Отличительной чертой русской культуры является ее синтетичность, о которой так проницательно писал А. Блок: "Русскому художнику нельзя и не надо быть "специалистом". Писатель должен помнить о живописи, архитектуре, музыке. Бесчисленные примеры благодетельного для культуры общения… у нас налицо…Неразлучимы в России живопись, музыка, проза, поэзия, неотлучимы от них и друг от друга - философия, религия, общественность, даже - политика. Вместе они и образуют единственный мощный поток, который несет на себе драгоценную ношу национальной культуры".
Портрет, чей предмет - человек, естественно, самым органичным образом вливается в этот поток.
Сквозь всю русскую прозу и поэзию проходит тема портрета, то становящегося "героем" повести или стихотворения, то появляющегося, чтобы помочь выразить важную мысль автора или выяснить отношения между персонажами.
Исследование произведений И.А. Бунина показывает высокий уровень обобщенности творческого метода художника. Принципы изображения человека, открытые предшествующей русской прозой, органично восприняты и преобразованы им в новое качество. Бунинский синтетизм отвечал усложнившемуся представлению о личности как целостном феномене, не исчерпывающемся актуальным историческим и социальным содержанием, а сопрягающем в себе "связь времен" и разные типы культур.
Бунин входил в литературу и творил в эпоху, "желавшую синтеза" (выражение Вяч. Иванова), его собственные поиски ничуть не противоречили общим художественно-стилевым исканиям времени, хотя и не были ни экспериментаторскими, ни ярко декларированными.
Художественный синтез как характерная черта стиля эпохи не мог не проявиться и в творчестве И.А. Бунина - такого яркого представителя своего времени.
Преднамеренное оперирование писателем повторяющимися портретными деталями, атрибутами живописного портрета указывают, что стилизация живописных жанров в прозе у И.А. Бунина - залог широкой поэтической ассоциативности.
Рассказ "Чистый понедельник", завершенный И.А. Буниным в мае 1944 г., входит в сборник "Темные аллеи". Этот рассказ занимает особое место в цикле.
По структуре рассказ близок к другим произведениям цикла: это повествование от первого лица, которое строится как лирические воспоминания о прошлом и начинается с приема, требующего сотворчества от читателя.
Для "Чистого понедельника", как и для других произведений этого периода, характерен ряд устойчивых приемов построения текста: это ослабление роли сюжета, субъективность повествования, установка на воспоминание как основной текстообразующий принцип, использование лейтмотивов, которые основываются на повторах в разных фрагментах рассказа, активное употребление тропов, обладающих максимальной семантической емкостью. В то же время рассказ "Чистый понедельник" выделяется в системе цикла не только трактовкой судьбы героини, отказывающейся от мира, но и некоторыми особенностями организации текста. При отсутствии имен героев в него (в отличие от других произведений писателя) введены имена реальных деятелей литературы и искусства. Так, в тексте рассказа поминаются или действуют Л. Андреев, Шаляпин, Брюсов, Андрей Белый, Станиславский, Москвин, Качалов. Столь же развернутый ряд образуют точные названия различных мест в Москве, составляющие в тексте определенную последовательность: Красные ворота, храм Христа Спасителя, "Прага", "Эрмитаж", "Метрополь", "Яр", "Стрельня", Кремль, храм Христа Спасителя, Охотный ряд, Иверская, Василий Блаженный, Спас-на-Бору, Новодевичий монастырь, Рогожское кладбище, Ордынка, Грибоедовский переулок, Марфо-Мариинская обитель, трактир Егорова в Охотном ряду, Зачатьевский монастырь, Чудов монастырь, Художественный театр, Кремль, Красные ворота, Иверская, Кремль, Ордынка, Грибоедовский переулок, Марфо-Мариинская обитель. Легко заметить, что художественное пространство текста неоднородно, включает повторяющиеся реалии, образующие сюжетные "кольца", и отражает два образа Москвы: Москвы - древней столицы Святой Руси и Москвы - города литературно-художественной богемы. Лирический сюжет рассказа разворачивается в пространстве, образы которого предельно точны, но принадлежат разным мирам, и во времени, когда начинался "не календарный - настоящий Двадцатый век" (Анна Ахматова). В рассказе "Чистый понедельник", наконец, постоянно подчеркиваются связи произведения с другими текстами - как с памятниками древнерусской письменности, так и с литературой Нового времени. Эти особенности рассказа заставили исследователей поставить вопрос о его особой сложности, о наличии в нем скрытых смыслов, подтекста, связанного не только с судьбой героини, но и - шире - с судьбой России.
В центре повествования - образ героини, "непонятной" рассказчику. Это отражается в широком использовании в тексте рассказа неопределенных местоимений, наречий со значением неизвестности или неожиданности, лексических средств с семантическими компонентами "загадочный, "странный". Средства эти концентрируются в первой части рассказа, так врывается трагическая нота мотива незнания, непонимания, бесполезности поисков причин и предугадания следствий - непостижимости окружающего мира, своей души и души другого. Образ героини создается при помощи портрета, так как портрет - одно из важнейших средств характеристики героя произведения.
Внутренняя жизнь героини скрыта от повествователя, в тексте детально описывается ее внешность. Эти описания даются с точки зрения повествователя, они субъективны, динамичны и в то же время включают устойчиво повторяющиеся признаки, которые варьируются при помощи обратимости тропов: эпитет и сравнение заменяются метафорой, происходит "отвлечение" эпитета, один и тот же признак распространяется на разные детали портрета: "смугло-янтарное лицо…несколько зловещие в своей густой черноте волосы, черные, как бархатный уголь, глаза; пленительный бархатисто-пунцовыми губами рот оттенен был темным пушком" - "она прямо и несколько театрально стояла возле пианино в черном бархатном платье…блистая…праздничным убором смольных волос, смуглой янтарностью обнаженных рук, плеч…угольным бархатом глаз и бархатистым пурпуром губ". Доминирующим в портрете героини являются признаки "черный", "темный", "смуглый". В ее облике подчеркивается мотив "восточной" красоты: "А нее красота была какая-то индийская, персидская"; "На висках полуколечками загибались к глазам черные лоснящиеся косички, придавая ей вид восточной красавицы". В репликах же самой героини последовательно повторяются наименования реалий Древней Руси, русской церковной жизни, названия монастырей. Это сквозной мотив ее речевой характеристики. Героиня наделена исторической памятью, сопрягающей образы разных эпох.
Портрет главной героини рассказа связан с особенностями ее внутреннего мира, обращает внимание читателя на те детали внешнего облика, которые несут информацию о мыслях, чувствах, переживаниях и настроениях героини. Перед нами особая разновидность портрета - портрет психологический, "темное" ("восточное") в портрете героини контрастирует с "тихим светом" в ее глазах, который появляется при рассказах о прошлом, о допетровской Руси. Образам Древней Руси, в свою очередь, противопоставлены знаки эпохи начала XX века, "предвоенная, блудная и грозная" (А. Ахматова): это и имена модных тогда писателей (Гофмансталь, Шницлер, Тетмайер), и обозначения реалий литературно-художественной жизни того времени (Художественный кружок, лекции А. Белого, "капустники" Художественного театра), и названия модных ресторанов и кафе. Героиня рассказа, таким образом, изображается на грани разных культур, разных миров, разных традиций. Признаки, ее характеризующие, противоречивы и выражаются контекстуальными антонимами, которые образуют ряд тесно связанных друг с другом в тексте оппозиций: Восток-Русь, новое-старое, темное-светлое. Противоречивость героини и "странность" ее любви сближаются повествователем со "странностью" Москвы и - шире - России, в которой объединяются "восточное" и "западное" начала, при этом в тексте рассказа возникает своеобразный параллелизм: "Странная любовь!" - думал бои, пока закипала вода, стоял, смотрел в окна…"Странный город!" - говорил я себе, думая об Охотном ряде, об Иверской, о Василии Блаженном. - Василий Блаженный - и Спас-на-Бору, итальянские соборы - и что-то киргизское в остриях башен на кремлевских стенах.
Противоречивость героев не только отражение "беспочвенности" эпохи, но и проявление особенностей русской души. "Есть два типа в народе, - писал И.А. Бунин. - В одном преобладает Русь, в другом - Чудь, Меря. Но и в том и другом есть страшная переменчивость настроений, обликов, "шаткость", как говорили в старину. Народ сам сказал про себя: "Из нас, как из дерева, - и дубина, и икона," - в зависимости от того, кто это дерево обрабатывает: Сергий Радонежский или Сенька Пугачев".
дним из ключей к интерпретации рассказа "Чистый понедельник" служат интертекстуальные связи произведения, т.е. включение в него фрагментов других текстов или отсылки к ним. В рассказе трижды используются цитаты из "Повести о Петре и Февронии". Значимы сам выбор фрагментов из этого древнерусского текста и их последовательность. Героиня рассказа цитирует начало "Повести": "Был в русской земле город, названием Муром, в нем же самодержствовал благоверный князь, именем Павел. И вселил к жене его диавол летучего змея на блуд. И сей змей являлся ей в естестве человеческом, зело прекрасном…" Затем приводится конец житийного текста: "Она, не слушая продолжала:
- Так испытывал ее Бог. "Когда же пришло время ее благостной кончины, умолили Бога сей князь и княгиня преставиться им в един день. И сговорились быть погребенными в едином гробу…"
Мотиву соблазна и греха противопоставляется, таким образом, полное единство в истинной любви, прошедшей все жизненные испытания и перешедшей в вечность. Само имя благоверной княгини - Феврония (от латинского слова Ferbrutus - "день очищения") - кореллирует с заглавием рассказа "Чистый понедельник" и соотносится с мотивом поиска героиней чистоты и цельности, с мотивом духовного подвига.
В финале произведения появляется образ великой княгини Елизаветы Федоровны, основательницы Марфо-Мариинской обители, подвижницы, мученически погибшей в 1918 г. с келейницей в Алапаевской шахте и причисленной к лику святых.
Обращение к образу великой княгини расширяет временную перспективу распада и ассоциативно указывает на будущие страшные испытания, на возможную судьбу героини, избравшей в поисках цельности "путь Сергея Радонежского". В то же время образ Елизаветы Федоровны соотносится в тексте с образом другой "святой жены" - Февронии - и развивает тему преемственности духовного подвига и жертвенной любви.
Исследованный материал указывает на особую роль портрета и иконы в стиле Бунина-прозаика.
В рассказе "Чистый понедельник" с помощью портрета главной героини показана не только история о "странностях любви", о трагическом душевном надломе, но и повествование о России - о ее дореволюционном настоящем и возможном, желанном будущем.