

Я пишу, а сама так замерзла. У меня закоптело лицо и руки, но мыться холодной водой бесполезно, только размажешь... У меня такое старое лицо и под глазами опухоль... Люди или сильно похудели, или опухли. Жутко сейчас в нашем городе.

Слайд 10.

Когда они попадали на большую землю, их узнавали сразу – ленинградские дети. Узнавали по старческим личикам, походке, но, прежде всего, по глазам, видевшим все. И их не узнавали. Знакомые или родные, если встречали своих, часто не могли узнать.

Слайд 11.

Когда нас вывезли в Вологодскую область, мне было 13 лет. Рядом оказалась деревня, в которой у моей соседки родные жили. А девчушка их приезжала когда-то в Ленинград, к нам заходила в гости. И вот она обратилась ко мне: «Бабушка, а где Галя?». Я была так одета, да и сама, кожа да кости. «Катя, – говорю, – Галя – это я». Она заревела и говорит: «Я тебя не узнала».

Слайд 12.

Судьба животных блокадного Ленинграда – это тоже часть трагедии города. Человеческая трагедия. Едва ли не каждый десятый блокадник помнит, рассказывает о гибели от бомбы слона в зоопарке. Особенно неуютно, жутко человеку и от того ближе к гибели, исчезновению оттого, что исчезли коты, собаки, даже птицы.

Я все записываю, что попадает в мой кругозор. Но вот давно уже в мой кругозор не попадает ни одной собаки, ни одной кошки, ни одного голубя... Даже воробьев не вижу, хотя для них пища на улицах имеется. Первых съели. Воробьи, должно быть, замерзли от сильных морозов. Правда, одну живую собаку я знаю. Соседка держит ее в комнате, никуда не выводит. Потерявши мужа, она привязалась к своему псу, как к другу.
Хлебный магазин, где я получала паек, находится на углу напротив. Недавно я заметила, что у входа в магазин сидит овчарка. Шкура и скелет. Она сидит и смотрит на входящих и выходящих, и глаза у нее горят и просят. Но кто может с ней поделиться? Все проходят, не глядя, а она все сидит и сидит. Смотрит на каждого и на меня в том числе. Однажды я видела, как она шла к своему посту. Она шла на трех лапах. Передняя левая болит. Может быть вывихнута? Где же ее хозяин? Умерли или выпустили ее, чтобы сама кормилась? Собачка деликатна. Просит без унижения. Взгляд ее говорит: «Я умираю с голода. Может быть вы дадите мне хоть крошку?» я приласкала собаку. Поднялась к себе – смотрю, собака идет за мной. Как раз накануне я нашла зеленый хлеб. Придется  с ней поделится. Собака ничего не просила, была благодарна, свернулась калачиком и уснула. Сколько времени жила у меня эта собака, я не могу вспомнить. Я уходила – она оставалась. Она не виляла хвостом, когда я возвращалась. Может ей было трудно вилять? Я была рада, что у меня дома есть кто-то живой, и он ждет меня.

Никогда так не нуждался ленинградец в помощи, поддержке, и никогда его поддержка не нужна была кому-то другому, как в те дни, месяцы, годы блокады. У каждого был свой спаситель, каждый в нем нуждался и сам был необходим, как хлеб, вода, тепло. И не только помощь физическая. Я думаю, что никогда больше люди не будут слушать стихи, как слушали стихи ленинградских поэтов в ту зиму голодные, опухшие, еле живые ленинградцы

И вновь зима. Летят, летят метели
Враг все еще у городских ворот
но я зову тебя на новоселье,
Мы новосельем встретим Новый год.
Еще враги свирепый и бесцельный
Ведут обстрел по городу со зла
И слышен хруст стены и плач стекла,
Но я тебя зову на новоселье.
Смотри – вот новое мое жилище...
Где старые хозяева его?
Одни в земле, других нигде не сыщешь,
Нет ни следа, ни вести, ничего.

И властно воцарялось запустенье
В когда-то светлом, радостном дому
Дышала смерть на городские стены
Твердя: «Быть пусто дому твоему!»
Здесь холодом несло из каждой щели
Отсюда человек ушел... Но вот
Зову тебя на новоселье                   
Под этим кровом встретить Новый год.
И мы тепло надышим в дом, который
Был занят смертью, погружен во тьму...
Здесь будет жизнь! Ты жив, ты бьешься город,
Не быть же пусто дому твоему

Эти стихи вот так просто запоминались. Когда по радио передавали стихи Ольги Берггольц, это очень встряхивало от этого животного думанья о еде. Стихи стали нужны, стихи, песни, которые помогали верить. Происходили вещи и впрямь удивительные.  Даже день рождения Пушкина отмечался! В 1943 году!
Блокадники вспоминают о том, как печатались книги, о выставках, об исполнении 7 симфонии Дмитрия Шостаковича. 9 августа 1942 года.

Слайд 13.

На сцену вышли музыканты. За дирижерский пульт встал Карл Ильич Элиасберг. – он был во фраке и фрак висел на нем, как на вешалке, так исхудал он за зиму…мгновение полной тишины и вот началась музыка.

Запись темы «Нашествие» 7 симфония Д.Шостаковича. Музыка звучит и через некоторые фрагменты читаются стихи.

Нам от тебя теперь не оторваться,
Одною небывалою борьбой,
Одной неповторимою судьбой
Мы все отмечены. Мы – ленинградцы

Нам от тебя теперь не оторваться.
Куда бы нас ни повела война ­
Душа твоею жизнию полна
И мы везде и всюду – ленинградцы

Нас по морщинам узнают надменным
у бледных губ, у сдвинутых бровей.
По острым, не согнувшимся коленам
По пальцам, почерневшим от углей

Нас по улыбке узнают не частой,
Но дружелюбной, ясной и простой,
По вере в жизнь. По страшной жажде счастья
По доблестной привычке трудовой

Да будет сердце счастьем озаряться
у каждого, кому проговорят:
«Ты любишь так, как любят ленинградцы
Да будет мерой чести Ленинград!»

Музыка.

Какая музыка была,
Какая музыка играла,
Когда и души и тела
Война проклятая попрала

Какая музыка во всем,
Всем и для всех, не по ранжиру.
Осилим, выстоим, спасем,
Ах, не до жиру – быть бы живу.

Слайд 14.

Солдатам головы кружа
Трехрядка под накатом бревен
Была нужней для блиндажа,
Чем для Германии Бетховен.

и через всю страну струна
Натянутая трепетала,
Когда проклятая война
И души и тела попрала.

Стенали яростно, навзрыд,
Одной-единой страсти ради
На полустанке инвалид
И Шостакович в Ленинграде.

Музыка.

И мы с первых тактов узнали в ней себя и весь свой путь – и наступающую на нас страшную, беспощадную силу, и наше вызывающее сопротивление ей, и нашу скорбь, и мечту о светлом мире, и нашу, несомненно, грядущую, победу.

Музыка.

И мы, не плакавшие над погибающими близкими людьми зимой, сейчас не могли и не хотели сдерживать отрадных, беззвучных, горючих слез и мы не стыдились их.
900 блокадных дней и ночей. Мы с вами перелистали лишь некоторые страницы дневников, записанных в те страшные, тяжелые месяцы, годы.

Сегодня в Перми проживает  218 человек, награжденных памятным знаком «Житель блокадного Ленинграда». Некоторые из них прошли вместе с Ленинградом все 900 дней, кто-то был эвакуирован.

Слова «Блокада Ленинграда» коснулись и моей семьи. Родной брат моей бабушки умер от голода в 1943 году и похоронен на Пискаревском кладбище в братской могиле. Мой дед работал на заводе «Арсенал», выпускал знаменитые «Катюши», он награжден медалью «За оборону Ленинграда». Мои бабушка, два дяди и мама были эвакуированы из Ленинграда в 1943 году, но салют в день победы они смотрели в своем родном городе.

Песня «День Победы», во время второго куплета стихи. Слайды 15, 16, 17, 18 во время песни.

Сегодня праздник в городе. Сегодня
Мы до утра, пожалуй, не уснем.
Так пусть же будет как бы новогодней
И эта ночь и тосты за столом....

А мы теперь с намека, с полуслова
Поймем друг друга и найдем всегда
Так пусть рубец, почетный и суровый
С моей души не сходит никогда.

Пускай душе вовеки не позволит
Исполниться ничтожеством и злом,
Животворящей, огненною болью
Напомнит о пути ее былом

Мы знаем, умудренные войною
Жестоки раны – скоро не пройдут,
Не все сады распустятся весною
Не все людские души оживут.

Мы трудимся безмерно, кропотливо.
Мы так хотим, чтоб сердце веселя
Воистину была бы ты счастливой
Обитель наша, Отчая Земля!

Так выше друг торжественную чашу
За этот день, за будущее наше,
За кровное народное родство,
За тех, кто не забудет ничего.

Приложение (презентация)