Выходят ведущие, мальчики и девочки. Читают стихи:
Кинохроника 43 года…
В кинозале грохочет, ревёт непогода,
Заметает окопы на дымной равнине,
И в снегах серебрится отсвеченный иней.
Предрассветная Волга. Обугленный берег.
С пулемётами люди бегут. Переправа…
В этих кадрах пристрастных, мгновенных
Только правда, суровая правда!
Кто они – летописцы тех подвигов ратных,
Здесь стоявшие насмерть у Волги?
Они подлинно знали, что их кинокадры
Документами станут эпохи.
УЧЕНИК: Первые вражеские самолёты появились в Сталинграде около четырёх часов дня. Встретившись над городом, самолёты, пришедшие с востока и с запада, с севера и с юга, пошли на снижение, и казалось, они снижались оттого, что летнее небо провисло, осело от тяжести металла и взрывчатки, тянувшейся к земле.
УЧЕНИЦА: Бомбы достигли земли и врезались в город, Дома умирали так же, как умирают люди. Одни, худые, высокие, валились набок, убитые наповал, другие, приземистые, стояли, дрожа и шатаясь, с развороченной грудью, вдруг обнажив всегда скрытое: портреты на стенах, буфетики, ночные столики, двуспальные кровати, банки с пшеном, недочищенную картофелину на столе, покрытом измазанной чернилами клеёнкой.
УЧЕНИК: Обнажились согнутые водопроводные трубы, железные балки, пряди проводов… Тысячи домов ослепли. Под ударами взрывных волн массивные трамвайные провода со звоном и скрежетом падали на землю, зеркальные стёкла витрин вытекали из рам, словно превращённые в жидкость. Трамвайные рельсы, горбясь, вылезали из асфальта. …Всё, что от века недвижимо – камни и железо,– стремительно двигалось, и всё, во что человек вложил идею и силы движения – трамваи, автомобили, автобусы, паровозы – всё это остановилось.
УЧЕНИЦА: Известковая и кирпичная пыль густо поднялась в воздухе, туман встал над городом, пополз вниз по Волге.
УЧЕНИК:
…Здесь битва небывалая идёт.
На жизнь и смерть. И сталь гудит зловеще
И изрыгает бешенство огня.
И на ветру пронзительно скрежещет
Снарядом раздроблённая броня.
…Зелёные и синие ракеты
Густую ночь, как одеяло, рвут,
И танки, опрокинутые где-то,
Как раненые мамонты ревут.
С когтистыми распятиями свастик,
Они ползут сквозь брустверы и рвы.
На башнях, неуклюжих и горбастых,
Сплошная грязь, пучки сырой травы.
…А сколько их сюда нагнали, жадных
До нашей русской, золотой земли,
А сколько их гниёт в траншеях смрадных,
И слягут те, кто нынче не легли.
…Пусть вихрь сильней. И дождь наотмашь хлещет,
И над землёю сладковатый чад.
Над трупами, раздутыми зловеще,
Медлительные коршуны кричат.
Мы выживем. Хотя б во имя долга.
Мы вырвемся к широкой синеве.
Мы в даль войдём, как в Каспий входит Волга,
Отстаивая Волгу на Неве.
Да так, чтоб песня птицею плыла.
Не иволги малиновое горло –
Здесь нужен клёкот горного орла.
УЧЕНИЦА: Стало разгораться пламя пожаров, вызванных десятками тысяч зажигательных бомб… В дыму, пыли, огне, среди грохота, потрясавшего небо, воду и землю, погибал огромный город, Ужасна была эта картина, и всё же ужаснее был меркнущий в смерти взгляд шестилетнего человека, задавленного железной балкой. Есть сила, которая может поднять из праха огромные города, но нет в мире силы, которая могла бы поднять лёгкие ресницы над глазами мёртвого ребёнка.
УЧЕНИК: Человеческое страдание! Вспомнят ли о нём грядущие века? Оно не останется, как останутся камни огромных домов и слава генералов; оно – слёзы и шёпот, последние вздохи и хрипы умирающих, крик отчаяния и боли – всё исчезнет без следа вместе с дымом и пылью, которые ветер разнесёт над степью.
УЧЕНИК:
Открытые степному ветру,
Дома разбитые стоят.
На шестьдесят два километра
В длину раскинут Сталинград.
Как будто он по Волге синей
В цепь развернулся, принял бой,
Встал фронтом поперек России –
И всю ее прикрыл собой!
УЧЕНИЦА: В городе давно уже нет безопасных мест, но люди уже привыкли к отсутствию безопасности. Осаждающие стараются сделать из этого города ад. Да, здесь трудно жить, здесь небо горит над головой и земля содрогается под ногами. Опаленные трупы женщин и детей, сожженных фашистами на одном из пароходов, взывая к мести, летает на прибрежном песке.
УЧЕНИК: Да, здесь трудно жить, больше того: здесь невозможно жить в бездействии. Но жить, сражаясь, жить, убивая врага, – так жить можно, так жить здесь нужно, и так жить мы будем, отстаивая этот город среди огня, дыма и крови. И если смерть у нас над головой, то слава рядом с нами: она стала нам сестрой среди развалин жилищ и плача осиротевших детей. В городе нет теперь просто жителей – в нем остались только защитники.
УЧЕНИЦА: … Немцы сбрасывают над городом листовки: “Сдавайтесь!” Листки немецкой бумаги превращаются в пепел еще на высоте в тысячу метров – город сжигает их своим гордым огнем. В Сталинграде нет крепостей, нет скал и пещер, он вытянулся узкой полосой на голой, открытой со всех сторон земле, и за спиной у него Волга. И все же растерзанный бомбами город вышел на бой, и десятки гитлеровских дивизий уперлись в него, как в скалу, скребут танками, долбят самолетами, подтачивают минами, тысячами солдатских трупов падают к его ногам, но город стоит, город сражается.
Дети расступаются, девушка – “немка”, нарядно одетая, сидит за столом и читает письмо немецкого солдата. Она радостно улыбается ,целует письмо.
“НЕМКА” читает: “Утром я был потрясен прекрасным зрелищем: впервые сквозь огонь и дым увидел я Волгу, спокойно и величаво текущую в своем русле. Итак, мы достигли желанной цели – Волга! Но Сталинград еще в руках русских, и впереди жестокие бои… Почему русские упёрлись на этом берегу, неужели они думают воевать на самой кромке? Это безумие…”
5 сентября.
УЧЕНИК: Клятва гвардейцев.
До Волги фашистскими толпами |
Высоким примером для воина |
УЧЕНИЦА: Странно жил город после дней воздушных налётов. Странным выглядело всё изменившееся, и странным казалось оставшееся неизменным. Странными казались семьи, обедающие на улице, сидящие на ящиках и узлах рядом с развалинами домов, и странно было видеть старуху у открытого окна уцелевшей комнаты с вязаньем в руках, подле фикуса, и дремлющего пышношерстного сибирского кота. Всё казавшееся людям невероятным, немыслимым – всё это свершилось. Исчезли пристани, остановились трамваи, не звонили телефоны, прекратилась работа многих советских учреждений. Не стало сапожных и портняжных мастерских , не стало многих амбулаторий, аптек, школ, часовщиков, библиотек, замолчали радиорепродукторы, не стало театра и кино, не стало привычных магазинов, рынков, прачечных, бань.
УЧЕНИК: В воздухе стоял запах гари, и горячий печной дух шёл от раскалённых стен сгоревших домов, они ещё дышали жаром. Эти минуты, и часы, и дни казались высшим торжеством неумолимой “тотальной” идеи насилия моторов и тринитротолуола над женщинами и детьми. Навечно поверженными казались им те, кто, задыхаясь в дыму, в подвалах , ямах, убежищах, среди раскалённых развалин обращённых в прах жилищ, с ужасом прислушивались к торжествующему и зловещему гудению бомбардировщиков, царивших над горящим городом.
УЧЕНИЦА: Но нет! В роковые часы гибели огромного города свершалось нечто поистине великое – в крови и в раскалённом каменном тумане рождалось не рабство России, не гибель её; среди горячего пепла и дыма неистребимо жила и упрямо пробивалась сила советского человека, его любви, верности свободе. Именно эта неистребимая сила торжествовала над ужасным, но тщетным насилием поработителей. И с каждым днём среди развалин старого мирного города рос новый город – город войны. Его строили сапёры, связисты, пехотинцы, артиллеристы, ополченцы; оказалось , что кирпич – это строительный материал для баррикад, что улицы нужны не для движения, а для того. Чтобы мешать движению, и их пересекали окопами, засевали минами; оказалось, что в окнах домов нужно ставить не цветочные горшки, а станковые пулемёты, что дворы и ворота созданы для снайперских гнёзд, для засад автоматчиков и гранатомётчиков.
Снова выступающие расступаются, и мы видим девушку, сидящую за столом. Девушка-“немка” читает письмо немецкого солдата. Она всё ещё радостна и весела. Может кружиться под старую музыку по сцене.
“НЕМКА” читает: “В самом деле, какого чёрта эти русские всё ещё цепляются за какие-то клочки своей земли? Всё равно Сталинград – немецкий город и немцы никогда отсюда не уйдут. Пора понять. Что немцы приходят и никогда не уходят…Так сказал фюрер”.
УЧЕНИК: В городе на Волге.
Как трудно было умирать |
“Чем ты подкошена, Россия? |
.УЧЕНИЦА: Это письмо девушек Сталинграда к защитникам города:
“В эти тяжёлые дни девушки Сталинграда с вами, любимые воины! Посмотрите назад – и вы увидите, что они в нескольких десятках, сотнях метров от передней линии обороны работают медицинскими сёстрами, строят баррикады, в заводских цехах делают мины, снаряды, ремонтируют пушки и танки, а в решительный час выходят с оружием на линию огня отстаивать свой завод… Сталинград – это город нашей молодости. В расцвете сил и надежд его строила и украшала молодёжь всей страны. Дорогие воины! Защитники Сталинграда! Наше счастье и будущее, наша молодость – в ваших руках. Исполните вы свой долг перед Родиной, перед всем народом, и тогда об обожжённые камни нашего города враг разобьёт голову, ляжет костьми у ворот славного Сталинграда. Обнимаем вас, дорогие воины, и ждём победы над ненавистным врагом. 11 сентября 1942г.
УЧЕНИЦА / в тёмной одежде, с тёмным платком на голове/ :
Дым на заре.
Милый, родной, если бой угас, |
Я не сильна, не боец, не герой, |
Пишешь, что памятью этой жив.
Мне же отрады нет.
Встала у чёрной большой межи,
Дымом застлало свет.
Если на небе игра зари -
Чудится – у воды
Чёрная пристань вдали горит,
В розовом свете дым.
Дым над кормой. Продохнуть невмочь:
Пламя в дверях кают.
Рядом кричат, просят помочь,
Пули фанеру шьют.
Друг на руках у меня хрипит,
Судорожно ворот рвёт.
Алая кровь на зарю летит,
В небо из горла бьёт.
Мне на зарю не смотреть, не смотреть,
Помню одно, одно –
Дым на заре, дым на заре,
Трупы идут на дно.
УЧЕНИК: Враги поняли, что город живьём не взять. Тогда они решили убить его, доконать медленной пыткой. Они поднимали в воздух тысячи тонн бомб и бросали их на улицы и площади, где ещё недавно девушки продавали цветы, на бульвары и парки, где садовники берегли молодые деревья, на базары, где раньше шумно торговались хозяйки, на школы, больницы, жилые дома. Бомбардировки были продуманы тщательно и выполнялись с жестокой аккуратностью. Бомбили последовательно квартал за кварталом, передвигаясь на новый, отмеченный на карте квадрат только после того, как на первом не оставалось уже ни одной целой стены, ни одной крыши, никаких признаков жизни, никаких надежд у людей на возвращение к старому очагу.
УЧЕНИК: Когда камни были перемолоты бомбардировкой, гитлеровцы кинулись в наступление. Город встретил их из развалин пулями, снарядами, гранатами. Они снова зарылись в землю и предали город огню, и Сталинград пылал много дней и много ночей, зарево было видно в степи на пятьдесят километров; с Волги дул ветер, гнавший пламя от здания к зданию.
Немцы опять перешли в наступление, но город восстал из пепла, чёрный, обугленный, он жил, он сражался.
Снова выступающие расступаются, и перед зрителями предстаёт сидящая за столом девушка-“немка”. Она читает письмо солдата, она уже не смеётся, опирается на руку, задумывается.
“НЕМКА” читает: “Любимая Клара! За всё время русского похода русский солдат ни разу ещё так не оборонялся, как в Сталинграде, но дерётся и упорствует он напрасно, на девяносто процентов город – в наших руках… Всё же , дорогая Клара, пройдёт ещё несколько дней, когда ты прочтёшь экстренное сообщение: “Сталинград взят…”.
УЧЕНИЦА: Заводы вошли в линию фронта, они под огнём. Никто не уходит, никто не тушит печей там, где они могут ещё стоять. Тракторный завод в трудную для города пору поднял всех людей, стариков, созвал их к цехам, и они работали 24 часа под бомбёжкой, и многие были ранены; завод нёс потери, как фронт. Через сутки люди, стоявшие у станков, бросили на рубежи обороны двести собранных, исправных пушек. Рабочие сами тащили их в бой. Не хватало орудийных расчётов, и бывшие мастера-оружейники вышли на огневые позиции, стреляли из собственных пушек.
УЧЕНИК: Заводы принимали от фронта подбитые танки, тягачи, моторы и через несколько часов возвращали их готовыми к битве. Рабочие вооружались. За три дня сформировался отряд в 900 человек. Он занял свое место на линии обороны, брешь была заполнена, цепь сомкнулась, и немцы сотнями танков не смогли прогрызть дорогу к Волге. Женщины, дети, старики взялись за лопаты и ломы, строили баррикады. Пережившим бомбардировку 23 августа ничего, ничего не страшно.
УЧЕНИЦА: Бой идет в подвалах, на лестничных клетках, на высоких курганах, на крышах домов, в садах, во дворах – тесно войне в Сталинграде. Гитлеровцы гонят дивизию за дивизией, у них много дорог, и в степи есть место для новых могил. Дивизии приходят и вымирают, и гниют в земле фашистские барабанщики, которых вели на парад. А город стоит, в развалинах, в пепле, но живой, – стоит стеной на том берегу, и за ним – Волга. Русский город! Россия! Линия обороны проходит здесь через сердца советских людей. Фашисты узнали это очень быстро: “Это Верден!” – бормочут они.
Выступающие расступаются, и зрители видят за столом склонённую девушку – “немку”. Она грустна и задумчива, вытирает платком слёзы со щеки.
“НЕМКА” читает письмо немецкого солдата: “Наши войска взяли завод “Баррикады”, но до Волги так и не дошли, хотя до неё оставалось не более ста шагов… Русские не похожи на людей, они сделаны из железа, они не знают усталости, не ведают страха, не боятся огня… Матросы на лютом морозе идут в атаку в тельняшках… Мы изнемогаем. Каждый солдат считает, что следующим погибнет он сам. Быть раненым и вернуться в тыл – единственная надежда…”
УЧЕНИК: Триста моряков. Александр Яшин.
Отряд краснофлотцев в триста
штыков |
Сошли с кораблей, лишь день на
восход, |
16 ноября. Девушка“немка” плачет, читая письмо: “Дорогая Клара! Сегодня получил твое письмо. Ты надеешься, что до Рождества мы вернемся в Германию, и все уверенны, что Сталинград в наших руках. Какое великое заблуждение! Этот город превратил нас в толпу бесчувственных мертвецов… Сталинград – это ад! Каждый божий день мы атакуем. Но даже если утром мы продвигаемся на двадцать метров, вечером нас отбрасывают назад… Физически и духовно один русский солдат сильнее целого нашего отделения…”
УЧЕНИК: Батальоны шли вперед через горы шлака, через развалины домов, мимо гранитного здания заводской конторы, через рельсовые пути. Они шли мимо тысяч безобразных ям, выбитых бомбами, и над головами людей был весь ад немецкой воздушной армии. Железный ветер бил в лицо, и они все шли вперед, и снова чувство суеверного страха охватило противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они?
УЧЕНИЦА: Да, они были смертны. Только здесь знают, что такое километр. Это тысяча метров, это сто тысяч сантиметров. Шли бесчисленные батальоны немецкой пехоты, шли тяжелые танки, и пулеметы заливали позиции наших бойцов железом. Пьяные автоматчики лезли с упорством лунатиков. О том, как сражались советские войны, расскажут мертвые тела бойцов, расскажут друзья, слышавшие, как рокотали русские пулеметы, раздавались взрывы русских гранат. Расскажут развороченные и сожженные немецкие танки и длинные вереницы крестов с немецкими касками, выстроившиеся повзводно, поротно, побатальонно… Да, они были простыми смертными, и мало кто уцелел из них, но они сделали свое дело.
УЧЕНИК: Об их несгибаемом упорстве больше всего знают сами немцы. Однажды ночью в блиндаж привели пленного. Руки и лицо его, поросшее седой щетиной, были совершенно черные от грязи, превратившийся в тряпку шерстяной шарф прикрывал шею. Это был немец из пробивных отборных частей немецкой армии, участник всех походов, член нацистской партии. После обычных вопросов пленному перевели такой вопрос: “Как расценивают немцы сопротивление на направлении главного удара?” Пленный стоял, прислонившись плечом к каменной стене блиндажа. “О!” – сказал он и вдруг разрыдался.
УЧЕНИЦА:
Когда, изранена стократ, |
Не прерываясь, он гремел, |
Опять выступающие расходятся в обе стороны и открывается вид на сидящую девушку-“немку”. Она плачет и читает письмо, постоянно вытирая платком слёзы:
“Русские снайперы и бронебойщики – несомненно, ученики Сталина. Они подстерегают нас днём и ночью. И не промахиваются… Пятьдесят восемь дней мы штурмовали один-единственный дом! Напрасно штурмовали… Никто из нас не вернётся в Германию, если только не произойдёт чуда. А в чудеса я не верю… Время перешло на сторону русских… Передай Николаусу, чтобы он не стремился в солдаты. Лучше днём и ночью работать и всю жизнь сидеть на сухом хлебе, чем это…в России”.
“НЕМКА” роняет письмо, голову опускает на руку, падает головой на стол, плечи содрогаются от рыданий.
УЧЕНИК: И наконец долгожданное сообщение Совинформбюро 2 февраля 1943 года:
“Сегодня, 2 февраля, войска Донского фронта закончили ликвидацию немецко-фашистских войск, окружённых в районе Сталинграда. Наши войска сломили сопротивление противника, окружённого севернее Сталинграда, и вынудили его сложить оружие. Раздавлен последний очаг сопротивления противника в районе Сталинграда. 2 февраля 1943 года историческое сражение под Сталинградом закончилось полной победой наших войск”.
УЧЕНИЦА: Сергей Викулов.
РАСПЛАТА.
/Пленные под Сталинградом/
Всё наземь, в снег: и ружья и
знамёна. |
Они брели, не в силах даже
губы |
УЧЕНИК: Виктор Кондратенко.
Утро победы.
…И наступила тишина. В дыму, |
А ветер улюлюкает, свистит 2 февраля 1943 г. |
Звучит песня “Мамаев курган”. Дети склоняют головы, затем медленно уходят со сцены.