Маяковский продолжается… Стихотворение В.Маяковского "Послушайте!". Восприятие, истолкование, оценка

Кто только в мировой культуре не обращался к теме изначально романтического образа звезды, начиная с той, ставшей легендарной, библейской — Вифлеемской!...

Конечно, это образ—символ вечной духовности, в нем запечатлены тысячелетние попытки человека и его неутолимого желания постичь мир, подняться над ним и заглянуть за ту черту, за тот, запретный богами, край, где Никого и Ничего...

Маяковский ворвался в плеяду корифеев поэзии серебряного века своими бунтарскими, эпатирующими стихами о городе, о мире, который он не приемлет, “Адище города”,—пишет поэт, в нем нет места человеку, его любви, и четыре “Долой!” — отрицания, прозвучавшие в его катехизе того времени, в поэме “Облако в штанах,” — это приговор тому страшному миру”[3], который разрушает человека, чувствующего себя пылинкой на перекрестках истории.

Но что же делать? (Один из исконно русских вопросов!). И в этом жутком мире появляется мессия, это сам Поэт. Пришла пора и Ему зажигать звезды.

Итак, “Послушайте!” (1914г). Это стихотворение, относящееся к раннему периоду творчества Маяковского, наряду со стихотворениями “Нате!”, “Дешевая распродажа”, “Скрипка и немножко нервно” обусловило страстное желание поэта “увидеть хоть одну звезду”. “С мира земли, где все темно и скудно”, Маяковский вглядывается в звездное небо, которое во все времена у всех народов было знаковым символом.

А ведь этот образ — символ принадлежал той поэзии, которую в начале XX века в едином порыве дружно сбрасывали с “парохода современности” сам Маяковский и его братья по литературному цеху - футуристы.

Я иногда думаю, что же послужило непосредственным толчком для написания в высшей мере лирического произведения, полного романтики? Ведь это он писал: “Нами/ лирика/ в штыки/ неоднократно атакована/”... Нет ответа. Но одно остается несомненным — это то, что было заложено в человеке в детстве, в отрочестве, тот мир, в котором он мужал...

Кавказ — источник вдохновения многих великих: Грибоедов, Пушкин, Лермонтов, Толстой... и Маяковский здесь начинался!

Возможно, когда-то в бархатной ночной тиши под яркими южными звездами на обрывистом берегу реки Ханис - Цвали под стенами развалившейся древней крепости, когда “мир отрезан”, в чуткое сердце мальчика, которое вскоре станет “сплошным”, вошли и навечно растворились, стали поняты сердцем божественные вечные строки:

Ночь тиха, пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.

Все! Прививка произошла!! Здесь истоки его трепетной лирики, здесь ее средоточие...

Стихотворение “Послушайте!” — это 30 пронзительных строк про человека, которому нужно, необходимо, чтобы зажигались звезды. Это лирический герой.

В стихотворении, кроме него, еще 2 персонажа: Бог и тот, кому страшно без звезд, ради которого лирический герой врывается к Всевышнему.

Первая часть начинается с обращения ко всем, выраженного глаголом повелительного наклонения: “Послушайте!”. “В сравнении с дерзким выкриком “А вы могли бы?”, с задорной бравадой стихотворения “Нате!” в “Послушайте!” совсем другая, проникновенная, исповедальная, даже просительная интонация. Мы впервые слышим поэта, который не боится показаться беззащитным”[4], он обращается к людям, хочет быть понятым, а пока он противопоставлен им — “Я” и “Они”, “Я” и “Мир”.

Послушайте!

Ведь, если звезды зажигают —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — кто-то хочет, чтобы они были?
Значит — кто-то называет эти плевочки жемчужиной?

Ряд коротких придаточных предложений, они же являются по цели высказывания вопросительными, это единоначалие, эти повторы (уж, конечно, не от бедности языка!), бессоюзие — нисколько не снижают художественной ценности стиха, а использованные поэтом стилистические фигуры — (анафора, параллелизм) усиливают выразительность данного текста. Прихотливая строфика начала этого стихотворения доносит до читателя прерывающийся голос, волнение лирического героя.

Для незнакомого с особенностями поэтического стиля Маяковского уха неожиданно звучит слово “плевочки”, которое выделяется среди лексики данного отрывка. Это, так сказать, дань времени, когда “грубая” действительность, улица врывалась в поэзию. Слово “плевочки” с уменьшительным суффиксом придает ему своеобразную окраску ироничности и нежности одновременно; оно соседствует со словом “жемчужины” — это два скрытых сравнения, они антонимичны по отношению друг к другу: для кого–то звезды — “плевочки”, а для кого-то “жемчужины”.

Вторая часть стихотворения — главная, здесь разворачиваются основные события. Вторая часть — это всего лишь одно предложение, всего 10 строк, но каких! Они поразительны во всем.

На первом плане — гипербола: лирический герой свободно и непринужденно объясняется с мирозданьем, со всей вселенной, “врывается” запросто к Богу. Удивителен лирический пейзаж — это образ открытого пространства, мира, космоса, движения вверх от “городских метелей полуденной пыли”. Поговорим о двух строках:

И, надрываясь, в метелях полуденной пыли,.. — здесь все “рождает споры”, единство и борьба противоположностей, столкновение противоречий лоб в лоб.

Метели — это белый снег, вихрь, вьюга, ветер, холод...

Полуденной (пыли) — эпитет, его образный ряд — жаркие, горячие краски, юг, зной...

Что означают эти спаянные друг с другом три слова, этот оксюморон? Это описание пейзажа настроения, пейзажа противоречий города и того сумасшедшего мира, где живет лирический герой, где торжествуют, хохочут “грязные в калошах и без калош”, готовые взгромоздиться “на бабочку поэтиного сердца”. Но лирический герой не из этой толпы, хотя и из этого мира. Мы застаем его в “мистерийное” время, время драматических переживаний и принятия важнейших решений.

Удивителен портрет героя! Нет его описания, но тем не менее он изображен ярко, зримо, его портрет — его поступки! Этому способствуют 9 глаголов — характеристик, передающих трагизм положения лирического героя:

1. надрываясь,
2. врывается,
3. боится,
4. опоздал,
5. плачет,
6. целует,
7. просит,
8. клянется,
9. не перенесёт...

В двух первых глаголах через аллитерацию, звукопись, “взрывных” согласных, передаются главные эмоции лирического героя — боль, горе, отчаяние, мука. Вспоминается ключевая фраза раннего Маяковского — “резок жгут муки”.

Разберем следующие глаголы “боится, что опоздал”; нет, герой не опаздывает в “гости к Богу” в том первоначальном лексическом значении этого слова, он боится одного, что Бог без него уже принял решение. (Зачем метать бисер перед теми, кто в состояии прожить жизнь и без чуда звездного неба!) Глаголы “плачет, целует” продолжают характеристику героя. Он, кажется, ведет себя не по-мужски, но это его последняя надежда, он умоляет, возможно, стоит коленопреклоненным, и нет ему дела, что о нем думают, как он выглядит со стороны. Это его крест, его Голгофа –

плачет,
целует,
просит —

ради всех нас,

просит –
чтобы обязательно была звезда! –
клянется —
не перенесет эту беззвездную муку!

Эмоционально выразителен, многозначен эпитет “беззвездная” (мука) — это, действительно, мука без звезд, надежды, света жизни, беспросветная тьма, пустота, конец...

Благодаря следующему точно найденному эпитету, на наших глазах материализуется понятие уже отвлеченное по своей природе — Бог. Единственная в тексте характеристика этого героя — у него “жилистая рука”. Но видится за этим следующее:

Бог — трудолюбивый (лучше труженик), патриарх, творец, отягощен заботами, постоянно в движении, но самое главное — он демократичен, он доступен, он принимает людей, выслушивает своих чад. (Ну, разве отправит этот Бог, Бог Маяковского, Одиссея в предверие ада, как это сделали другие Боги?!)

Возвратившись от Всевышнего, герой “ходит тревожный, но спокойный наружно”, чувство огромного психологического напряжения передают эти два антитезных эпитета. Не для себя он вымаливал эти звезды–надежды, а для других:

Говорит кому-то:
“Ведь теперь тебе ничего?
Не страшно?
Да?!”

Три коротких вопросительных предложения прямой речи лирического героя. Неважно кому адресована его нежность и забота (ему? ей?), важно то, что они сговорились, поняли друг друга — Бог и человек, и на небе зажглись вымоленные звезды. Но тревога, эмоциональное напряжение все равно где-то неуловимо присутствует в этих трех лаконичных предложениях, представляющих собой разговорную лексику. Так говорят с любимыми, близкими людьми.

Эпилог возвращает нас к началу стихотворения. Четыре строки его — это рефрен (можно говорить о кольцевой композиции). Заключительные слова эпилога звучат утверждением:

Значит — это необходимо,
чтоб каждый вечер
над крышами
загоралась хоть одна звезда?!

Замечателен здесь в конце метафорической фразы знак восклицания, с одной стороны — это ликующее утверждение, с другой – приговор бездуховным, телесным (женщине с “белилами густо”, мужчине “в усах капуста”), вечно убогим...

Уже в этом раннем стихотворении видится, просматривается все то, что сделает его (Маяковского) поэзию, поэтику сугубо индивидуальной:

• противопоставление лирического героя миру,
• переход к декламационной поэзии,
• гиперболизм, масштабность,
• метафоричность,
• “самовитость” слова и его доминанта,
• новаторство, касающееся ритма и рифмы, — “позвоночного столба” поэтики Маяковского,
• формы — это еще не “лесенка”, но все же…
• звукопись и, конечно, трепетнейшее “сплошное сердце”...

Свет далекой звезды... Маяковский — продолжается!

P.S. Как все повторяется?!! Снова начало нового века. Снова низвергают патриархов, а эпатирующего Владимира Сорокина выдвигают на Буккеровскую премию...