Ход мероприятия
На ступеньки сцены выходят мальчики и говорят слова, девочки выходят по одной в светлых платьях или юбка с блузкой.
1-й мальчик: Женщина – Ваше Величество!
Сказал поэт и был совершенно прав.
2-й мальчик: Женщина – это красота!
3-й мальчик: Женщина – это Муза!
4-й мальчик: Женщина – это счастье!
3-й мальчик: Женщина – это любовь!
2-й мальчик: Женщина – это жизнь!!!
Мальчик: Женщины грозных сороковых годов спасали мир от КОРИЧНЕВОЙ ЧУМЫ.
Мальчик: Они, защищая Родину, шли в бой с оружием в руках, сражались с врагом в небе, перевязывали раненых, выносили их с поля боя, воевали снайперами и радистами, разведчицами и зенитчицами.
Мальчик: Не было военной профессии, которую не освоили бы в полную меру женщины.
Мальчик: Они уходили в партизаны, стирали в кровь свои руки в банно-прачечных батальонах, стояли у станка, рыли окопы, пахали, сеяли, растили детей...
Мальчик: И те девочки, которые только вчера кружились в вальсе на выпускном вечере, сменили свои наряды на строгую военную форму, и стали надёжными подругами в страшные годы войны.
Комната: стол, покрытый скатертью, радио-тарелка, зеркало. Девчонки выбегают на сцену
Они дурачатся: прыгают, танцуют, разглядывают себя в зеркало, собирают чашки на стол и т.д. Звучит музыка Рио-Рита, мелодия меняется "Танго" танцуют девочки, снова меняется мелодия" Довоенный вальс" ( до слов " все еще живы...")
Музыка останавливается. Звучит голос Левитана. Все подходят к репродуктору.
Запись Левитана об объявлении войны. Слайды июнь 41-го, бойцы уходят на фронт
Звучит песня "Вставай, страна огромная"
Песня " До свидания, мальчики" ( вступление) Девочки собирают вещи (реквизит) и уходят за кулисы.
1-й мальчик: 22 июня 1941 года. Страшная дата. День, когда для миллионов жителей нашей огромной страны рухнули все планы на будущее – каникулы, экзамены, свадьбы… Вся жизнь перевернулась. Все поникло, ушло куда-то очень далеко, в прошлое, перед зловещим словом “война”
3-й мальчик: В одно мгновение мир разделился на прошлое – то, что было еще вчера: последний школьный звонок, новое платье к выпускному балу, первая любовь, мечты о будущем... и то страшное и бесчеловечное, что происходит сегодня
4-й мальчик: То, что называлось войной, обрушилось прежде всего необходимостью выбора. И выбор между жизнью и смертью для многих из них оказался простым как дыхание.
2-й мальчик: В первые же дни военкоматы и призывные пункты были переполнены девчонками, они записывались добровольцами и хотели попасть в самый ад, на передовую.
3-й мальчик: Просились...
4-й мальчик: Требовали...
1-й мальчик: Плакали...
3-й мальчик: Убегали самовольно.
4-й мальчик: Вначале им отказывали, никто не верил, что война будет долгой и беспощадной.
2-й мальчик: Но скоро их уже брали, вручали военные повестки.
1-й мальчик: Их было много, хотя женскую мобилизацию не объявляли даже в самые суровые времена. Если призывали, то только тех, кто имел какую-нибудь военную специальность – связист, врач, медсестра, железнодорожник...
2-й мальчик: То, что девочки пошли воевать, был их собственный выбор. Их личная жертва.
Девочка: Теперь я все это вспоминаю и мне кажется, что это была какая то другая девчонка . Пришли в военкомат, нас тут же в одну дверь ввели, в другую вывели: я такую косу красивую заплела – оттуда уже без нее вышла... И платье забрали – одели в гимнастерки и пилотки дали вещмешки и в товарный состав погрузили. Второй куплет песни «До свидания, мальчики»(про девочек)
На сцене девочка в военной форме тащит большой чемодан. Ей пытается помочь другая девочка
Девочка: Какой тяжелый! Что у тебя там? Камни?
Девочка: Нет, конфеты шоколадные. Мне в военкомате подъемные дали. Я зашла в магазин и на все деньги конфет купила.
Я ушла из детства
В грязную теплушку,
В эшелон пехоты,
В санитарный взвод.
Дальние разрывы,
Слышал и не слышал,
Ко всему привычный
Сорок первый год.
Мальчик: Кем мы видим женщину на войне? Прежде всего – это медсестричка, сколько их погибло санитарок, медсестер, врачей фронтовых госпиталей. Есть такая статистика: потери среди медиков переднего края занимают второе место после потерь в стрелковых батальонах пехоты.
На экране кадры из военной хроники
Мальчик:
И пули свистят, и бомбы летят,
"Анюта!", - сквозь стоны солдаты кричат,
И слева и справа: "Сестра, помоги!"
А Аннушка шепчет: "Сейчас, потерпи".
И снова ползком она раненых тащит,
И слезы и пот ей глазоньки застит.
Но надо вперед, ни шагу назад,
А бой все идет на земле словно ад.
И сколько таких девчонок-борцов,
Погибло на поле, спасая бойцов.
Девочка: Формы на нас нельзя было напастись, всегда рваная и в крови – по земле и осколкам ползком с раненым на спине, да еще и его оружие личное надо вынести – винтовку или автомат. Взвалишь на себя 80-90 кг и тащишь, а в самой едва 45 кг. Дотащишь, сбросишь и обратно вперед за следующим. Всего из под огня я вынесла 481 раненого – целый стрелковый батальон
Девочка: Я всю войну у операционного стола простояла. Столько видела отрезанных рук и ног... Даже не верилось, что где-то есть целые мужчины. Казалось, что все они или раненные или погибли.
Мальчик: В 1941 году был издан приказ № 281 о представлении к награждению за спасение жизни бойцов: за вынос с поля боя с личным оружием 15 тяжелораненных – медаль «За боевые заслуги», за спасение 25 человек – орден «Красной Звезды», за спасение 40 – орден «Красного Знамени», за спасение 80 – орден «Ленина»
Девочка: Я всю войну улыбалась. Нас перед отправкой на фронт так старый профессор учил: «Вы должны каждому раненому говорить, что вы его любите. Это ваше самое сильное лекарство». После войны мне один мужчина признался, что всю войну и жизнь помнит мою улыбку, она его к жизни вернула...
Глаза бойца слезами налиты,
Лежит он, напружиненный и белый,
А я должна приросшие бинты
С него сорвать одним движеньем смелым.
Одним движеньем – так учили нас.
Одним движеньем – только в этом жалость...
Но встретившись со взглядом страшных глаз,
Я на движенье это не решалась.
На бинт я щедро перекись лила,
Стараясь отмочить его без боли.
А фельдшерица становилась зла
И повторяла: "Горе мне с тобою!
Так с каждым церемониться – беда.
Да и ему лишь прибавляешь муки".
Но раненые метили всегда
Попасть в мои медлительные руки.
Не надо рвать приросшие бинты,
Когда их можно снять почти без боли.
Я это поняла, поймешь и ты...
Как жалко, что науке доброты
Нельзя по книжкам научиться в школе!
Мальчик: Говорят у войны не женское лицо, говорят, что предназначение женщины давать жизнь, а не убивать, говорят, что женщины – слабые и беззащитные, но у войны свои законы.
Мальчик: Женские руки умели и могли все: пестовали детей, бинтовали раны воинов, пахали и жали, скирдовали и молотили, валили лес и клали печи, поднимали из руин города и прокладывали дороги. А еще они воевали. Воевали наравне с мужчинами.
Качается рожь несжатая.
Шагают бойцы по ней.
Шагаем и мы — девчата,
Похожие на парней.
Нет, это горят не хаты —
То юность моя в огне…
Идут по войне девчата,
Похожие на парней.
Девочка: А я еще до войны работала в армии телефонисткой в городе Борисов всего несколько десятков километров от границы. Как началась война, начальник связи выстроил нас всех – девушек вольнонаемных и предложил по домам разойтись. А кто пожелает на фронте остаться, шаг вперед... И все двадцать, как одна, мы шаг вперед сделали.
(стихи про телефонистку) песня «Сокол, я незабудка» Музыка Анатолия Лепина
Сорок первый далекий,
Сорок первый неблизкий...
Снова чудится голос
Батальонной связистки.
Снова голос кричит мне
в телефонную трубку:
– "Сокол", я "Незабудка"!
"Сокол", я – "Незабудка"!
Весь огонь батареи
По квадрату семнадцать!
"Сокол" милый, скорее,
Могут танки прорваться!
Сорок первый далекий,
Сорок первый суровый...
Помню жаркую битву
У окраин Ростова.
Вновь мне слышится голос,
Вновь становится жутко:
– "Сокол", я "Незабудка",
"Сокол", я "Незабудка"!
Командира убили,
Бейте, "Сокол", по штабу!
Нас враги окружили,
Не жалейте снарядов!
Сорок первый далекий,
Сорок первый неблизкий...
С той поры не встречал я
Той девчонки-связистки.
Только верю упрямо,
Снова крикнет мне трубка:
– "Сокол", я "Незабудка"!
"Сокол", я "Незабудка"!"
...Если ты не погибла
В сорок первом далеком,
Отзовись, "Незабудка",
"Незабудка", я – "Сокол".y
Девочка: Первый раз страшно... Очень страшно... Вижу немец поднялся, надо стрелять и вдруг такая мысль мелькнула: это же человек, хоть он и враг, но человек и у меня начали дрожать зубы и по всему телу озноб пошел. Какой то страх... После фанерных мишеней стрелять в живого человека было трудно. Я же его вижу в оптический прицел, хорошо вижу. Как будто он близко. И внутри у меня что-то противится... не дает... Но я взяла себя в руки, нажала пусковой крючок... Он взмахнул руками и упал. Убит был он или ранен, не знаю, но меня еще больше дрожь взяла, какой-то страх появился: я – убила человека?!. (Отрывок из кинофильма о женщинах-снайперах)
Мальчик:Задумайтесь! Как это страшно – один народ убивает другой. Человек убивает человека. Изощряется в пытках, изобретает оружие, унижает – и унижается. Ради чего? По какому праву?
Инсценировка «Мы легли у разбитой ели…» (Юлия Друнина)
Девочка: Я командир зенитного орудия диаметром 85 мм. Во время стрельбы все вокруг сотрясается, первое время из носа и ушей все время шла кровь. Самолеты противника... Ночью еще не так страшно, а днем очень страшно. Кажется, что самолет прямо на тебя летит, именно на твое орудие. Сейчас он всю, всю тебя превратит ни во что. (отрывок из фильма «А зори здесь тихие»)
Как разглядеть за днями след нечёткий?
Хочу приблизить к сердцу этот след...
На батарее были сплошь – девчонки.
А старшей было 18 лет.
Лихая чёлка над прищуром хитрым,
Бравурное презрение к войне...
В то утро танки вышли прямо к Химкам.
Те самые. С крестами на броне...
И старшая, – действительно, старея, -
Как от кошмара заслонясь рукой,
Скомандовала тонко: “Батарея!..
(Ой, мамочка! Ой, родная!) Огонь!..”
И – залп...
Кружилось небо – снежное, рябое.
Был ветер обжигающе горяч.
Былинный плач летел над полем боя.
Он был слышней разрывов – этот плач.
Ему – протяжному – земля внимала,
Остановясь на смертном рубеже.
“Ой, мамочка!.. Ой, страшно мне.. Ой, мама!..”
И снова: “Батарея-а-а!..” и уже
Пред ними, посреди земного шара,
Левее безымянного бугра
Горели неправдоподобно жарко
Четыре чёрных танковых костра...
Раскатывалось эхо над полями,
Бой медленною кровью истекал.
Зенитчицы кричали и стреляли,
Размазывая слёзы по щекам
И падали. И поднимались снова.
Впервые защищая наяву
И честь свою, – (в буквальном смысле слова).
И Родину. И маму. И Москву.
Мальчик: Многие женщины и девушки отважно сражались за свою отчизну в военно-воздушных силах. Немецкие ассы прозвали их «ночными ведьмами», французские коллеги галантно – «ночными колдуньями». Эскадрильи 125-го гвардейского женского полка состояли только из женщин, они-то и наводили на немцев настоящий страх. За каждый сбитый «рус-фанер» (У-2 и Пе -2), на которых русские девушки бомбили фашистов, Гитлер награждал своих доблестных солдат «Железным Крестом». Большинству летчиц не было и 20 лет.
Мальчик: Конечно, девчонки и на войне оставались девчонками, мечтающими о маминых пирогах и сочиняющими стихи о любви. Они возили в самолетах котят, танцевали в нелетную погоду на аэродроме, вышивали на портянках незабудки, распуская для этого трикотажные кальсоны, и горько плакали, если их почему-либо отстраняли от полетов.
Девочка: Меня на фронт долго не отпускали, хотя у меня самая что ни наесть военная специальность – летчик. Всех мужчин из нашего аэроклуба сразу забрали и мы – женщины вместо них курсантов готовили. Летали летчиками-инструкторами с четырех утра и до ночи. Лишь к зиме выпросилась в действующую армию.
Девочка: Когда заходишь над целью, тебя всю трясет. Потому что внизу огонь: истребители стреляют, зенитки расстреливают... Летали мы в основном ночью, ведь наш самолет По-2 можно из винтовки прострелить, днем – бесполезно. Совершали по 12 вылетов за ночь. Прилетаешь и из кабины выбраться не можешь – нас вытаскивали. Даже планшет донести не могли – по земле волочили. (отрывок из фильма «В небе ночные ведьмы»)
Сто – двести метров над землёй
Небесным тихоходом,
И только ночь давала шанс
Вернуться из полёта.
Давала шанс...
Но не всегда девчата возвращались.
За них «Железные Кресты»
Фашисты получали.
Девчонки с искрами в глазах
Вселяли в немцев жуткий страх.
Сквозь темень неба, на ночной Берлин,
Плывёт по небу эскадрильи клин,
Летят бомбардировщики сквозь ночь.
В них лётчицы…. А страхи? Страхи – прочь!
Девочка: Там наверху совсем другое... Когда летишь, у тебя одна цель: найти цель, отбомбиться и вернуться. Я за целый год войны ни одного убитого немца близко не видела.
(отрывок из фильма «В небе ночные ведьмы»)
Гори, свеча, гори, не затухай,
Непроходящей болью будь.
Пусть в пламени твоем встают
Чей оборвался путь.
Кто из спокойных, мирных дней
Шагнул в наземный ад,
И кто до роковой черты
нес Звание – солдат.
Кто в восемнадцать с небольшим
Познал цену потерь.
Кто за Россию жизнь отдав,
Открыл в бессмертье дверь.
Гори, свеча, не затухай,
Не дай нахлынуть тьме,
Не дай живым забыть всех тех,
Погибших на войне!
Женщины отгремевшей войны... Трудно найти слова, достойные того подвига, что они совершили. Судьбы их не измерить привычной мерой, и жить им вечно — в благодарной памяти народной, в цветах, весеннем сиянии березок, в первых шагах детей по той земле, которую они отстояли.
В мир приходит женщина,
Чтоб свечу зажечь.
В мир приходит женщина,
Чтоб очаг беречь.
В мир приходит женщина.
Чтоб любимой быть.
В мир приходит женщина,
Чтоб детей родить.
В мир приходит женщина,
Чтоб цветком цвести.
В мир приходит женщина,
Чтобы мир спасти.
Шли девчонки домой из победных полков
Двадцать лет за спиной. Или двадцать веков...
На груди орденов даже меньше чем ран,
Вроде жизнь впереди, а зовут: “Ветеран”
Шли девчонки домой, вместо дома – зола,
Ни отцов, ни братьев, ни двора, ни кола.
Значит, заново жизнь словно глину месить,
В сапожищах худых на гулянках форсить.
Да и не с кем форсить в сорок пятом году –
Нашим детям понять трудно эту беду –
По России звучал костылей перестук,
Эх, пускай бы без ног, эх, пускай бы без рук!
Глаза бойца слезами налиты,
Лежит он, напружиненный и белый,
А я должна приросшие бинты
С него сорвать одним движеньем смелым.
Одним движеньем – так учили нас.
Одним движеньем – только в этом жалость...
Но встретившись со взглядом страшных глаз,
Я на движенье это не решалась.
На бинт я щедро перекись лила,
Стараясь отмочить его без боли.
А фельдшерица становилась зла
И повторяла: "Горе мне с тобою!
Так с каждым церемониться – беда.
Да и ему лишь прибавляешь муки".
Но раненые метили всегда
Попасть в мои медлительные руки.
Не надо рвать приросшие бинты,
Когда их можно снять почти без боли.
Я это поняла, поймешь и ты...
Как жалко, что науке доброты
Нельзя по книжкам научиться в школе!