Обычно в Чехове видят писателя, погруженного в современность. Это справедливо. Но весьма спорно (или ошибочно) отказывать ему на этом основании в интересе к истории. Не лучше ли отнести и к Чехову точное обобщение Д.С. Лихачева: “Чем интеллигентнее человек, тем больше он способен понять, усвоить, тем шире его кругозор и способность понимать и принимать культурные ценности – прошлого и настоящего” [1, 353].
В наше время одной из важных задач филологической науки признается изучение национального компонента в языке и литературе [2, 11]. В последние годы интерес к национальному усилился. При этом подчеркивается особое преимущество художественного слова для исследования национального, так как писатель, художник слова, при всем его индивидуальном своеобразии, всегда связан с коренными чертами национального миросозерцания, а художественное произведение – это как бы национальное устройство мира в удвоении [3, 52 – 53].
Чехов, создавая свои художественные произведения, очень часто обращается к различным жанрам русского фольклора (паремиям, приметам, сказкам, лирическим песням, легендам, быличкам, свадебным обрядам) и различным явлениям народной культуры.
Исследование примет в произведениях А.П. Чехова является одним из этапов изучения темы “Чехов и народная культура”.
Не вызывает сомнения тот факт, что своеобразие русской литературы в немалой степени определялось ее связью с народной культурой. Характер, тип связей, удельный вес фольклорного начала менялись от эпохи к эпохе, зависели от творческой личности писателя, от событий общероссийского или местного значения. Но сам процесс взаимовлияния, взаимообогащения литературы и фольклора в России никогда не прерывался.
Поскольку народные верования, обряды, предания, приметы, заговоры, анекдоты, фантастические истории составляют неотъемлемую часть традиционной культуры, они не могли не проникнуть и на страницы литературных произведений.
Вообще, трудно найти в русской литературе автора, ни разу не упомянувшего хоть бы какую-нибудь нечисть: беса или водяного, русалку или кикимору, выходящего из могилы покойника или ведьму.
Интерес А.П. Чехова к приметам русского народа был довольно устойчивым: в разные годы им были созданы десятки рассказов, в которых так или иначе упоминались приметы или суеверия.
Об интересе А.П. Чехова к суевериям говорил еще М. Горький, отмечая необычность сюжетов чеховских рассказов: “О своих литературных работах он (Чехов) говорил мало... Лишь изредка, в час веселый, усмехаясь, расскажет тему, всегда - юмористическую.
- Знаете, - напишу об учительнице, она атеистка, обожает Дарвина, уверена в необходимости бороться с предрассудками и суевериями народа, а сама, в 12 часов ночи, варит в бане черного кота, чтоб достать “дужку”, - косточку, которая привлекает мужчину, “возбуждая в нем любовь...” [4, 45].
На присутствие в чеховских рассказах примет обратили внимание и ученые - литературоведы. Одной из первых работ, посвященных исследованию примет в рассказах Чехова, была статья Б.А. Навроцкого “Фольклорные мотивы в творчестве А.П. Чехова” (1935). В этой работе было сказано о том, какое различное преломление получили в чеховских рассказах народные приметы, поверья (“Не судьба”, 1885), как поэтично звучал мотив крестьянских сказаний, веры в “заговоренные клады” (“Счастье”, 1887).
М.Е. Роговская указывала на наличие примет в повести А.П. Чехова “В овраге” (1900).
“В художественную ткань повести тонко и не подчеркнуто вкраплены элементы разнообразных “малых” жанров фольклора”, - писала она.
Современный исследователь В.К. Харченко в своем труде “Язык народной приметы” (1992) назвал писателей, в чьи произведения тесно вплетены народные приметы. Помимо Н.В. Гоголя, С.Т. Аксакова, Н.А. Некрасова, ученый отметил и А.П. Чехова.
Все эти авторы, как правило, говорили о присутствии примет в чеховских рассказах, но не исследовали, с какой целью автор использовал приметы в своих творениях.
Приметы вместе с пословицами, поговорками, побасенками, загадками относятся к фольклорным микрожанрам.
Художественная литература, художественные тексты бережно хранят народные приметы, благодарно используют этот интересный жанр.
Вдруг мелкие камни с шумом покатались нам под ноги. Что это? Грушницкий спотыкнулся...
-Берегитесь!- закричал я ему:- Не падайте заранее; это дурная примета. Вспомните Юлия Цезаря! (М.Ю. Лермонтов “Герой нашего времени”);
Её тревожили приметы:
Таинственно ей все предметы
Провозглашали что-нибудь,
Предчувствия теснили грудь.
Жеманный кот, на печке сидя,
Мурлыча, лапкой рыльце мыл:
То несомненный знак ей был,
Что едут гости. Вдруг увидя
Младой двурогий лик луны
На небе с левой стороны,
Она дрожала и бледнела...
( А.С. Пушкин “Евгений Онегин”)
Народные приметы тесно вплетены и в сюжетную канву произведений А.П. Чехова. Писатель относится к приметам как к незаменимому, удивительному, уникальному звену национальной культуры.
Самовар гудел, предсказывая что-то недоброе (“В овраге”, 1900);
Моя Зорька внесла меня в ворота графской усадьбы. У самых ворот она споткнулась, и я, потеряв стремя, чуть было не свалился на землю.
- Худой знак, барин! – крикнул мне какой-то мужик, стоявший у одной из дверей длинных
графских конюшен. (“Драма на охоте”, 1984).
Действительно фольклорный материал в виде примет, поверий встречается в рассказах Чехова и выполняет различные функции: в одних случаях фольклорные реминисценции дают толчок для развития сюжета, создают комическую ситуацию (“Не судьба”), в других – помогают создать народно-поэтические образы (“Рано”).
В рассказах “Драма на охоте”, “Мертвое тело”, “На пути”, “Именины”, “Соседи” Чехов, опираясь на поверья и приметы народно-поэтического календаря, создает картины русской природы, передает нюансы психологического состояния героев. Так рассказ “Мертвое тело” начинается словами: “Тихая августовская ночь”. Наблюдая за диалогом героев, внимательный читатель увидит, что действие рассказа происходит, скорее всего, в последней декаде августа. Такой вывод помогает сделать реплика “А что, Сема, ведь уже время птицам лететь в теплые каря!... Холодные ныне зори стали, х-холодные. Журавль зябкая тварь, нежная. Для него такой холод – смерть!” По Далю кто когда хочет, а журавль ко Спасу отлетает. Известно, что в августе на Руси праздновали три Спаса: первый – 14 августа – Медовый Спас, второй – 19 августа – Яблочный Спас, третий – 29 августа – Ореховый Спас. По народным наблюдениям, “с первого Спаса холодные росы”, а “на второй Спас становится холодно к ночи”. Из рассказа известно, что двое деревенских мужиков стерегут ночью мертвое тело, причем, как видно из цитаты, ночью холодной. Таким образом, вероятно, действие рассказа происходит между вторым и третьим Спасом, то есть в конце августа.
В рассказе “Именины” прослеживаются сложная взаимосвязь, взимообусловленность состояния природы и психологического мира человека. Примечательно, что изменения погоды здесь происходят точно по законам народного календаря. В “Именинах” раскрывается эмоциональное состояние героини Ольги Михайловны, которая, начиная с ощущения внутреннего дискомфорта, вырастает до эмоционального взрыва и заканчивается трагедией – потерей ребенка.
Природа в начале рассказа как будто затаилась в ожидании дождя. “Солнце пряталось за облаками, деревья и воздух хмурились, как перед дождем, но несмотря на это, было жарко и душно… Небо, воздух и деревья по прежнему хмурились и обещали дождь; было жарко и душно; стаи ворон, предчувствуя непогоду, с криком носились над садом”. Народные приметы подтверждают этот прогноз: “Душное марево – предтеча грозы”. “Вороны каркают стаей летом – к ненастью”. Прячет свои эмоции и чувства Ольга Михайловна. Она разговаривает с гостями, улыбается, но внутри у нее все дрожит от ненависти и злобы. О том, что начался дождь, говорит реплика “Господа, дождь!”. Но пока упало лишь несколько капель, настоящий дождь, ливень начнется позже, тогда, когда бушевавший внутри Ольги Михайловны смерч вырвется наружу и опустошит и ее саму, и все вокруг.
Это связано с тем, что примета как жанр народного творчества сама по себе неотделима от прогнозирующей, предсказывающей роли.
Этимология слова “примета” прозрачна, легко объяснима, значение этого слова выводится из семантики корня. Однако этимологическая прозрачность термина в отношении примет приводит к некоторой двусмысленности: приметами иногда называют не только прогнозирующие наблюдения, но и вообще наблюдения типовые, характерологические, поведенческие. Так С.И. Ожегов дает этому слову два толкования:
- отличительное свойство, признак по которому можно узнать кого-нибудь или что-нибудь;
- явление, случай, которые в народе считаются предвестием чего-нибудь.
Мы же будем называть приметой лишь собственно примету, то есть наблюдение-прогноз, наблюдение-предсказание, устремлённое в будущее, сориентированное на угадывание будущего.
Свинья чешется - к теплу, визжит - к ненастью.
Если солнце восходит высоко - будет дождь, низко — хорошая погода.
Приметы всегда были составной частью духовной жизни и быта русского народа. Они охватывали все области общественной и частной жизни, основанной на бытовом, охотничьем, земледельческом и скотоводческом укладах, выражали установления мирского бытия, сопутствовали существующим принципам нравственности, сопряжёнными с религиозными понятиями, с представлениями об этических нормах, запечатлевали натуралистические наблюдения.
Народная примета - это проверенное многократными наблюдениями или традиционно принятое и передаваемое из поколения в поколение предсказание событий, выраженное в краткой, подчас вариативной форме.
Художественная литература, художественные тексты бережно хранят народные приметы, благодарно используют этот интересный микрожанр.
В рассказах А.П. Чехова встречается множество разнообразных примет. Эти приметы можно классифицировать следующим образом:
Приметы, отражающие наблюдения за погодой (характеристика природы при помощи народной приметы, когда сначала описываются признаки, предвещающие изменения атмосферных явлений, а потом они сбываются).
В свою очередь погодные приметы в рассказах А.П. Чехова можно разделить на несколько групп:
а) приметы, в которых погоду предвещают птицы и насекомые;
Громадные стаи ворон, предчувствуя непогоду, с криком носились над садом (“Именины”, 1888)
Было душно. Низко над землёй стояли тучи комаров, и в пустырях жалобно плакали чибисы. Всё предвещало дождь... (“Соседи”, 1892)
б) погода определяется по облакам и небу;
Ясное, звёздное небо и термометр пророчили мороз к утру. (“Чёрный монах”, 1894)
Слюнке и Рябову видно... как по ясному небу бегут куда-то мелкие облачки, и они чувствуют, что день будет ясным, тихим (“Рано”, 1887)
в) погода определяется по солнцу;
Солнце уже зашло, и на горизонте пылало красное зарево, предвещавшее на завтра ветреную погоду. (“Чёрный монах”, 1894)
А когда солнце, обещая долгий, непобедимый зной, стало припекать землю, всё живое, что ночью двигалось и издавало звуки, погрузилось в полусон. (“Счастье”, 1887)
г) будущие погодные явления в рассказах Чехова прогнозируются по воздуху;
Душное июньское утро. В воздухе висит зной, от которого клонится лист и покрывается трещиной земля. Чувствуется тоска за грозой. Хочется, чтоб всплакнула природа и прогнала дождевую свою тоску.
Вероятно, и будет гроза. На западе синеет и хмурится какая-то полосочка. (“Он понял”, 1883)
д) приметы, в которых погода определятся по нескольким признакам;
Небо, воздух и деревья по-прежнему хмурились и обещали дождь; было жарко и душно. (“Именины”, 1888).
Погоду люди издревле старались предугадать из-за важности для себя. Отыскивали повторяемость её изменений и устанавливали связь разных погодных явлений. Эти наблюдения, накапливающиеся веками, вылились в бесчисленное количество примет.
Так, известный фольклорист А.Н. Афанасьев в своём труде “Поэтические воззрения славян на природу” отмечал, что “по самому характеру первоначального быта пастушеско-земледельческого, человек всецело отдавался матери-природе, от которой зависело всё его благосостояние, все средства жизни. Понятно, с каким усиленным вниманием должен был он следить за её разнообразными явлениями, с какою неустанною заботливостью должен был всматриваться в движение небесных светил, их блеск и потухание, в цвет зари и облаков, прислушиваться к ударам грома и дуновению ветров, замечать вскрытие рек, распускание и цветение деревьев, прилёт и отлёт птиц, и проч. и проч. Живое воображение на лету схватывало впечатления, посылаемые окружающим миром, старалось уловить между ними взаимную связь и отношения, и искало в них знамения грядущей погоды, приближения весны, лета, осени или холода, засухи или дождевых ливней, урожая или бесплодия” [5, 27].
Если лето дождливое, то и гриб бывает. (“Кулачье гнездо”, 1885)
Исследователи уже давно определили, что природа у Чехова – это не ландшафт, флора, фауна, зависящая только от смены сезонов и времени суток. Это природа в ее непрерывных, постоянно новых состояниях, которые она сама ежесекундно творит: светлые пятна, скользящие по косым струям дождя, облачко, которое уйдет, солнечные блики на вершинах деревьев, радуга в сетях паука, ярко-желтая полоса света, ползущая по земле. Природа Чехова – это “светоносная дрожь случайностей”, по словам О. Мандельштама, трепетный, меняющийся облик мира. И этот меняющийся облик мира помогает Чехову изобразить в своих рассказах народная примета, которая сначала предвещает изменения, а потом на страницах произведений эти изменения действительно начинают происходить.
е) будущее человека определяется и зависит от встречи с тем или иным животным. Очень часто таким животным является заяц.
- Быть, барин, беде! - сказал ямщик, оборачиваясь ко мне и указывая кнутом на зайца, перебегающего нам дорогу (“Ночь перед судом”, 1886)
- Заяц! Заяц!... Заяц дорогу перебежал!.. Не судьба, знать, мне две тысячи четыреста получать... Ворочай назад, Митька! Не судьба! (“Не судьба”, 1885)
Вообще, заяц – один из излюбленных персонажей русского фольклора. В обрядовых, хороводных и шуточных песнях, сказках, в пословицах и поговорках - всюду он выступает как ярко выраженный образ. Кроме брачной и любовной символики, заяц в народных поверьях, приметах тесно связан с миром духов и нечистой силы. Как животное, обитающее в лесу, он находится в подчинении у мифического хозяина леса – лешего. Считается, что заяц создан чёртом и служит ему. Чёрта, как и зайца, называют косым (в загадке он “косой бес”).
Часто заяц оказывается оборотнем-посредником между миром человека и миром нечистой силы. В народе популярны страшные рассказы о чёрте или лешем в заячьем обличие, который перебегает человеку дорогу, бросается ему под ноги или преследует его. Облик зайца изредка принимают ведьмы и колдуны; в виде чёрного зайца является домовой.
Представление о зайце как о существе опасном и нечистом объясняется в примете – заяц, перебежавший дорогу или встреченный на пути, сулит несчастье. И в итоге герой рассказа “Не судьба” оказывается на скамье подсудимых.
Ещё одним животным, которое в рассказах А.П. Чехова предвещает будущее, является собака.
Во дворе Глоткина всю ночь выла собака. Моя кухарка Пелагея говорит, что это верная примета. (“Из дневника помощника бухгалтера”, 1883)
Слышится то отрывистый, то тревожно подвывающий собачий лай, какой издают псы, когда чуют врага, но не могут понять, кто и где он. (“Недобрая ночь”, 1886)
Не зная естественных законов, народ не мог понять, почему известные причины вызывают всегда известные последствия; они видели только то, что между различными явлениями и предметами существует какая-то таинственная близость, и результаты своих наблюдений, впечатлительности выразил в тех кратких изречениях, которые так незаметно переходят в приметы и так легко удерживаются памятью.
Следующая группа - бытовые или житейские приметы.
Они связаны с догадкой и мыслями относительно жизни человека, который всегда желал знать своё будущее.
Бытовые приметы, используемые Чеховым в своём творчестве, также разнообразны, как и погодные. Их можно разбить на несколько групп:
а) будущее зависит от встречи с духовным лицом;
Ежели священник на дороге встретится, то быть беде. (“Не судьба”, 1885)
Действительно, в народе бытует поверье, примета, которая предвещает плохое при встрече с духовным лицом.
Поп, монах дорогу перейдёт - к худу.
б) приметы, в которых говорится о том, что судьба человека зависит от числа, даты;
Как только начну что-нибудь тринадцатого числа... то всегда кончаю плохо. (“Не судьба”, 1885)
По небу пролетало несколько блестящих метеоров. Я начал считать их и насчитал двадцать восемь. Я указал на них Теодору. “Нехорошее предзнаменование!”
в) жизнь и судьба человека зависит от совершения героем определенных физических (иногда физически случайных) действий;
Свистеть в комнате грех... Вот у нас Седельников свистел, свистел, да и просвистелся… Свистел в своей лавке от утра до вечера и просвистел свою бакалею в трубу! Весь в долгах теперь... И мне двести рублей должен... (“Забыл”, 1882)
г) будущее человека зависит от действий по отношению к нему других людей. Чаще всего эти действия являются случайными;
- Ты уронил бутылку?- спросила она. - Да, уронил. Ну, так что же из этого?
- Нехорошо,- сказала она, ставя свой стакан и ещё больше бледнея. - Нехорошая примета. Это значит, что в этом году с нами случится что-нибудь недоброе. (“Шампанское”, 1887)
Не узнала, бог с тобой, - сказала она. - Богатым быть. (“Студент”, 1894)
Или счастье и судьба зависят от правильного поведения на свадьбе.
- Слышь, Макар! - кричит отец невесты. - Назад из церкви поезжайте другой дорогой! Примета есть! (“ Свадьба”, 1887)
Раньше не случайно в ходу было выражение “свадьба - судьба”, потому что семья создавалась один раз и навсегда. Нужно было соблюсти все обряды, большое значение придавалось и приметам: в какое время лучше всего играть свадьбу, чего избегать, чтоб не навредить молодым; как уберечь их от недоброго взгляда, злых намерений и т. д.
Как к особому типу примет можно отнести и сновидения, которые в рассказах А.П.Чехова занимают немаловажное место.
Так А.Н. Афанасьев отмечает: “Сновидения - это та же примета, только усмотренная не наяву, а во сне, метафорический язык примет и сновидений один и тот же. Сон был олицетворяем язычниками, как существо божественное, и всё виденное во сне почиталось внушением самих богов, намёком на что-то неведомое, чему суждено сбыться” [5, 32].
Герои рассказов А.П. Чехова также пытаются связать свою жизнь с увиденным во сне:
- Не было печали, так вот черти накачали. Недаром я сегодня во сне печь видел.
- А что? Кто это приехал?
- Сестрица с мужем, чтоб их... (“Последняя могиканша”, 1885)
Тут же кстати старик вспомнил, что в истекшую ночь ему снилась печь, а видеть во сне печь означает печаль. ( “Нахлебники”, 1886)
С понятием сна связаны народные верования, сказки, предсказания, колдовство. На наш взгляд, “вещие” сны, наряду с пословицами и поговорками, являются знаками ситуаций и даже знаками судьбы. Основываясь на сложившихся в народной культуре толкованиях сновидений, Чехов может “раздвинуть” рамки произведения, не только заглянуть в будущее, но и рассказать о прошлом. Сон выполняет в рассказах писателя мотивообразующую функцию. Так, в рассказе “Спать хочется” повторяющийся мотив сна стирает грань между действительностью и видением, что позволяет автору показать всю глубину психологических переживаний героини. Каждую ночь видит одни и те же сны Варька. Видит она и темные облака, которые кричат как ребенок (по указанию сонника, чёрный; темные цвета снятся к печали, горю), шоссе, покрытое грязью, по которому идут люди, и кричащих ворон и сорок (ворона каркающая, по соннику, – не к добру), и покойного отца (отца умершим видеть — к болезни, к беде). Все образы, возникающие в воспаленном мозгу смертельно уставшей девочки, предвещают недоброе. Можно только догадываться, что будет потом, когда обнаружат, что Варька убила ребенка. Ясно, что наказание будет ужасным. Рассказ заканчивается тем, что девочка засыпает “крепко, как мертвая...”, многоточие после слова “мертвая”, может быть, указывает на исход этой истории. Мотив сна проходит через все повествование. На наш взгляд, в этом рассказе Чехова сон-наваждение создает иллюзию ирреальности: давно не спавшая толком девочка с трудом различает сон и явь. Примечательно, что именно посредством сна Чехов рассказывает читателю историю жизни героини. Этот прием писатель будет использовать еще не раз.
Как и русскому народу вообще, героям чеховских рассказов свойственно желание наблюдать за явлениями, случаями, которые, по их мнению, могут явиться предвестием чего-либо, предсказать дальнейшую судьбу, помочь избежать нежелаемых событий: “Всё это, конечно, чепуха, вздор, нельзя этому верить, но ... объясни, почему всегда так случается, как приметы говорят?” ( “Не судьба”, 1885)
Приметы как жанр народного творчества встречаются в рассказах Чехова разных лет: в ранних юмористических рассказах (“ Не судьба”, 1885; “Из дневника помощника бухгалтера”, 1883; “Забыл”, 1882; “Тысяча одна страсть, или Страшная ночь”, 1880; “Последняя могиканша”, 1885 и др.), в зрелых рассказах, когда у Чехова уже сформировалась собственная художественная система (“Соседи”, 1892; “Черный монах”, 1894; “Именины”, 1888; “Студент”, 1894 и т. д.). Такое разнообразное использование примет в рассказах Чехова на протяжении всего его творчества, вовсе не говорит о том, что А.П. Чехов верил в приметы. Наличие народных примет в произведениях Чехова свидетельствует о том, что писатель хорошо знал русский фольклор и благодарно использовал его в своём творчестве.
Но мало перечислять, классифицировать приметы фольклора, встречающиеся в чеховских рассказах. Более важно установить, в чём своеобразие использования писателем этого жанра; выявить его роль в творчестве писателя.
Приметы в рассказах А.П. Чехова имеют определенное художественное значение (дают характеристику героям, являются способом развития сюжетной линии, становятся средством создания пейзажа, придают событиям особый колорит). Иногда народные приметы могут промелькнуть в тексте без особого художественного значения (как оборот речи). Отличительной чертой народной приметы является ее краткость, в примете нет ни одного лишнего слова, она не объясняет какое-либо явление, а лишь констатирует факт. Но в то же время примета очень содержательна.
Как известно, одним из главных принципов чеховской художественной системы является лаконизм. Всем знаком его афоризм: “ Искусство писать - искусство сокращать”. Эта особенность творчества Чехова связана с тем, что юмористические журналы, в которых он сотрудничал еще, будучи студентом медицинского университета, были объёмом малы, отсюда и требования к пишущим: прежде всего краткость. 80-90 строк были предельными для рассказа. “ Странное дело, - пишет Чехов в 1889 году, когда им уже были созданы крупные вещи, - у меня теперь мания на всёкороткое. Что я ни читаю - своё или чужое - всё представляется мне недостаточно кратким”.
Список литературы
- Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. – М.: Современник, 1979. - С. 353.
- Брагина А.А. Лексика языка и культура страны. – М., 1981.
- Гачев Г. Национальные образы мира. – М., 1988.
- Кураев М. Актуальный Чехов: заметки о классике// Дружба народов. – 1998. - №12. – с. 167 – 179.
- Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. – В 3-х т. - Т 1. – с. 26 – 33.