Образовательные задачи: формирование положительной мотивации изучения художественного произведения; создание на уроке позитивного эмоционально психологического климата, развитие познавательного интереса учащихся к литературе как искусству слова, применение в процессе целостного анализа художественного текста знаний основных литературоведческих понятий; формирование личностного эмоционально-ценностного восприятия произведения искусства.
Развивающие задачи: создание на уроке психолого-педагогических условий для личностного роста ученика; учет возрастных особенностей и личностного опыта школьников в процессе морально-познавательной, ценностно ориентационной, творческой и коммуникативной деятельности учащихся; реализация индивидуальных способностей учащихся, развитие их дивергентного мышления и творческого потенциала.
Воспитательные задачи: воспитание гуманного отношения к окружающим, развитие культуры диалогового общения, формирование нравственно-духовных и эстетических идеалов учащихся.
Техническое оборудование: мультимедийная
аппаратура, компьютер, презентация, «Вечерний
звон »в исполнении трио «Реликт» и
компьютерная запись Пасхального благовеста
Раздаточный материал: текст рассказа
В.Г. Короленко «Старый звонарь», схема и алгоритм
комплексного анализа текста, учебник русского
языка С.И. Львовой с приложением, в котором
находятся иллюстрации картин И.И. Левитана, В.Д.
Поленова и соответствующие упражнения по
стихотворению Н.М. Рубцова «Левитану».
Мысли учителя об этом этапе урока:
И еще одно произведение с тем же мотивом –
небесного Голоса, колокольного звона; но вновь
неповторимо, высоко, щемяще. Поистине слово –
бесконечно.
Прочитан рассказ, и длится долгая пауза. Что это
такой неожиданный конец, что он означает? Уже
где-то внутри чувствуем, что заканчивается он
смертью героя, но как-то это еще не все. И плакать
хочется (и плачется!), и жалко, словно в чем-то и
ты виноват.
Маленький рассказ Владимира Галактионовича
Короленко – бесспорно, высокохудожественное
произведение. К тому же в литературе, доступной
детям, очень немного подобных страниц даже в
русской классике. Ни пошлой сентиментальности,
ни надуманности и искусственности сюжета –
ничего такого, что называется ложью. Напротив, в
простоте – и такое содержание, что сразу
чувствуешь: имеет к тебе отношение! Хочется еще
раз перечитать, в чем-то особо разобраться, что-то
доглядеть.
После разговора о разговора о картине, после зримых
образов живописного полотна вновь возвращаемся
к образам словесным.
Работа с рассказом Короленко начнется с
воссоздания картины мира в произведении (с
использованием уже знакомого нам метода),
написанной лаконично, но выразительно и с
замечательной глубиной.
Время в рассказе
С этой категорией мы встречаемся сразу: рассказ
начинается с указания времени суток:
«Стемнело». Это не просто указание на вечер; это
указание на окончание времени и не только дня; в
рассказе словно смыкаются его начало и конец, и
по прочтении мы хорошо понимаем, что начало
словно предваряет его финал, ведь речь пойдет о
последних часах жизни старого звонаря.
Но это, конечно, не все, ученики сразу называют
еще и время годового календарного круга: это
вечер Пасхи, считанные часы до великого
праздника Светлого Воскресения Христова, когда
все любящие Бога будут торжествовать вместе с
ним победу над смертью; как сказано в слове св.
Иоанна Златоуста, читаемом в пасхальную службу:
«Аще кто благочестив и боголюбив, да
насладится сего добраго и светлаго торжества...»
Напомним также звучащее в рассказе пасхальное
песнопение: «Христос воскресе из мертвьх,
смертию смерть поправ и сущим во гробех живот
даровав». «Сколько раз ждал урочного часа» этого
старый звонарь!
Время в рассказе течет, изменяется. И
читатель может это увидеть и оценить.
Время движется вперед; и постепенно темнеет в
мире (в четвертой части рассказа уже не сумрак –
мрак окутывает землю и прячет реку), и все больше
и отчетливее видно небо. Время прекрасно
чувствует звонарь: по звездам, по их небесному
знамению определяет он, когда приходит урочный
час.
Но наступает момент, когда время в рассказе
словно забывает свой путь и отступает; и перед
нами – целая история жизни Михеича. Перед
внутренним его взором проходит череда картин:
вот он «белокурым мальчонкой, вот уже «цветущий
здоровьем и силой, а там – краткими всполохами –
не юноша уже, но муж, – заботы и горе
претерпевающий, труд непосильный поднимающий... И
вот он вновь – седой старик, ждущий урочного
часа.
Обратимся теперь к картине мира в
рассказе. Небольшое селение, где-то далеко от
многолюдья городов «приютившееся над дальней
речкой, в бору. В нем едва ли не все – ветхое и
старое; и «убогие хаты, и колокольня, и кресты
могил; стар сам звонарь и старым названо его
сердце; да и дьячок, зовущий Михеича, древен
годами. В этом мире многое ждет своего урочного
часа, многое могло бы задаться вопросом старого
звонаря: что-то будет с ним через год?
В самой середине поселка – церковь, как и
положено, на холмике; как и должно, в сердцевине
человеческого селения. Сегодня сюда стекаются
люди: «Порой из темной массы тихо шумящего леса
выделяются фигуры пешеходов, проедет всадник,
проскрипит телега. То жители одиноких лесных
поселков собираются в свою церковь...» В
темнеющем мире «ее окна светят огнями», видные
издали.
В «самой середине поселка» – колокольня;
вертикаль, устремленная к небу. В рассказе
вообще очень важна эта вертикаль,
символизирующая связь земли и неба; причем мы
обнаруживаем ее не только в зримом облике
колокольни, но во многом другом, не столь, может
быть, заметном. Снизу вверх вопрошает дьячок
звонаря, и сверху вниз отвечает тому Михеич;
сверху (и не только с пространственной высоты)
оглядывает старый звонарь свое село и свою жизнь;
между небом и землей будут носиться звуки
колоколов – сверху, где горят тысячи звезд, вниз
– к освещенным пасхальными свечами и лампадами
прихожанам и клиру, поющим здесь, на земле,
славословия небу.
Пространство мира рассказа внутренне, пожалуй,
даже не дву-, а. трехмерно; оно раскрывает свое
настоящее содержание в том зримом образе,
который видит с колокольни звонарь: «Внизу,
вокруг церкви, маячили в темноте могилы
сельского кладбища: старые кресты как будто
охраняли их распростертыми руками... Оттуда,
снизу, несся к Михеичу ароматный запах молодых
почек и веяло грустным спокойствием вечного
сна... Что-то будет с ним через год? Взберется ли он
опять сюда, на вышку, под медный колокол, чтобы
гулким ударом разбудить чутко дремлющую ночь,
или будет лежать... вон там, в темном уголке
кладбища, под крестом? Бог знает...» Вчитавшись
повнимательнее, мы неожиданно обнаруживаем это
«третье измерение»: крайние точки той вертикали,
ось которой – колоколенка, а сердцевина –
церковь; есть, с одной стороны, небо, с другой -
лоно кладбищенской земли, могильный покой,
осененный крестом; от него и сейчас «веяло
грустным спокойствием вечного сна». И
приоткрывается символический смысл тревожного
внутреннего вопроса звонаря Михеича. Что
впереди: жизнь близ неба, служение ему, внимание
его знакам и его времени; или печальное (вечное?!)
с ним расставание? Жизнь или смерть? Заметим,
впрочем, как «снизу от земли» доносится не только
«грустное спокойствие вечного сна», но и
«ароматный запах молодых почек». Весна и здесь
пробивается сквозь смерть.
Мы упомянули вскользь о свете в
картине мира рассказа. Еще раз понаблюдаем за ней
отдельно.
Красивая картина. Нужно лишь
внимательно-внимательно ее рассмотреть.
Все потонуло в сумраке, лишь «кое-где мерцают
огни». Свет церкви тут, в земном полумраке,
доминирует: окна ее устойчиво и ясно «светят
огнями». Маленьким и таким несильным огоньком
поднимается снизу вверх фонарик звонаря: «Старый
звонарь Михеич подымается на колокольню, и скоро
его фонарик, точно взлетевшая в воздух звезда,
повиснет в пространстве». Кажется, ей там
совсем-совсем одиноко.
Но еще немного времени, может быть столько,
сколько нужно, чтобы привыкли глаза. И нам
раскрывается удивительная картина: «Тысячи
Божьих огней мелькают с высоты. Пламенный Бог
поднялся уже высоко...»
Слабенький свет фонаря, еле-еле освещающего
колокольню, – и торжественное сияние небесных
лампад. Старческая мысль, вспыхивающая, «как
угасающее пламя, скользя ярким, быстрым лучом,
освещающим все закоулки прожитой жизни». Это уже
о внутреннем свете, который разгорается в душе
Михеича.
Но вот он – урочный час, «и кажется Михеичу, что
ярче вспыхнули в темноте огни восковых свечей, и
сильней заволновалась толпа, и забились
хоругви... И звезды вспыхивали ярче, разгорались»,
отвечал звукам, идущим от самого сердца звонаря.
Так, в самом ярком за все время действия рассказа
свете, и уходит из мира звонарь Михеич.
Окинем взглядом описанную нами картину,
подытожим. Наверное, так, как сделал это сам герой
рассказа:
«Земля, и небо, и белое облако, тихо плывущее в
лазури, и темный бор, невнятно шепчущий внизу, и
плеск невидной во мраке речки – все это ему
знакомо, все это ему родное... Недаром здесь
прожита целая жизнь...»
Знакома ли нам, читателям, эта картина,
которую созерцает герой рассказа Короленко?
Конечно, да. Она настолько проста, что не
узнать ее невозможно, это просто земля и небо,
облако, река, лес это храм Божий, стоящий в самой
ее середине. Что же в ней? Жизнь, ни много ни мало.
Без вычурности, экзотики, – в простоте. Жизнь
русского человека.
Есть в этой жизни внутреннее содержание, которое,
конечно, неизмеримо важнее внешнего, столь
простого, незамысловатого. Не случайно видение
прошлого, того, что уже никаким внешним взором не
окинешь, возникает вслед за этим внешним общим
абрисом мира. Картина мира, как мы уже говорили
выше, размыкается в прошлое.
Что видит в своем прошлом Михеич? Что
подлежит его оценке и какой?
Перед нами раскрывается путь героя.
Вот первый, буквальный еще подъем вверх, на
колокольню, «белокурым мальчонкой», туда, где
играет какой - то особенный ветер, «не тот, что
подымает уличную пыль», другой, «высоко над
землей машущий своими бесшумными крыльями». Это
охваченность восторгом детской, отроческой,
души, перед которой открывается «безграничный»
(«весь»!) мир, и рядом с нею, контрастом,
вторжением настоящего времени, – улыбка старика:
«Так вот – и жизнь... Смолоду конца ей не видишь и
краю... Ан вот она вся, как на ладони, с начала и до
самой вон той могилки, что облюбовал он себе в
углу кладбища...» Милая, но честно пройденная
дорога.
А вот следующая картина. В ней уже он в храме и
теперь не покинет дом Божий. Это удивительный
храм: в нем все живые. Но мы это понимаем: для Бога
мертвых нет, равно и для Церкви – для тех, кто
живет с нею. Перед внутренним взором Михеича (и
перед читателем) проходит череда лиц дорогих,
близких, памятных; «прокручивается» картина
соборной жизни целого мира, в котором было
многое, а как много горького, тяжелого,
неправедного! Не только у него, но и у его
«молодицы», его брата, его отца. И что интересно:
всех их видит Михеич (и «ворога богатого»); со
всеми он вместе, в храме, Богу предстоит. Урок-то
какой: «Вот он сам, цветущий здоровьем и силой,
полный бессознательной надежды на счастие, на
радости жизни... Где оно, это счастие?..» И еще
раз повторенное: «Непосильный труд, горе,
забота... Где оно, это счастие?..»
Какой же ответ есть у старика на этот
горький вопрос?
Самое важное и, может быть, удивительное и
непонятное для современного сознания – то, что
беды, тяготы, несправедливость людская не
вызывают у героя рассказа гнева, злости,
раздражения; нет злой памяти, хотя есть горечь и
есть боль. Не судит Михеич мир и людей – не его
это дело, и он это знает. Оттого и «ворогу» его в
церкви Божией место есть: неправда людская
тяжела, а Божий суд справедлив и страшен.
«Кипит-разгорается у Михеича сердце, а темные
лики икон сурово глядят со стены на людское горе
и на людскую неправду... «Бог вас суди, Бог суди!»
– шепчет старик и поникает седою головой, и слезы
тихо льются по старым щекам звонаря».
Обратим внимание и на то, как снова возникает
мотив времени: через замечательный образ
собравшихся вместе, на одной службе мирян:
«Старенький священник, покойник отец Наум,
«возглашает» дрожащим голосом возгласы; сотни
мужичьих голов, как спелые колосья от ветру,
нагибаются и вновь подымаются…» Хлебное поле
под ветром. Спелый колос, созревший плод,
которому предстоит быть убранному хозяином поля
– и очищенному от плевел. Помните:
...Придет время,
Он отребит свое гумно,
Сберет пшеничное зерно
И в пламя бросит злое семя.(П. А. Вяземский)
Но мотив ветра, колеблющего предстоящий мир,
звучит не только в видении старого звонаря. Ветер
в самом деле приходит в мир и обладает своим
дуновением: это тот, что белокурому мальчонке
казался особенным, не таким, как на земле, где он
вздымает пыль; это он же, проснувшись от
колокольного звона смешивается с летящими
звуками, касается лица, раскачивает колокольню:
«И казалось, старая колокольня дрожит и
колеблется, и ветер, обвевающий лицо звонаря,
трепещет могучими крыльями и вторит: «Христос
воскресе!» Картина такая, будто ангелы – рядом и
это их крылья разносят радостную весть. Так оно,
надо полагать, и есть; не случайно пасхальный
трезвон начинается именно в минуты, когда на
земле поётся (священниками, идущими вместе с
народом вокруг храма): «Воскресение Твое, Христе
Спасе, Ангели поют на небесех, и нас на земле
сподоби чистым сердцем Тебе славити».
Слушает старый звонарь «звуки, поющие и плачущие,
летящие к горнему небу и припадающие к бедной
земле», и кажется ему, что он окружён сыновьями и
внуками, что это их радостные голоса, голоса
больших и малых, сливаются в один хор и поют ему
про счастие и радость, которых он не видел в сове
жизни… И дёргает верёвки старый звонарь, а слёзы
бегут по лицу, и сердце усиленно бьётся иллюзией
счастья». Так, в удивительном единении со всеми,
под радостную весть о победе над смертью со
звуками колоколов, звонящих как никогда, отходит
от мира к Господу душа старого звонаря.
Вопрос к классу: Чем же заканчивается рассказ?
Но разве мы не дали ответа на вопрос? Да,
конечно. Но присмотримся ещё к произведению: как
писатель его завершает? Всмотримся в слово.
«Старый звонарь изнеможённо опустился на
скамейку, и две последние слезы тихо катятся по
бледным щекам…
Эй, посылайте на смену! Старый звонарь
отзвонил…»
В финале рассказа не звучит слово «умер»,словно
смерти и не было; старый звонарь закончил свою
работу и, уставший, «изнеможённо опустился на
скамейку». Закончил свою работу – здесь, на своей
тёмной и тесной колокольне; вместе с тем свершил
свой земной путь. Кончилось и страдание – и слёзы
его действительно последние.
Служение же Богу божьего мира продолжается;
ушедшему на покой звонарю нужен на смену
другой работник.
…В пасхальном небе сияет «Пламенный воз»,
стремится ввысь звёздный поезд, и «совершаются
далеко в горнем мире чудеса…»
PS. В конспект включены размышления, заметки учителя, проводившего этот урок.