Оформление зала
Сцена:
В центре большой портрет Шекспира (из книги «As you like it»). Под портретом даты 1564-1616. По обеим сторонам от портрета иллюстрации к «Гамлету» и «Ромео и Джульете». Над картинами слова «I must be cruel, only to be kind» (красивым готическим шрифтом)
Вступление:
Dear friends!
We devote today’s party to the great poet and dramatist William Shakespear. He is often called by his people «Our national Bard», «The Immortal Poet of Nature» and «The Great Unknown».
Little, indeed can be told about his life with certainly. Even the year of his birth is much doubted. But what is known for sure that he was the humblest of poets.
William Shakespear wrote comedies, tragedies, poems, sonnets.
His comedies are all written in his playful manner and in the brilliant poetry. His plays are notable for light wit and optimism. They are written in the bright spirit of the Renaissance.
Нis heroes are the creators of their own fate.
Shakespear trusted in man's virtues and believed that virtue could bring happiness to mankind. He wrote 154 sonnets, the personages that appear in them are: the poet himself, his friend and the Dark Lady.
The name of the poet's friend , whom Shakespeare loved passionately and whose beauty and intelligence he praised to the sky remains unknown. The name of the «Dark Lady of the Sonnets» is also a mystery and the poet's love to her is full of bitterness,sorrows but nevertheless his feelings are always beautiful.
In all tragedies Shakespeare present great human problems. He proves in them that human relations depend on social problems.
He shows the social injustice and suffers together with man from it. Something must be done to change the word, the laws of man and his morals. this is particularly stressed in the great tragedies of «Hamlet», «King Lear», «Romeo and Juliet».
During today's party we'll try to show you some Shakespeare's works.
Вступление:
Музыка «Wide Screen» – B. Streisan
На сцене (занавес закрыт) шут в колпаке с колокольчиком, в смешной шутовской одежде. Он воспроизводит следующий текст:
All the World's a Stage
All the world's a stage,
And all the men and women merely players:
They have their exits and their entrances;
And one man in his time plays many parts,
His acts being seven ages. At first the infant,
Mewling and puking in the nurse's arms;
And then the whining school-boy, with his satchel
And shining morning face,creeping like snail
Unwillingly to school. And then the lover,
Sighing like furnace, with a woeful ballad
Made to his mistress' eyebrow. Then a soldier,
Full of strange oaths, and bearded like the pard,
Jealous in honour, sudden and quick in quarrel,
Seeking the bubble reputation
Even in the cannon's mouth. And then the justice,
In fair round belly with good capon lin'd
With eyes severe, and beard of formal cut,
Full of wise saws and modern instances;
And so he plays his part. The sixth age shifts
Into the lean and slipper'd pantaloon,
With spectacles on nose and pouch on side;
His youthful hose, well sav'd, a world too wide
For his shrunk shank;and his big manly voice
Turning again toward childish treble, pipes
And whistles in his sound. Last scene of all,
That ends this strange eventful history
Is second childishness, and mere oblivion, –
Sans teeth, sans eyes,sans taste,sans everything.
William Shakespear.
Весь Мир – Театр.
Весь мир – театр.
В нём женщины, мужчины – все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
Семь действий в пьесе той. Сперва младенец,
Ревущий громко на руках у мамки...
Потом плаксивый школьник с книжной сумкой,
С лицом румяным, нехотя, улиткой
Ползущий в школу. А затем любовник,
Вздыхающий, как печь, с балладой грустной
В честь брови милой. А затем солдат,
Чья речь всегда проклятьями полна,
Обросший бородой, как леопард,
Ревнивый к чести, забияка в ссоре,
Готовый славу бренную искать
Хоть в пушечном жерле. Затем судья
С брюшком округлым, где каплун запрятан,
Со строгим взором, стриженой бородкой,
Шаблонных правил сентенций кладезь, –
Так он играет роль. Шестой же возраст-
Уж это будет тощий Панталоне,
В очках, в туфлях, у пояса- кошель,
В штанах, что с юности берег, широких
Для ног иссохших; мужественный голос
Сменяется опять дискантом детским:
Пищит, как флейта... А последний акт,
Конец всей этой странной, сложной пьесы-
Второе детство, полузабытье:
Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.
(Перевод Т . Щепкиной-Куперник).
Сцена открывается. Исполняется песня Тухманова.
«Из Вагантов»
Выходят два ведущих (в байроновских рубашках).
Сонет 123
1 ведущий
No time, thou shalt not boast that I do change:
Try piramids built up with newer might
To me are nothing novel, nothing strange;
They are but tressings of a former sight.
Our dates are brief, and there fore we admire
What thou dost foist upon us that is old,
And rather make them born to our desire,
That think that we before have heard them told.
Thy registers and tree I both defy,
Not wondering at the present nor the past;
For thy reoords and what we see do lie,
Made more or less by thy continual haste:
This I do vow, and his shall ever be,
I will be true, despite thy scythe and thee.
Не хвастай, время, властью надо мной.
Те пирамиды, что возведены
тобою вновь, не блещут новизной.
Они – перелицовка старины.
Наш век недолог.
Нас немудрено
Прельстить перелицованным старьем.
Мы верим, будто нами рождено
Все то, что мы от предков узнаем.
Цена тебе с твоим архивом грош.
Во мне и тени удивленья нет
Пред тем, что есть и было. Эту ложь
Плетешь ты в спешке суетливых лет.
И если был я верен до сих пор,
Не изменюсь тебе наперекор.
Сонет 121
2 ведущий
'Tis better to be vile than vile esteeme'd
When not to be receives reproach of being,
And the just pleasure lost, which is so deemed
Not by our feeling but by other's seeing:
For why should others' false adulterate eyes.
Give salutation to my sportive blood?
Or on my frailties why are frailer spies,
Which in their wills count bad what I think good?
No, I am that I am, and they that level
At my abuses reckon up their own;
I may be straight though they themselves be bevel;
By their rank thoughts my deeds must not be shown;
Unless this general evil they maintain;
All men are bad and in their badness reign.
Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть.
Напраслина страшнее обличенья.
И гибнет радость, коль ее судить
Должно не наше, а чужое мненье.
Как может взгляд чужих порочных глаз
Щадить во мне игру горячей крови?
Пусть грешен я, но не грешнее вас,
Мои шпионы, мастера злословья.
Я – это я, а вы грехи мои
По своему равняете примеры.
Но, может быть, я прям, а у судьи
Неправого в руках кривая мера,
И видит он в любом из ближних ложь,
Поскольку ближний на него похож!
Сцена 2 из «Гамлета»
King: But now, my cousin, Hamlet, and my son, –
Hamlet: A little more than son, and less than kind.
King: How is it that the clouds still hang on you?
Hamlet: Not so my lord; I am too much in the sun.
Queen: Good Hamlet, cast thy nighted colour off. And let thine eye look like a friend on Denmark. Do not for ever with thy vailed lids Seek for thy noble father in the dust. Thou know'st 'tis common; all that lives must die, Passing through nature to eternaty.
Hamlet: Oh, madam, it is common.
Queen: If it be,Why seems it so particular with thee?
Hamlet: Seems, madam, Nay it is; I know not seems.
Queen: Let not thy mother lose her prayers, Hamlet. I pray thee, stay with us; go not to Wittenberg.
Hamlet: I shall in all my best obey you, madam.
King: Why, 'tis a loving and a fair reply: Be as ourself in Denmark. Madam, come; This gentle and unforced a ceond of Hamlet sits smiling to my heart.
Сцена 2 из «Гамлета»
Король: Ну, как наш Гамлет, близкий сердцу сын?
Гамлет: Ничуть не сын и далеко не близкий.
Король: Опять покрыто тучами лицо?
Гамлет: О нет, напротив: солнышно некстати.
Королева: Ах, Гамлет, полно хмуриться, как ночь. Взгляни на короля подружелюбней. До коих пор, потупивши глаза, следы отца разыскивать во прахе? Так создан мир: живущее умрет и вслед за жизнью в вечность отойдет.
Гамлет: Так создан мир.
Королева: Что ж кажется тогда столь редкостной тебе твоя беда?
Гамлет: Не кажется, сударыня, а есть. Мне "кажется" неведаны.
Королева: Не заставляй, чтоб мать просила даром. Останься здесь, не езди в Виттенберг.
Гамлет: Сударыня, всецело повинуюсь.
Король: Вот кроткий, подобающий ответ! Наш дом – твой дом. Сударыня, пойдемте.Своей сговорчивостью Гамлет внес Улыбку в сердце.
(Входит Горацио)
Horatio: Houl to your lordship.
Hamlet: I am glad to see you well: Horatio, or I do forget myself.
Horatio: The same, my lord, and your poor servant ever.
Hamlet: But what, make you from Wittenberg?
Horatio: My lord, I came to see your father's funeral.
Hamlet: I play thee, Do not mock me, fellow-student; I think it was to see my mother's wedding.
Horatio: Indeed, my lord, it follow'd hard upon.
Hamlet: My father, me thinks I see my father.
Horatio: O! Where, my lord?
Hamlet: In my mind's eye, Horatio.
Horatio: I saw him once; he was a goodly king.
Hamlet: He was a man, take him for all in all, I shall not look upon his like again.
Horatio: My lord, I think I saw him yesternight.
Hamlet: The king, my father?
Horatio: Season your admiration for a while with an attent ear, till I may deliver.
Hamlet: For God's love, let me hear.
Horatio: Two nights together had Marcellus and Bernardo on their watch. In the dead vast and middle of the night,been thus encounted: a figure like your father.
Hamlet: But where was this?
Horatio: My lord, upon the platform where we watched
Hamlet: Did you not speak to it?
Horatio: My lord, I did; but answer made it none.
Hamlet: This troubles me. Then saw you not his face?
Horatio: O yes, my lord; he wore his beaver up.
Hamlet: I will watch tonight; Perchance 'twill walk again.
(Входит Горацио)
Горацио: Почтенье, принц.
Гамлет: Рад вас здоровым видеть, Гораций, – если в памяти я сам ?
Горацио: Он самый, принц, ваш верный раб до гроба.
Гамлет: Что ж вас из Виттенберга принесло?
Горацио: Мой принц, я видел вынос вышего отца.
Гамлет: Нехорошо смеяться над друзьями. Хотите свадьбу матери, сказать.
Горацио: Да, правда, это следовало быстро.
Гамлет: Отец – о вот он словно предо мной.
Горацио: Где, принц?
Гамлет: В очах души моей, Гораций.
Горацио: Я помню, он во всем был королем.
Гамлет: Он человек был.в полном смысле слова. Уж мне такого больше не видать.
Горацио: Представьте, принц, он был тут нынче ночью.
Гамлет: Был? Кто?
Горацио: Король, отец ваш.
Гамлет: Мой отец?
Горацио: Спокойнее. Сдержите удивленье и выслушайте, я вам расскажу.
Гамлет: Молю вас, поскорей.
Горацио: Две ночи кряду Бернарду и Марцеллу, на дежурстве средь мертвой беспредельности ночной такое выпадало. Кто- то зримый, в вооруженье с ног до головы, и сущий ваш отец, проходит мимо.
Гамлет: Где он проходил?
Горацио: По той площадке, где стоит охрана.
Гамлет: Вы с ним не говорили?
Горацио: Говорил, но без успеха.
Гамлет: Я слов не нахожу. И вы не видели лица?
Горацио: Нет, как же, – шлем был с поднятым забралом.
Гамлет: Я стану с вами на ночь. Может статься,он вновь придет.
Сонет 85
1 ведущий
My tongue-tied Muse in manners holds her still,
While comments of your praise, richly compiled,
Reserve their character with golden quill,
And precious phrase by all the Muses filed.
I think good thoughts, whilst other write good words.
And like unlettered clerk still cry «Amen»
To every hymn that every spirit affords
In polished form of well-refined pen.
Hearing you praised, I say, «Tis so, 'tis true»,
And to the most of praise add something more;
But that is in my thought, whose love to you,
Though words come hindmost, holds his rank before.
Then others for the breath of words respect,
Me for my dumb thoughts, speaking in effect.
Сонет 85
Моя немая муза так скромна.
Меж тем поэты лучшие кругом
Тебе во славу чертят письмена
Красноречивым золотым пером.
Моя богиня тише всех богинь.
И я, как малограмотный дьячок,
Умею только возглашать «аминь»
В конце торжественно звучащих строк.
Я говорю: «Конечно», «Так и есть»,
Когда поэты произносят стих,
Твоим заслугам воздавая честь, –
Но сколько Чувства в помыслах моих!
За громкие слова цени певцов,
Меня – за мысли тихие, без слов.
Сонет 94
2 ведущий
They that have power to hurt, and will do none,
That do not do the thing they most do show,
Who, moving others, are themselves as stone,
Unmoved, cold, and to temptation slow,
They rightly do inherit heaven's graces
And husband nature's riches from expense;
They are the lords and owners of their faces,
Others but stewards of their excellence.
The summer's flower is to the summer sweet,
Though to itself it only live and die,
But if that fliwer with base infection meet,
The basest weed out braves his dignity:
For sweetest things turn sourest by their deeds;
Lilies that fester smell far worse than weeds.
Сонет 94
2 ведущий
Кто, злом владея, зла не причинит,
Не пользуясь всей мощью этой власти,
Кто двигает других, но, как гранит,
Неколебим и не подвержен страсти, –
Тому дарует небо благодать,
Земля дары приносит дорогие.
Ему дано величьем обладать,
А чтить величье призваны другие.
Лелеет лето лучший свой цветок,
Хоть сам он по себе цветет и вянет.
Но если в нем приют нашел порок,
Любой сорняк его достойней станет.
Чертополох нам слаще и милей
Растленных роз, отравленных лилей.
Сцена 1 из «Гамлета»
Hamlet: The fair Ophelia! Nymth, in my orisons be all my sins remembered.
Ophelia: Good my lord. How does your honor for this many a day?
Hamlet: I humbly thank you; well, well, well.
Ophelia: My lord, I have remembrances of yours, that I have longed long to re-deliver; I pray you, now recieve them.
Hamlet: No, not I; I never gave you ought.
Ophelia: My honoured, lord, you know right well you did; And, with them, words of so sweet breath composed as made the things more rich: their perfume lost. Take these again.
Hamlet: Ha, ha! Are you honest?
Ophelia: My lord!
Hamlet: Are you fair?
Ophelia: What means your lordship?
Hamlet: That if you аre honest and fair your honesty should admit no discourse to your beauty.
Ophelia: Could beauty, my lord, have better commerce than with honesty?
Hamlet: Ay, truly. I did love thee once.
Ophelia: Indeed, my lord, you made me believe so.
Hamlet: You should not have believed me. I loved you not.
Ophelia: I was the more deceived.
Hamlet: Get thee to a nunnery: why wouldst thou be a breeder of sinners? Where is you father?
Ophelia: At home, my lord.
Hamlet: Let the doors be shut upon him, that he may play the fool no where but in his own house, fare well!
Ophelia: O! help him, you sweet heavens!
Hamlet: Get thee to a nunnery, go, farewell. Or, if thou will marry, marry a fool; for wise men know well enough what monsters you make of them. To a nunnery, go, and quickly too. Farewell.
Ophelia: O heaventy powers, restore him!
Hamlet: I say, we will have no more marriages, those that are married already, all but one, shall live; the rest shall keep as they are. To a nunnery, go!
Ophelia: O! What a noble mind is here overthrown. The courtier`s, soldier`s, scholar`s, eye, tongue, sword! O! Woe is me. To have seen what I have seen, see what I see!
Сцена 1 из «Гамлета»
Гамлет: Офелия! О, радость! Помяни мои грехи в своих молитвах, нимфа.
Офелия: Принц, были ль вы здоровы это время?
Гамлет: Благодарю: вполне.
Офелия: Принц, у меня от вас есть подношенья. Я вам давно хотела их вернуть. Возьмите их.
Гамлет: Да полно, вы ошиблись. Я в жизни ничего вам не дарил.
Офелия: Дарили, принц, вы знаете прекрасно. С придачею певучих, нежных слов, их ценность умножавших. Так как запах их выдохся, возьмите их назад. Порядочные девушки не ценят, когда их одаряют – и изменят.Пожалуйста.
Гамлет: Ах, так вы порядочная девушка?
Офелия: Милорд!
Гамлет: И вы хороши собой?
Офелия: Что разумеет ваша милость?
Гамлет: То, что если вы порядочная и хороши собой, вашей порядочности нечего делать с вашей красотою.
Офелия: Разве для красоты не лучшая спутница порядочность?
Гамлет: О, конечно! Я вас любил когда-то.
Офелия: Действительно, принц, мне верилось.
Гамлет: А не надо было верить. Я не любил вас.
Офелия: Тем больней я обманулась.
Гамлет: Ступай в монастырь. К чему плодить грешников? Где твой отец?
Офелия: Дома, милорд.
Гамлет: Надо запирать за ним покрепче, чтобы он разыгрывал дурака только с домашними. Прощай!
Офелия: Святые силы, помогите ему!
Гамлет: Затворись в обители, говорю тебе. Иди с миром. А если тебе непременно надо мужа, выходи за глупого. Слишком уж знают умные, каких чудищ вы из них делаете. Ступай в монахини, говорю тебе! И не откладывай. Прощай.
Офелия: Силы небесные, исцелите его!
Гамлет: Довольно. Никаких свадеб. Кто уже в браке, пусть остаются в супружестве. Все, кроме одного. Остальные пусть воздержатся. Ступай в монахини!
Офелия: Какого обаянья ум погиб!
Соединенье знанья, красноречья
И доблести, наш праздник, цвет надежд,
Законодатель вкусов и приличий,
Их зеркало… все вдребезги. Все, все…
Боже мой!
Куда все скрылось? Что передо мной?
Музыка П. Мориа «История любви»
2 ведущий
На всей земле не встретите поэта,
Дерзнувшего приняться за перо,
Не обмакнув его сперва
В прекрасных слезах любви...
Музыка П. Морио «История любви»
1 ведущий
Two households, both alike in dignity,
In fair Verona, where we lay our scene,
From ancient grudge break to new mutiny,
Where civil blood makes civil hands unclean.
From forth the fatal loins of these two foes
A pair of star-cross'd lovers take their life;
Whole misadventure`d piteous overthrows
Do with their death bury their parents' strife.
1 ведущий
Две равно уважаемых семьи
В Вероне, где встречают нас событья,
Ведут междоусобные бои
И не хотят унять кровопролитья.
Друг друга любят дети главарей,
Но им судьба подстраивает козни,
И гибель их у гробовых дверей
Кладет конец непримиримой розни.
Сцена из «Ромео и Джульетта» (на балконе, акт 2 сцена 2)
Romeo: But soft! What light through yonder window breaks? It is the east, and Juliet is the sun.Arise, fair sun! and kill the envious moon.
(На балконе появляется Джульета)
See! How she leans her cheek upon her hand: O! That I were a glove upon that hand. That I might touch that cheek.
Juliet: Ay me!
Romeo: She speaks O! Speak again, bright ange!
Juliet: O Romeo, Romeo! Wherefore art thou Romeo? Deny thy father, and refuse thy name; Or, if thou wilt name, Or, if thou wilt not, be but swarn my love, And I'll no longer be a Capulet.
Romeo: Shall I hear more, or shall I speak at this?
Juliet: 'Tis but thy name that is my enemy;Thou art thyself, though, not a Montague.What's Montague? It is nor hand, nor foot, nor arm, nor face, nor any other part belonging to a man. O! Be some other name. And for that name which is no part of thee, take all myself.
Romeo: I take thee at thy word. Call me but love, and I'll be new baptiz`d; henceforth I never will be Romeo.
Juliet: What man art thou, that thus bescreen'd in night.
Romeo: By a name I know not how to tell thee who I am: my name, dear saint, is hateful to myself, because it is an enemy to thee.
Juliet: My ears have not yet drunk a hundred words of that tongue's uttering, yet I know the sound: Art thou not Romeo, and a Montague?
Romeo: Neither, fair maid, if either thee dislike.
Juliet: By whose direction found'st thou out this place?
Romeo: By love.
Juliet: Dost thou love me?
Romeo: Lady, by yonder blessed moon I swear.
Juliet: O! Swear not by the moon.
Romeo: What shall I swear by?
Juliet: Do not swear at all. Good night, good night.
Romeo: O! Will thou leave me so unsatisfied?
(няня зовет Джульетту)
Juliet: I hear some noise within: dear love, adieu! Sweet Montague, be true. (уходит)
Romeo: O blessed, blessed night! I am afeard, being in night, all this is but a dream.
Juliet: Three words, dear Romeo, and good night indeed. If that thy bent of love be honourable, thy purpose marriage, send me word to-morrow. (няня, «Madam»)
Romeo: So thrive my soul!
Juliet: A thousand times good-night!
Сцена из «Ромео и Джульетта» ( на балконе, акт 2 сцена 2)
Ромео: Но что за блеск я вижу на балконе? Там брезжит свет. Джульетта, ты как день! Стань у окна, убей луну соседством. Стоит одна, прижав ладонь к щеке. О чем она задумалась украдкой? О, быть бы на ее руке перчаткой, перчаткой на руке!
Джульетта: О, горе мне!
Ромео: Проговорила что-то, светлый ангел.
Джульетта: Ромео, как мне жаль, что ты Ромео! Отринь отца да имя измени, а если нет, меня женою сделай, чтоб Капулетти больше мне не быть.
Ромео: Прислушиваться дальше иль ответить?
Джульетта: Лишь это имя мне желает зла. Ты б был собой, не будучи Монтекки. Что есть Монтекки? Разве так зовут лицо и плечи, ноги, грудь и руки? Неужто больше нет других имен? Что значит имя? Зовись иначе как-нибудь, Ромео, и всю меня бери тогда взамен!
Ромео: О, по рукам! Теперь я твой избранник! Я новое крещение приму, чтоб только называться по-другому.
Джульетта: Кто это проникает в темноте в мои мечты заветные?
Ромео: Не смею назвать себя по имени. Оно благодаря тебе мне ненавистно.
Джульетта: Десятка слов не сказано у нас, а как уже знаком мне этот голос! Ты не Ромео? Не Монтекки ты?
Ромео: Ни тот, ни этот: имена запретны.
Джульетта: Кто показал тебе сюда дорогу?
Ромео: Ее нашла любовь.
Джульетта: Ты любишь ли меня?
Ромео: Мой друг, клянусь сияющей луной...
Джульетта: О, не клянись луною...
Ромео: Так чем мне клясться?
Джульетта: Не клянись ничем. Спокойной ночи.
Ромео: Но как оставить мне тебя так скоро?
(голос няни): Джульетта!
Джульетта: Меня зовут. Я ухожу. Прощай. Прости. Не забывай.
(уходит)
Ромео: Святая ночь, святая ночь! А вдруг все это сон?
(на балкон возвращается Джульетта)
Джульетта: Еще два слова. Если ты, Ромео, решил на мне жениться не шутя, дай завтра знать, когда и где венчанье.
(няня «Голубушка»)
Ромео: Я клянусь спасеньем...
Джульетта: Сто тысяч раз прощай.
Музыка: «Speak softly ''Love''»
Сонет 25
2 ведущий
Let those who are in favour with their stars
Of public honour and proud titles boast
Whilst I, whom fortune of such triumph bars,
Unlooked for joy in that I honour most.
Great princes' favourites their fair leaves spread
But as the marigold at the sun's eye,
And in themselves their pride lies berried,
Far at a frown they in their glory die.
The painful warrior famoused for fight,
After a thousand victories once foil'd
Is from the book of honour rased quite
And all the rest forgot for which he toil'd:
Then happy I, that love and am belove
Where I may not remove, nor be removed.
Сонет 25
2 ведущий
Кто под звездой счастливою рожден,
Гордится славой, титулом и властью.
А я судьбой скромнее награжден,
И для меня любовь – источник счастья.
Под солнцем пышно листья распростер
Наперсник принца, ставленник вельможи.
Но гаснет солнца благосклонный взор.
И золотой подсолнух гаснет тоже.
Военачальник, баловень побед,
В бою последнем терпит пораженье,
И всех его заслуг потерян след.
Его удел – опала и забвенье.
Но нет угрозы титулам моим
Пожизненным: любил, люблю, любим.
Сонет 66
1 ведущий
Tired with all these, for restful death I cry,
As, to behold desert a beggar born,
And needy nothing trimm'd in jollity,
And purest faith unhappily forsworn.
And gilded honour shamefully misplaced.
And maiden virtue rudely strumpeted,
And right perfection wrongfully disgraced,
And strength by limping sway disabled,
And art made tongue-tied by authority,
And folly doctor-like controlling skill,
And simple truth miscall'd simplicity,
And captive good attending captain ill:
Tired with all these, from these would I he gone,
Save that, to die, I leave my love alone.
Сонет 66
1 ведущий
Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье,
И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,
И прямоту, что глупостью слывет,
И глупость в маске мудреца пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока.
Все мерзостно, что вижу я вокруг,
Но как тебя покинуть, милый друг!
Монолог Гамлета
To be, or not to be: that is the question!
Whether 'tis nobler in the mind to suffer
The slings and arrows of outrageous fortune,
Or to take arms against a sea of troubles,
And by opposing end them?
To die: to sleep; no more;
And, by a sleep to say we end
The heart-ache and the thousand natural shocks
That flesh is heir to, 'tis a consummation
Devoutly to be wished. To die, to sleep;
To sleep: perchance to dream
Ay, there's the rub;
For in that sleep of death
What dreams may come
When we have shuffled off this mortal coil,
Must give us pause.
Звучит монолог Гамлета в исполнении Смоктуновского.
Монолог Гамлета
Быть иль не быть, вот в чем вопрос.
Достойно ль души терпеть удары и щелчки
Обидчицы судьбы иль лучше встретить
С оружьем море бед и положить конец волненьям?
Умереть. Забыться. И все.
И знать, что этот сон – предел
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель желанная?
Уснуть. И видеть сны? Вот и ответ.
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот объясненье. Вот, что удлиняет
Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
А то кто снес бы униженья века,
Позор гоненья, выходки глупца
Отринутую страсть, молчанье права,
Надменность, власть имущих и судьбу
Больших заслуг перед судом ничтожеств,
Когда так просто сводит все концы
Удар кинжала? Кто бы согласился
Кряхтя под ношей жизненной плестись,
Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склонялся вам.
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться.
Так всех нас в трусов превращает мысль.
Так блекнет цвет решимости природной,
При тусклом свете бледного ума,
И замыслы с размахом и почином
Меняют путь и терпят неуспех
У самой цели.
Сонет 154
The little love-god lying once asleep
Laid by his side his heart-inflaming brand,
Whilst many nymth that vow'd chaste love to keep
Came tripping by: but in her maiden hand
The fairest votary took up that fire
Which many legions of true hearts had warm'd
And so the general of hot desire
Was sleeping by a virgin hand disarm'd.
This brand she quenched in a cool well by,
Which from love's fire took heat perpetual,
Growing a bath and healthful remedy
For men diseased; but I, my mistress' thrall,
Came there for cure, and this by that I prove.
Love's fire heats water, water cools not love.
Сонет 154
Божок любви под деревом прилег,
Швырнув на землю факел свой горящий.
Увидев, что уснул коварный бог,
Решились нимфы выбежать из чащи.
Одна из них приблизилась к огню,
Который девам бед наделал много,
И в воду окунула головню,
Обезоружив дремлющего бога.
Вода потока стала горячей.
Она лечила многие недуги.
И я ходил купаться в тот ручей,
Чтоб излечиться от любви к подруге.
Любовь нагрела воду, – но вода
Любви не охлаждала никогда.
Сценка из комедии «Much ado about nothing»
Benedick: Lady Beatrice, have you wept all this white?
Beatrice: Yea, and I will weep a while longer.
Benedick: I will not desire that.
Beatrice: You have no reason, I do it freely.
Benedick: Surely I do believe your fair cousin is wronged.
Beatrice: O, how much might the man deserve of me that would right her.
Benedick: Is there any way to show such friendship?
Beatrice: A very even way, but no such friend.
Benedick: May a man do it?
Beatrice: It is a man's office, but not yours.
Benedick: I do love nothing in the world so well as you. Is not that strange?
Beatrice: As strong as the thing I know not. It were as possible for me to say I loved nothing so well as you. But believe me not; and yet I lie not. I confess nothing, nor I deny nothing. I am sorry for my cousin.
Benedick: By my sword Beatrice, tou lovest me.
Beatrice: Do not swear and eat it.
Benedick: I will swear by it that you love me, and I will make him eat it that says I love not you.
Beatrice: Will you not eat your word?
Benedick: With no sauce that can be devised to it. I protest I love thee.
Beatrice: Why then, God forgive me!
Benedick: What offence, sweet Beatrice?
Beatrice: You have stayed me in a happy
Benedick: And do it with all thy heart.
Beatrice: I love you with so much of my heart that none is left to protest.
Benedick: Come, bid me do any thing for thee.
Beatrice: Kill Claudio.
Benedick: Ha! Not for the wide world!
Beatrice: You kill me to deny it! Farewell.
Benedick: Tarry, sweet Beatrice.
Beatrice: I am gone, though I am here. There is no love in you. Nay, I pray you, let me go.
Benedick: Beatrice!
Beatrice: In fouth. I will go.
Benedick: We'll be friends first.
Beatrice: You dare easier be friends with me than fight with mine enemy.
Benedick: Is Claudio thine enemy?
Beatrice: Is' a not approved in the height a villain, that hath slandered, scorned, dishonoured my kinswoman? What? Bear her in hand until they come to take hands, and then with public accusation, uncovered slander, unmitigated rancour – O God, that I were a man! I would eat his heart the market place!
Benedick: Hear me, Beatrice!
Beatrice: Talk with a man out of a window! A proper saying!
Benedick: But Beatrice!
Beatrice: Sweet Hero! She is wronged, she is slandered, she is undone!
Benedick: Tarry, good Beatrice. By this hand, I love thee.
Beatrice: Use it for my love some other way than swearing by it.
Benedick: Enough, I am engaged. I will challenge him. I will kiss your hand, and so I leave you.
Сценка из комедии «Much ado about nothing»
Бенедикт: Синьора Беатриче, вы все это время плакали?
Беатриче: Да, и еще долго буду плакать.
Бенедикт: Я не желал бы этого.
Беатриче: И не к чему желать; я и так плачу.
Бенедикт: Я вполне уверен, что вашу прекрасную кузину оклеветали
Беатриче: Ах, что бы я дала тому человеку, который доказал бы ее невинность!
Бенедикт: А есть способ оказать вам эту дружескую услугу?
Беатриче: Способ есть, да друга нет.
Бенедикт: Может ли за это дело взяться мужчина?
Беатриче: Это мужское дело, да только не ваше.
Бенедикт: Я люблю вас больше всего на свете. Не странно ли это?
Беатриче: Странно, как вещь, о существовании которой мне неизвестно. Точно так же и я могла бы сказать, что люблю вас больше всего на свете, хотя я и не лгу. Я ни в чем не признаюсь, но и ничего не отрицаю. Я горюю о своей кузине.
Бенедикт: Клянусь моей шпагой, Беатриче, вы любите меня!
Беатриче: Не клянитесь шпагой, лучше проглотите ее.
Бенедикт: Буду клясться ею, что вы меня любите, и заставлю проглотить ее того, кто осмелится сказать, что я вас не люблю.
Беатриче: Не пришлось бы вам проглотить эти слова.
Бенедикт: Ни под каким соусом! Клянусь, что я люблю вас.
Беатриче: Да простит мне господь!
Бенедикт: Какой грех, перкрасная Беатриче?
Беатриче: Вы вовремя перебили меня: я уж готова была поклясться, что люблю вас.
Бенедикт: Сделайте же это от всего сердца.
Беатриче: Сердце все отдано вам: мне даже не осталось чем поклясться.
Бенедикт: Прикажи мне сделать что-нибудь для вас.
Беатриче: Убейте Клаудио!
Бенедикт: Ни за что на свете!
Беатриче: Вы убиваете меня вашим отказом. Прощайте.
Бенедикт: Постойте, милая Беатриче.
Беатриче: Я уже ушла, хоть я и здесь. В вас нет ни капли любви. Прошу вас, пустите меня!
Бенедикт: Беатриче!
Беатриче: Нет-нет, я ухожу.
Бенедикт: Будем друзьями.
Беатриче: Конечно, безопаснее быть моим другом, чем сражаться с моим врагом.
Бенедикт: Но разве Клаудио вам враг?
Беатриче: Разве он не доказал, что он величайший негодяй, тем, что оклеветал, отвергнул и опозорил мою родственницу? О, будь я мужчиной! Как! Носить ее на руках, пока не добился ее руки, и затем публично обвинить, явно оклеветать с неудержимой злобой! О боже, будь я мужчиной! Я бы съела его сердце на рыночной площади!
Бенедикт: Выслушайте меня, Беатриче...
Беатриче: Разговаривала из окна с мужчиной! Славная выдумка!
Бенедикт: Но, Беатриче...
Беатриче: Милая Геро! Ее оскорбили, оклеветали, погубили!
Бенедикт: Постойте, дорогая Беатриче! Клянусь моей рукой, я люблю вас.
Беатриче: Найдите вашей руке, из любви ко мне, лучшее применение, чем клятвы.
Бенедикт: Довольно; Обещаю вам, что пошлю ему вызов. Целую вашу руку и покидаю вас.
Оркестр П. Мориа «Мужчина и женщина»
Сонет 120
That you were once unkind befriends me now,
And for that sorrow which I then did feel
Needs must I under my transgression bow,
Unless my nerves were brass or hammer'd steel.
For if you were by my unkindness shaken
As I by yours, you've pass'd a hell of time,
And I, a tyrant, have no leisure taken
To weigh how once I suffer'd in your crime.
О! That our night of woe might have remember'd
My deepest sence, how hard true sorrow hiys,
And soon to you, as you to me, then tender'd
The humble salve which wounded bosoms fits!
But that your trespass now becomes a fee;
Mine ransoms yours, and yours must ransom me.
Сонет 120
То, что мой друг бывал жесток со мною,
Полезно мне. Сам испытав печаль,
Я должен гнуться под своей виною,
Коль это сердце – сердце, а не сталь.
И если я потряс обидой друга,
Как он меня, – его терзает ад,
И у меня не может быть досуга
Припоминать обид минувших яд.
Пускай та ночь печали и томленья
Напомнит мне, что чувствовал я сам,
Чтоб другу я принес для исцеленья,
Как он тогда, раскаянья бальзам.
Я все простил, что испытал когда-то,
И ты прости, – взаимная расплата!
Сценка из комедии «The taming of the shrew»
Petruchio: Why, thou sayst true. It is a paltry cap, a custard-coffin, a bauble, a silken pie. I love thee well in that thou lik'st it not.
Kate: Love me or love me not, I like the cap, and I will have it or I will have none.
Petruchio: Thy gown? Why, let us see it. O mercy, God, what masquing stuff is here? What's this, a sleeve? 'Tis like a demi-cannon. What up and down carried like an apple-tart? Here's snip and nip and cut and slish and slash. Why, what, a devil's name, call'st thou this?
Kate: I never saw a better-fashioned gown, more quaint, more pleasing, nor more commendable. Belike you mean to make a puppet of me.
Petruchio: Why, true, he means to make a puppet of thee. Well, come, my Kate: we will unto your father's, even in these honest mean habiliments. For 'tis the mind that makes the body reach.
Haberdasher: Here is the cap your worship did bespeak.
Petruchio: Why, this was moulded on a porringer: A velvet dish. fie, fie, 'tis lewd and filthy. Why, 'tis a cockle or a walnut shell,a knack, a toy, a trick, a baby's cap. Away with it. Come, let me have a bigger.
Kate: I'll have no bigger, this doth fit the time, and gentlewomen wear such caps as these.
Petruchio: When you are gentle you shall have one too, and not till then.
Kate: Why, sir, I trust I may have leave to speak, And speak I will. I am no child, no babe, Your betters have endured me say my mind, and if you cannot, best you stop your ears.My tongue will tell the anger of my heart.
Сценка из комедии « The taming of the shrew»
Галантерейщик: Вы шапочку заказывали, сударь.
Петруччо: Ты на горшке ее утюжил что ли? Какая гадость! Бархатная миска! Фи, фи! Да это просто неприлично! Ракушка или скорлупа ореха, игрушка, финтифлюшка, детский чепчик. Прочь убери. И сделай-ка побольше.
Катрина: Не надо мне побольше, эти в моде. У всех хороших дам такие точно.
Петруччо: Сперва хорошей стань потом получишь. Не раньше!
Катрина: Я тоже говорить имею право. И все сейчас скажу; я не ребенок, получше люди слушали меня. А не хотите, так заткните уши. Уж лучше дать свободу языку, и высказать, что в сердце накопилось.
Петруччо: Да, ты права. Негодная шапчонка. Пирог из шелка, побрякушка, блюдце: – тебя еще сильней за то люблю я, что эта дрянь тебе противна.
Катрина: Люби иль не люби, а я надену! Она по вкусу мне, другой не надо.
Петруччо: Как наше платье? Покажи, портной. Помилуй бог! Оно для маскарада? А это что? Рукав или мортира? Изрезан он, как яблочный пирог, – Надрез, прореха, вырез и прорез! Черт побери! Да что ж это такое?
Катрина: Но я прелестней не видала платья, изящно сшито, похвалы достойно! Меня вы пугалом одеть хотите?
Петруччо: Не я, а он. Что ж делать, Кэт, придется ехать к тестю нам в этом скромном и обычном платье. Не платье украшает человека.
Музыка «Doly Family» Любовь и дружба
Концовка: Пора чудес прошла, и нам подыскивать приходится причины всему, что совершается на свете.